Диссертация (1155196), страница 29
Текст из файла (страница 29)
Моя жизнь, моя молодость, счастьемое, прощай!.. Прощай!..» [Чехов, 1986, т. 13, с. 253].Как ни странно, эта реплика Раневской отправляет нас к саду Плюшкинаиз гоголевских «Мертвых душ». В поэме сад – символ живой души, истиннойнерукотворной красоты, духовности, вечных ценностей. Описанию сада у Гоголя предшествует лирическое отступление, завершающееся словами: «О мояюность! О моя свежесть», которые перекликаются с репликой Раневской, обращенной к саду, что свидетельствует о глубокой символичности этого образа[Виноградова, 2008].
В саду Раневская видит покойную мать в белом платье.Девушка, женщина в белом платье – это канонический образ русской женщины,появившийся в рамках изображения сначала «старинного», а позже «старогодома» «усадебного текста».Заканчивается пьеса осенью – «старый дом» и сад проданы. Усадебнойкультуре суждено было исчезнуть навсегда вместе с «дворянскими гнездами».В этой связи уместно вспомнить трактовку осени христианской культурой:«Весь мир полон символов, и каждое явление имеет двойной смысл.
<…>Осень – символ последнего суда; это время жатвы, которую соберет Христос впоследние дни мира, когда человек пожнет то, что он посеял» [Лихачев, 1967, с.159]. Именно осенью обитатели «старого дома» Чехова лишаются домашнегоочага, сад вырубается, то есть уничтожается красота, поэзия «дворянскихгнезд», сами усадьбы тоже очень скоро станут частью прошлого.143Сад как часть «старого дома» в пьесах Чехова – это в первую очередьсимвол ускользающей красоты эпохи «дворянских гнезд». И.
А. Бунин, считавший себя хранителем памяти о «дворянских гнездах», не воспринимал садисключительно как символ, поэтому не принял последнюю пьесу Чехова, таккак не нашел в ней отражения объективной реальности: «Я думал и думаю, чтоему не следовало писать про дворян, про помещичьи усадьбы, – он их не знал.Это сказывалось особенно в его пьесах – в “Дяде Ване”, в “Вишневом саду”.Помещики там очень плохи… Да и где это были помещичьи сады, сплошь состоявшие из вишен? “Вишневый садок” был только при хохлацких хатах.
И зачем понадобилось Лопахину рубить этот “вишневый сад”? Чтобы фабрику, чтоли, на месте вишневого сада строить?» [Бунин, 1986, с. 360]О тонкости, важности, многогранности, символичности сада в последнейпьесе Чехова писал Вл.
И. Немирович-Данченко: «Было просто недопониманиеЧехова, недопонимание его тонкого письма, недопонимание его необычайнонежных очертаний. Чехов оттачивал свой реализм до символа, а уловить этунежную ткань произведения Чехова театру долго не удавалось; может быть, театр брал его слишком грубыми руками…» [Немирович-Данченко,1952, с. 107]В пьесах А. П. Чехова частью пространства сада становится водоём. Водаможет выполнять разные функции: дарить жизнь, очищение и возрождение, сдругой стороны, вода может принести смерть.
В пьесах озеро связано с идеейвозрождения к новой жизни. Так, Нина стремится попасть к озеру, чтобы покончить со старым, смыть прошлые грехи и начать новую жизнь. Река в рядеслучаев ассоциируется со смертью. В реке, проходящей через вишневый сад,погиб сын Любови Андреевны Раневской, на берегу реки убит на дуэли Тузенбах.Таким образом, в «старом доме» Чехова присутствует оппозиция «озеро/река», противопоставление «возрождения, жизни/смерти».
Следует отметить, что образы озера и реки также неоднозначны. Гармония озера, как и любая гармония ограниченного пространства, иллюзорна, призрачна, она легко144рушится силой из окружающего мира. Река также имеет двойственную природу: с одной стороны, в «Трёх сестрах» на берегу реки погибает Тузенбах, а сдругой – в той же пьесе река рядом с домом Прозоровых характеризуется такими положительными эпитетами, как «широкая», «богатая», «чудесная» [Кондратьева, Ларионова 2012].Таким образом, сад в пьесах Чехова многозначен. Во-первых, образ саданаходится в рамках традиции, сформировавшейся в XIX веке, когда усадебныйсоотносился с образом прекрасного, библейского сада.
Сад воспринимается иолицетворением истинной, естественной красоты, которая, в свою очередь, является константой в творчестве Чехова. Отношение к саду, к деревьям характеризует и глубину того или иного героя, глубину его понимания красоты, идеирода.Дерево как древо жизни. В этом контексте показательна сцена из четвертого действия пьесы «Три сестры», в которой Наташа предлагает спилить старое дерево, так как ночью оно кажется ей очень страшным, пугает ее. Дерево –важнейшая мифологема, соотносимая с «мировым древом».
«С представлениями о “мировом древе” связана, прежде всего, идея вертикального миропорядка»[Кондратьева, Ларионова, 2012, с. 136]. Желая спилить старое дерево, Наташакак бы уничтожает хранителей памяти, связующие звенья между прошлым инастоящим, обеспечивающие стабильность уже очень хрупкого мира усадьбы.Лопахин не способен увидеть красоты сада, а озабочен только тем, что сад поможет стать ему еще богаче. Он способен извлекать пользу, получать прибыль,но не оценить, не почувствовать красоты. Ни один из героев пьесы «Вишневыйсад» не способен совместить эстетическую и хозяйственную функции сада, чтои обрекает его на гибель.
Сад – символ прошлой, ушедшей счастливой жизни,символ дворянства в целом.«Старый дом» в пьесах Чехова населяют очень разные герои, которыхобъединяет внутренняя дисгармония и пустота. Среди действующих лиц особого внимания заслуживают старая няня Марина из пьесы «Дядя Ваня», старая145няня Анфиса из пьесы «Три сестры» и, конечно, старый лакей Фирс из пьесы«Вишневый сад».Анфиса точно так же, как и Марина, связана с идеей уюта, домашнегоочага. Марина и Анфиса являются истинными носителями родовой памяти. Речи Анфисы свойственны слова «чай», «пироги», что можно считать репрезентацией концепта «старый дом», наделенного смыслом «домашний очаг».
Ониследят за тем, чтобы не нарушался уклад, распорядок жизни. Анфиса называетсестёр ласковыми именами – Аринушка, Олюшка. Няня относится к семье Прозоровых с нежностью и теплотой, впрочем, как и они к ней. Несмотря на то, чтомежду ними нет родственных кровных уз, у них есть душевное, сердечное родство, искренняя любовь друг к другу. Анфиса для сестер – это связь с родом,она давно живет, много знает, много видела и помнит. Она знает Прозоровых сюных лет, привыкла заботиться о них, о доме, о распорядке, который складывался десятилетиями. Она очень привязана к сестрам и боится стать ненужной,когда не сможет им прислуживать: «Родная моя, золотая моя, я тружусь, я работаю… Слаба стану, все скажут: пошла! А куда я пойду? Куда? Восемьдесятлет.
Восемьдесят второй год…» [Чехов, 1986, т. 13, с. 158]. В итоге Ольга беретее с собой на казенную квартиру, и это служит каким-то утешением: у Ольгинет больше дома, но есть старая няня, которая продолжает о ней заботиться.Таким образом, внешне кажется, что Ольга помогает старой няне, дает ей дом,но если проанализировать ситуацию, то становится очевидным, что няня нужнаОльге не меньше, поскольку именно она прочно связана в сознании героини со«старым домом», домашним очагом.Фирс – старый лакей из пьесы «Вишневый сад», который был из крепостных и всю свою очень долгую жизнь (ему 87 лет) посвятил службе господам.Служение является смыслом жизни Фирса, и даже «волю», то есть отмену крепостного права, Фирс считает несчастьем, так как она внесла хаос в устоявшийся порядок: «Перед несчастьем тоже было: и сова кричала, и самовар гуделбесперечь.
<…> Перед волей» [Чехов, 1986, т. 13, с. 224].146Слуга помнит о прежнем, процветающем «старом доме», о прежних хозяевах, помнит их традиции и привычки: «Прежде у нас на балах танцевали генералы, бароны, адмиралы, а теперь посылаем за почтовым чиновником иначальником станции, да и те не в охотку идут» [Чехов, 1986, т. 13, с. 235 –236]. Фирс следит за порядком в доме, он беспокоится о нем, несмотря на своюстарость. «Кто подаст, кто распорядится» – вопросы, которые искренне волнуют старика.
Он один из тех, кто готов думать о других, заботиться о ком-то,кроме себя самого, так же, как Марина и Анфиса. С учетом этого особеннострашно звучит последний монолог Фирса, в котором он говорит, что его забыли хозяева, господа, которым верой и правдой служил он всю свою жизнь. Оночень хотел сохранить «старый дом», уют, домашний очаг, традиции, память опредках. И даже в такой горький момент Фирс не эгоистичен, он вспоминает охозяине, беспокоится о нем: «Заперто. Уехали… (Садится на диван.) Про менязабыли… Ничего… я тут посижу… А Леонид Андреич, небось, шубы не надел,в пальто поехал… (Озабоченно вздыхает.) Я-то не поглядел… Молодо-зелено!(Бормочет что-то чего понять нельзя.) Жизнь-то прошла, словно и не жил…(Ложится)» [Чехов, 1986, т.