Диссертация (1155196), страница 15
Текст из файла (страница 15)
С третьей сторонывидны села, деревни и часть города. Воздух свежий, прохладный, от которого,как от летнего купанья, пробегает по телу дрожь бодрости» [Гончаров, 1979, т.5, с. 61]. В саду тоже традиционные образы: аллеи, беседки, запущенные и заросшие пространства. Сад, как и дом, «старый»: его расцвет давно миновал,остался в «старой», уходящей жизни. Это характерно для изображения усадьбывторой половины XIX века.
Как уже ранее отмечалось, сад – это «свое» пространство, часть домашнего мира, но все-таки уже не дом, и степень защиты усада и дома разные: чем дальше от дома, тем больше опасность. Сад – пограничное пространство между «старым домом» и обрывом, за которым следуетрека.С точки зрения мифологии, река может восприниматься как символ потери и забвения; как дорога в страну мертвых; символ преграды, разделяющейдва мира – «свой» и «чужой». Не стоит забывать, что в данном случае речь идет76не просто о реке, а о Волге – символе России. Наличие же обрыва свидетельствует не только о горизонтальном устройстве пространства, но и о вертикальном. Обрыв жизни, обрыв привычного мироустройства.Обрыв, вынесенный в заглавие романа, является не только признакомвертикального устройства пространства, но и своеобразным символом.
Так,«отец Райского велел даже в верхнем саду выкопать ров, который и составлялграницу сада, недалеко от того места, где начинается обрыв» [Гончаров, 1979,т. 5, с. 75]. Он создавал дополнительное препятствие, не допускающее до обрыва: «Никто из дворни уже не сходил в этот обрыв, мужики из слободы и Малиновки обходили его, предпочитая спускаться с горы к Волге по другим скатам иобрывам или по проезжей, хотя и крутой, дороге, между двух плетней» [Гончаров, 1979, т. 5, с.
74].Обрыв – символ грехопадения, вечный библейский мотив, символ разрушительной силы страстей человека, неминуемо приводящих к гибели. Обрыв –«метафора, наполненная глубоким, символическим смыслом» [Тарковская,2006]. Обрыв, как и мрачный, угрюмый старый дом, который ассоциируетсяскорее с домами в Петербурге (противопоставление «усадьба/город»), вносятдиссонанс в это, казалось бы, «райское место» – усадьбу Малиновку.Как и в двух предыдущих романах, в «Обрыве» есть множество бытовыхдеталей, в которых явно читается национальная культура, реальная жизнь внезыблемых традиционных устойчивых формах, где можно обрести себя, силу,волю для движения вперед.В Малиновке есть два дома, называемых условно «старым» (заброшенным) и «новым» (жилым).
Старый мрачный дом контрастирует с жилым, и контраст этот в идиллическом мире Малиновки не случаен. Старый дом в глубинедвора воспринимается окружающими, «как бельмо в глазу». Он «прочно и массивно выстроен», но к моменту повествования уже лишен жизни, о чем свидетельствует заросшее травой крыльцо, «местами забитые окна». Дом, лишенныйжизни, воспринимается как нечто мрачное, серое, «полинявшее». Он замкнут в77себе самом и как бы отчужден от окружающей жизни – это впечатление подчеркнуто «тяжелыми задвижками», которые отгораживают пространство внутри этого строения от подвижного, живого окружающего мира. «Зато на маленький домик с утра до вечера жарко лились лучи солнца, деревья отступали от него, чтоб дать ему простора и воздуха.
Только цветник, как гирлянда, обвивалего со стороны сада и махровые розы, далии и другие цветы так и просились сокна. Около дома вились ласточки, свившие гнезда на кровле; в саду и рощеводились малиновки, иволги, чижи и щеглы, а по ночам щелкали соловьи»[Гончаров, 1979, т. 5, с. 61–62].
Как видим, контраст в изображении двух домовочевиден (антитеза «безжизненность/жизнь», которая реализуется в таких болеечастных оппозициях, как «тень/солнечный свет», «молчание/пение птиц», «серый», «полинявший»/«разноцветный»). Характерно, что в оппозиционные отношения втянуты и пространственные характеристики: старый дом производитвпечатление замкнутого пространства, а новый, жилой, открыт и вписан вокружающий мир («радость и мир жизни»).
Именно он становится основойконцепта «райский уголок». В то же время, исходя из общего контекста рассказанной в романе истории, возникает еще одна ассоциация: заброшенный домсвязан с прошлыми темными тайнами, полными искушений, грехопадений, постоянно напоминая об ушедших, вводя в идиллию Малиновки явный диссонанс, который так важен для понимания глубинных смыслов всего романа.Сам жилой дом, по сути, тоже является старым, что ясно из описания:«Комнатки маленькие, но уютные, с старинной, взятой из большого дома мебелью дедов, дядей и с улыбавшимися портретами отца и матери Райского и также родителей двух оставшихся на руках у Бережковой девочек-малюток» [Гончаров, 1979, т.
5, с. 62]. В интерьере этого дома постоянно употребляется определение «старый»: старая посуда, серебро, мебель. Но коннотация данногоопределения такова, что наряду со «старым» в качестве синонима употребляется «старинный»: старинными пестрыми изразцами выложена печь; «на видукрасовались старинные саксонские чашки, пастушки, маркизы, китайские78уродцы, бочкообразные чайники, сахарницы, тяжелые ложки» [там же]; «бюрос зеркалом»; «кресло, с высокой спинкой рококо» [там же]. И все это, как постоянно подчеркивает автор, перенесено из старого дома.
Таким образом, возникает ощущение преемственности, памяти, связи нынешних обитателей поместья с предками.В доме множество старинных, ценных, с большой историей предметов(посуды, предметов интерьера), что характерно для «старого дома». Предметов,которые переходили от одного поколения к другому.
Хозяйка «старого дома» –двоюродная бабушка Райского Татьяна Марковна Бережкова. Она распоряжалась имением Бориса, доставшимся ему от матери, и, как и многие другие хозяйки «старых домов», «по воспитанию была старого века», а потому «разваливаться не любила, а держала себя прямо, с свободной простотой, но и с сдержанным приличием в манерах и ног под себя, как делают нынешние барыни, неподжимала: “Это стыдно женщине”, – говорила она» [Гончаров, 1979, т.
5, с.62]. О том, что бабушка – истинная хозяйка «старого дома», также свидетельствует и то, что «на поясе и в карманах висело и лежало множество ключей, такчто бабушку, как гремучую змею, можно было слышать издали, когда она идетпо двору или по саду» [Гончаров, 1979, т. 5, с. 63]. Ключ ведет в дом, а значит,владелец ключей – это и есть истинный держатель власти. Мир «старого дома»,созданный бабушкой Татьяной Марковной, – абсолютно патриархальный, счеткой иерархией, в которой каждый знает свое место: «Просить бабушка немогла своих подчиненных: это было не в ее феодальной натуре.
Человек, лакей,слуга, девка – все это навсегда, несмотря ни на что, оставалось для нее человеком, лакеем, слугой и девкой» [Гончаров, 1979, т. 5, с. 64].Татьяна Марковна Бережкова – настоящая барыня, помнящая «старыйдом» молодым, вырастившая и сохранившая капитал пусть даже не родным детям, а племянникам. Она прекрасно осознает, что гарантом продолжения счастливой жизни может выступать приверженность традиционной культуре и79вполне определенным морально-нравственным принципам, законам патриархальности.Даже фамилия героини подчеркивает бережность, верность традициям,национальной культуре, определенному морально-нравственному коду. Ее имяТатьяна переводится с древнегреческого как «устроительница, учредительница», а фамилия Бережкова говорит о том, что она хранит, поддерживает роднойберег молодых героев романа, Бориса Райского, Веры, Марфеньки, место ихсилы, «старый дом», полный старинных вещей, страшных историй, семейныхпреданий.Дом, готовый принять их в самых сложных жизненных обстоятельствах,придает им жизненной силы, как и в романе И.
С. Тургенева «Дворянскоегнездо». Бабушка бережет «старый дом», «…потому что имение небольшое, даи в руках такой хозяйки, как бабушка, лучше сбережется» [Гончаров, 1979, т. 5,с. 60]. Оберегает она и души главных героев, их жизни, их личностную ценность. Таким образом, и ономастикон романа способствует смысловому наполнению концепта «старый дом».Как в «старинном доме» Пушкина и «старом доме» Тургенева, так и уГончарова в «Обрыве», помимо старых жителей, есть и молодые: две юные девушки, живущие в усадьбе, воспитанные бабушкой, в формировании которых,как и положено юным жительницам усадьбы, огромную роль сыграла библиотека: Марфинька «брала изредка кое-какие книги, без всякого выбора: как,например, Свифта, Павла и Виргинию, или возьмет Шатобриана, потом Расина,потом роман мадам Жанлис, и книги берегла, если не больше, то наравне с своими цветами и птицами» [Гончаров, 1979, т.
5, с. 193]. Книги в этой библиотекехотя важны и сами по себе, но являются частью локуса «старого дома», поэтому они тоже имеют признаки старости: «некоторые, постарее и позамасленнее,тронуты были мышами» [там же]. Важно и то, что книги «уцелели» во всехжизненных испытаниях, выпавших на долю дома.80Герой романа Борис Райский, молодой человек, поживший в Петербургеи вернувшийся назад в усадьбу, осознает в конце концов, что «старый дом»имеет будущее, если во главе его стоит дворянин, подобный Тушину. Автор характеризует его как «простую, русскую, практическую натуру», как «хозяиназемли и леса», «первого дюжего работника» «и вместе распорядителя и руководителя судеб и благосостояния» обитателей поместья [Гончаров, 1980, т.