Диссертация (1155243), страница 38
Текст из файла (страница 38)
В городе строго различаются русские и китайскиерайоны: так, в китайский район Фудзядянь русские практически не ходят.Китайцы также не селятся в сугубо русских кварталах. То же самое можносказать и об организации образовательного процесса: русские и китайские дети,студенты, учились, как правило, отдельно.Однако, помимо городского образа жизни, представляющего собойподобие утраченной довоенной русской жизни, был еще и таежный бытЗабияко А.А. Русский город в сердце Маньчжурии: художественный образ Харбина //Русский Харбин: опыт жизнестроительства в условиях дальневосточного фронтира. Указ.изд.
С. 141–143; Аблова Н.Е. КВЖД и российская эмиграция в Китае. Указ. изд. С. 121.556Об этом: Забияко А.А., Эфендиева Г.В. Социокультурный портрет создателей «харбинскойноты» // «Четверть века беженской судьбы…» Художественный мир лирики русскогоХарбина. Указ. изд. С. 39–51; Аблова Н.Е. КВЖД и российская эмиграция в Китае.
Указ. изд.С. 121–125.557Таскина Е.П. Неизвестный Харбин. М., 1994. 192 с., Таскина Е.П. Литературное наследиерусского Харбина // Харбин. Ветка русского дерева. Новосибирск, 1991. С. 3–36;Крадин Н.П. Харбин – русская Атлантида. Хабаровск, 2001. 352 с., Забияко А.А.,Забияко А.П., Левошко С.С., Хисамутдинов А.А. Русский Харбин: опыт жизнестроительствав условиях дальневосточного фронтира: монография. Указ. изд. 462 с.; Мелехов Г.В. БелыйХарбиан: Середина 20-х. М., 2003. С. 68–129; Хисамутдинов А.А. К истории российскогокитаеведения в Маньчжурии // Россия и Китай на дальневосточных рубежах.Этнокультурные процессы в политическом контексте.
Вып. 10. С. 187–207.555174жителей полосы отчуждения. И он весьма отличался от городского уклада. Втайге действовали совсем иные законы и населяли ее совсем иные люди:зверовщики-промысловики, золотодобытчики, искатели женьшеня, егеря ихунхузы. Контакты русского и китайского населения в тайге носили болеетесныйхарактеринеимелистольявногосоциально-классовогоиэтнокультурного различия.
Главным регламентирующим механизмом этихотношений становился «Закон тайги»558.Приступая к художественному освоению чужой страны и населяющих еенародов, русские писатели-эмигранты в Китае осуществляли свои интенцииразнымипутями,взависимостиотхудожественнойустановки,предшествующего опыта, возможностей. Отчетливо различаются образывосприятия Китая и китайцев у тех, кто оказался в Северной Маньчжурии вначале века, до революции и уже после Гражданской войны, в творчестве«старшего» и «младшего» поколения эмигрантских писателей и поэтов, а такжеу «городских» писателей и поэтов (завсегдатаев литературных салонов, студий,творческих объединений) и у художников слова, знакомых с жизнью жителейтайги, их обычаями и нравами из эмпирического опыта, так или иначесвязанных с научным подходом к сбору материала.Писатели, которые начали свою деятельность в Маньчжурии еще задолгодо революции – П.
В. Шкуркин, Н. А. Байков (о них речь шла в п. 2.1) – былине просто художниками слова, а учеными, но в первую очередь – военными,выполняющими определенную миссию в данном регионе. Они воспринималиэти пространства как органичное продолжение дальневосточных территорийРоссийской империи, как сферу интересов своего государства. Соответственно,их образ Китая складывался из объективных научных наблюдений, изученияресурсов, животного и растительного мира.
Знание китайского языка, обычаев,необходимость повседневных контактов с местным населением (П. В. Шкуркин)Об этом: Забияко А.А. «Здесь доминировал “Закон тайги”»: образ Маньчжурии началаХХ в. в художественном сознании дальневосточных писателей (Н. Байков и П. Шкуркин) //Ментальность дальневосточного фронтира: культура и литература русского Харбина:монография. Указ. изд. С. 21–57.558175и таежными обитателями (Н.
А. Байков), сопричастность к нелегким условиямжизни и трудным ситуациям в условиях дальневосточного фронтирасформировали в их творчестве уникальные пространственно-временные образывосприятия (Маньчжурская тайга – священное место, где действуют законысвященного времени), образы восприятия фронтирных религиозных традиций(«Закон тайги», Повелитель Леса и гор, Корень жизни, священные животные ирастения), образы восприятия китайского населения Северной Маньчжурии вовсем его этническом многообразии и этнической самобытности: маньчжуры,монголы, ханьцы; хунхузы 559.
Совокупность форм такого образного восприятиялегли в основу художественной этнографии дальневосточного фронтира 560.Ксожалению,Маньчжурииизреволюционныепротекторатасобытия,РоссиивпревращениеэмигрантскоеСевернойприбежище,последовавшие за этим изменения в государственном статусе КВЖД и полосыотчуждения на определенное время отодвинули в сторону результаты развитияхудожественной этнографии П. В. Шкуркина и Н. А.
Байкова, однако после1920 г. это направление нашло свое продолжение в творчестве все того жеН. А. Байкова, вернувшегося после Гражданской войны снова в Маньчжурию,Забияко А.А. Религиозные традиции дальневосточного фронтира в публикацияхН.А. Байкова 1901-1914 гг. // Религиоведение, 2015. № 1.
С. 160–175; Забияко А.А.Мифология дальневосточного фронтира в сознании писателей-эмигрантов // Религиоведение.2011. № 2. С. 154–170; Забияко А.А., Дябкин И.А. Образ разбойника в контексте «фронтирноймифологии» дальневосточной эмиграции // Символическое и архетипическое в культуре исоциальных отношениях. Пенза; Прага. 2011. С. 170–181; Забияко А.А.
Проза харбинскогописателя Бориса Юльского в контексте художественной этнографии дальневосточногозарубежья // Гуманитарные исследования в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке. 2015.№ 2. С. 91–102; Забияко А.А. Синолог и этнограф П.В. Шкуркин: образ хунхузов ихунхузничества в контексте социокультурных трансформаций и межцивилизационныхконтактов на северо-востоке Китая XIX-XX вв.
// Россия и Китай на дальневосточныхрубежах. Вып. 11. Указ изд. С. 186–196; Забияко А.А., Дябкин И.А. Трансформация сюжетовкитайской мифологии в творчестве дальневосточных писателей 20-40 гг. ХХ в. //Религиоведение. 2013. № 4. С.139–157.560Байков Н.А. В горах и лесах Маньчжурии. СПб, 1915; Шкуркин П.В. Город Хуланьчэн.Очерки из исторического и экономического быта Центральной Маньчжурии. НикольскУссурийский, 1904. 94 с.; Шкуркин П.В. Китайские легенды. Типография г-ва «ОЗО».Харбин, 1921; Шкуркин П.В.
Хунхузы. Харбин, 1924. 138 с.; Шкуркин П.В. Игроки. Харбин,1926. Об этом: Забияко А.А. «Здесь доминировал “Закон тайги”»: образ Маньчжурии началаХХ в. в художественном сознании дальневосточных писателей (Н. Байков и П. Шкуркин) /Ментальность дальневосточного фронтира: культура и литература русского Харбина. Указ.изд. С. 21–57.559176В. Марта, уехавшего вскоре в СССР, Б. Юльского 561.Среди тех, кто стал создавать уже эмигрантскую литературу в Харбине,было много выходцев из южных районов Сибири, Забайкалья, Приамурья,Приморья – тех земель, что были исторически близки к Китаю (например,А. Ачаир, М.
Колосова, В. Март, Б. Бета, семьи В. Перелешина, Л. Андерсен,В. Янковской). Как подчеркивает А. А. Забияко, «вместе с особым “чувствомландшафта” дальневосточные изгнанники принесли с собой в эмиграцию иопыт межкультурной интеграции, характерный для народов, населяющих этитерритории Российской империи. На сибирских и дальневосточных просторах втечение столетий скрещивались пути самых разных народов, обычаев, языков ирелигий,иименноэтоопределилоособуюдуховно-эмоциональнуюнаправленность сознания бывших русских «зауральцев», как их именовали встоличных кругах, и членов их семей к тому, что определяется нами как«фронтирная ментальность» (В. Март, А. Ачаир, Б.
Бета, В. Перелешин имногие другие)»562.Об отражении фронтирного опыта сообщения с китайской культурой иместным населением в эмигрантской литературе (творчестве А. Паркау,А. Ачаира, Б. Беты, Н. Светлова, Н. Щеголева, Ю. Крузенштерн-Петерец;В. Марта, М. Щербакова, Б. Юльского, А. Хейдока, П. Северного и др.)детально написано в работах Ли Иннань, А.
А. Забияко, О. А. Бузуева,Г. В. Эфендиевой, И. А. Дябкина, Е. О. Кирилловой и др. 563 От восприятияОб этом: Забияко А.А. Ментальность дальневосточного фронтира: культура и литературарусского Харбина. Указ изд. 437 с.562Забияко А.А. Меж двух миров: русские писатели в Маньчжурии: монография.