Диссертация (1155293), страница 14
Текст из файла (страница 14)
Мейлаха, Волохонский стоит у истоков метафизической поэзии119. В этом утверждении есть смысл сделать акцент на слове «поэзия». Как отмечает другой исследователь: «Творчество Анри Волохонскогомногомерно и весьма непросто для восприятия. Однако именно эта многомерность и отсутствие ложной патетики позволяют насладиться литературой«как таковой», в ее чистом, не отягченном идеологией виде»120.Религиозные произведения Волохонского, безусловно, расширяют стилистическое поле поэзии. И они всецело лежат в рамках иудео-христианскогокосмоса. Так что слова Константина Кузьминского, который характеризовалпоэта как «каббалиста, мистика, знатока Древней Греции и Египта, иудея ихристианина, гениального поэта, автора теософских трактатов и трактатов омузыке»121, говорят скорее о том, что хотело видеть в Волохонском егоокружение. Волохонский, конечно, многое чего знал.
Но в своих мировоззренческих предпочтениях был вполне на определенных позициях.Волохонский занимался библеистикой, перевел на русский язык богослужебные тексты и псалмы122. Как человек, он был в Церкви. А вот местоположение его лирического персонажа можно обозначить как «у церковной118Волохонский А.
Письмо в редакцию // Вестник РСХД, №1, 1975.Волохонский А. Стихи. Публикация и предисловие М. Мейлаха // Часы, №13, 1978.120Безносов Д. Трехкнижие Анри Волохонского // Новый мир, №4, 2013.121Кузьминский К. Анри Волохонский // У голубой лагуны. Антология новейшей русской поэзии, т. 2А.122Богослужебные тексты и псалмы на русском языке в переводе Анри Волохонского. М.: Пробел, 2016.11966ограды».
Герой то заходит в нее, то выходит. И обнаруживает безусловныеэстетические предпочтения во всех вопросах, связанных с выбором, со стратегией поведения. У Волохонского удивительно пластичный язык, его взглядподвижен. И легкая улыбка заменяет иронию.Эстетика, красота христианства позволяет микшировать разрывы между лирическим «я» и автором, поэтому жесткого выбора между верой и творчеством у Волохонского не было.Называя поэтов, чьи лирические герои находились около церковнойограды, мы не можем пройти мимо Александра Величанского (1940 – 1990).Религиозность поэта не вполне прозрачна, но его духовные озарения вызывали и будут вызывать размышления.Величанский, по свидетельству его друга искусствоведа А.М.
Копировского, крестился в небольшом московском храме апостола Филиппа. Онназывал себя церковным человеком, – именно церковным, а не просто верующим.Величанский постоянно перечитывал Библию и стремился в стихах сопрягать библейские смыслы с современностью. В результате появлялись интересные стихи, часто далекие от канонических представлений, но никогдане «антиканонические». Копировский пишет: «Так, дерзновенно «переворачивая» иногда привычное значение евангельских слов и понятий, он парадоксально достигает удивительной духовной глубины (камень у него становится хлебом, – но не во время искушения в пустыне, а будучи уложенным встены псковских храмов).Из этой же глубины «вырастают» и его благоухающие ладаном смолысосны, и море, чьи волны бросаются на колени, а само оно становится «влагой той, что плачет всяк», и многое другое»123.123Копировский А.
Вместо некролога // Православная община, №4, 1991.67Похожие слова можно сказать и об Иосифе Бродском. В одном изпоздних интервью Нобелевский лауреат вскользь говорит о себе: «Я еще тотхристианин»124. Но именно эта фраза показывает, что христианство не былоему безразлично.Как замечает Ю.М. Кублановский, «обусловленный поступательнымдуховным раскрепощением общества, религиозный прилив начала семидесятых годов сказался и в поэзии Иосифа Бродского»125.По мнению литературного критика И.М.
Ефимова, «путь молодогоБродского к христианству был облегчен и сокращен благодаря встрече с Ахматовой. Именно ее православие, пронесенное сквозь ад сталинской эпохи,играло для него роль вергилиева – путеводного – венка». И все же, как подмечает тот же исследователь, «религиозность Бродского-поэта невозможноуложить в рамки какой-нибудь одной ветви исторического христианства: католицизма, православия, протестантизма. Она, в значительной мере, включает в себя и иудаизм, и эллинизм»126.Бродский не раз бывал в пространстве православного храма.
Так, ОлегОхапкин, тесно общавшийся с поэтом до его высылки из страны, вспоминаетв посвященных ему стихах о встречах под куполом Смольного собора: «Тебенебесный брат, оратор вольный, / Тебе мой мирт и лавр с тех пор как Смольный / Собор нас посвятил друг другу. Ты / Забыть не должен гордой высоты,/ Где мы с тобой пред городом и Богом / Стоим и по сей день двойным итогом / Шестидесятых века.
Наш союз / Превыше нас и наших дружныхмуз»127. Собор не был действующим, и Охапкин работал в нем разнорабочим.Многие стихи Бродского на библейские темы являются религиознымистихами. «Антиканоничность» поэт не делает своим знаменем, она проявляется разве что в фигурах умолчания. Но она, тем не менее, присутствует. Об124Копировский А. «Он умер в январе…». Иосиф Бродский // Православная община, №31, 1996.Кублановский Ю.
Поэзия нового измерения // Вестник РСХД №3, 1987.126Ефимов И. Крысолов из Петербурга // Вестник РСХД, №2, 1988.127Охапкин О. Иосифу Бродскому // У голубой лагуны. Антология новейшей русской поэзии, т. 4Б.12568этом говорит Кублановский: «Христос, кажется, не любим поэтом, не признающим Его богосыновства и не боящимся кощунственно отозваться о«Назорее». Новозаветная трехипостасность Творца вне сознания (а главное,веры) Бродского: Творец, ежели существует, то – неделим»128.В поэзии Бродского есть тексты, в которых отражены его религиозныевопрошания.
Они имеют определенный жизнестроительный пафос. Исканиядуши отражены в них в сложной и нестандартной форме. К ним можно отнести, по мнению Ефимова, «Новые стансы к Августе», «Памяти Т. Б.»,«Натюрморт»129.В то же время «лирический герой» часто далек от мировоззренческихинтересов. Поэта интересует не духовная вертикаль, а игра на стереотипахчитательского сознания. Его религиозные стихи эксплуатируют социокультурную реальность. Раскрученные сюжеты на библейские темы становятсяобъектом риторики.
Они расширяют поле поэтического дискурса, хотя, конечно, автор учитывает и то обстоятельство, что библейский ракурс позволяет достигнуть полюса духовного напряжения.Проблема, однако, заключается в том, что у лирического героя нет отчетливо выраженного религиозного ядра, оно размыто. И из-за этого связьпоэта с церковной оградой не очевидна.Не очевидно пребывание внутри церковной ограды и Вениамина Блаженного, написавшего немало религиозных текстов.
Можно согласиться смнением литературного критика И.Б. Роднянской, считающей, что у поэта,«вольного странника духа, чью вибрирующую веру невозможно «догматизировать» (но это несомненно – вера во Христа, или, точнее, вера Христу),128129Кублановский Ю. Поэзия нового измерения // Вестник РСХД №3, 1987.Ефимов И.
Крысолов из Петербурга // Вестник РСХД, №2, 1988.69юродивое слово то и дело как молния сверкает над однообразной равнинойламентаций»130.Лирический герой осваивает нишу девиантного поведения: он выступает то в роли юродивого, то шута. И юродство, и шутовство, как известно,явления смеховой культуры. Однако, по наблюдению И. Есаулова, функциисмеха у них разные131. Если шутовской смех соприроден карнавалу, то шуткиюродивого имеют выход в метафизику, связаны с сотериологией, иначе говоря, со спасением человека.Почитание блаженных Христа ради было развито в православном мире.На христианском Западе юродивые так и не сумели полностью акклиматизироваться.
Их воспринимали в контексте восточного христианства, как реплику гостя из далекой страны132.Вениамин Блаженный ведет своего «убогого» героя на Запад, в гости кевропейским соседям: «Нет, я не много знал о мире и о Боге, / Я даже изцерквей порою был гоним, / И лишь худых собак встречал я на дороге, / Онибольшой толпой паломничали в Рим»133. «Худые собаки», «Рим» - это, конечно, слова не из лексикона православных «калик перехожих». Однако героя Блаженного конфессиональные различия не волнуют.Юродивый Блаженного живет в христианском космосе, не разделенномна конфессиональные перегородки. Поэтому далеко не все жесты поэта существуют в контексте православия. Так, в стихах Блаженного порой возникает протестант, экзистирующий юморист, о котором писал Кьеркегор134.
Этовидно, например, по стихотворению «И не то, чтобы я высотой заколдован отгроба»135.130Роднянская И. Новое свидетельство // Новый мир, №3, 2011.Есаулов И.А. Пасхальность русской словесности. М.: Кругъ, 2004, с. 155 – 185.132Иванов С.А. Блаженные похабы. Культурная история юродства. М.: Языки славянских культур, 2005.133Блаженный В.
[Без названия] // Православная община, №36, 1996.134Кьеркегор С. Заключительное ненаучное послесловие к «Философским крохам». Минск, издательство«И. Логвинов», 2005, с. 597.135Блаженный В. [Без названия] // Православная община, №36, 1996.13170Шутовской колпак, который порой носит герой, заметен в стихах«Дурдом», «Я живу в нищете, как живут скоморохи и боги», «...И в кого же ядолжен теперь превратиться», «Гоголь» и других текстах136.Выход за пределы конфессионально ориентированной модели поведения не мешает Блаженному, тем не менее, поворачивать разговор от шутки ктеологии, от теологии – к смеху сквозь слезы. Он пишет о больной маме, острадающих нищих, кошках, собаках. О себе – неприкаянном и неустроенном.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
