Диссертация (1155150), страница 24
Текст из файла (страница 24)
Иткинд назвал своедетище «душой тополя», готовой вырваться из «древесного плена».Поэтическим сознанием автора каждая деталь истории наделенасимволической значимостью. Казахский орнамент на глиняном блюде – это«изумительная прямая линия» истории от гомеровских времен к сегодняшнемудню. Именно в связи с орнаментом возникает ассоциация-притча, которуюрассказчику поведывает художник Теляковский:«Вы знаете древнюю притчу о гонцах? - спросил он меня. - Ну, о людях,передающих огонь из рук в руки? Нет? Ну, бежит человек с факелом, бежит икогда уже рушится от усталости, то его факел на лету подхватывает другойи снова бежит, бежит и так дальше, дальше.
Так вот, эти орнаменты - тожефакелы. Даже и не поймешь, с какого времени они добежали до нас» [Гонцы].Эта притча – идейная эссенция всего сборника, и она же по принципугерменевтического круга поясняет первый, авторский вариант заглавия –«Гонцы».Сборник открывается воспоминанием рассказчика о замечательномхудожнике Хлудове, который за 40 лет своей творческой деятельностифактически превратился в миф: все знали о его существовании, но никто не могвосстановить детали его жизни:Пожилой человек прожил лет пятьдесят в одном и том же месте, имелсвой дом, был знаком с доброй половиной города. И вот ничего! Ничегодостоверного! Одни анекдоты и сплетни.
И непонятно с чего начинать.117Долгое время Хлудов был единственным художником Алма-Аты.Рассказчик поясняет, что город много лет жил бытом, а Бытия – культурного,эстетического, метафизического – не знал.Одним словом, город работал, торговал, пел, пил, ел, танцевал,воспитывал детей, сочинял стихи и прозу, ходил в паноптикум и вэлектротеатр, в нем жила уйма мастеровых, торговцев, чиновников, купцов,городовых - и только вот художников в нем не было совсем.Рассказчик резюмирует, что единственное, что в городе рисовали – этовывески.Несмотря на то, что Хлудов посвятил своему краю более сорока лет жизни,газеты обходили его молчанием. Землемер-преподаватель не интересовал алмаатинских редакторов.
Автор комментирует: «Искусство на семиреченской почвене прорастало». Алма-Ата здесь предстает казенной, чиовничьей, купеческой. Еехудожественная ипостась еще не проявлена.Главная черта, отмечаемая автором в Хлудове, - это его полнаяпогруженность в жизнь. Художник не стремился к зарисовке «праздничныхэтюдов», его питала жизненность ощущений.Именно Хлудов открыл художественную школу-студию, с которой изародилось высокое изобразительное искусство Алма-Аты.
В 1928 году былаорганизована первая передвижная выставка Казахстана, которая путешествовалапо стране на верблюдах. В 30-е годы был сформирован Союз художников.Хлудов, по мнению рассказчика, дал точку отсчета всему последующемукультурному движению Алма-Аты.Особые отношения связывают рассказчика с Иткиндом, художником искульптором, «сотканным из противоречий». Эксцентричный и вдумчивый,заряженный жизнью и одновременно тихий перед лицом искусства, он умелвидеть в грубой материи саму душу предмета.Важную роль в раскрытии его характера играет вставочный рассказ о том,как художник пытался проникнуть в рай, но был разоблачен ангелами иниспослан в ад. Знаменательно, что Небесное Царство в рассказе Иткинда118«построено» по образу и подобию социалистического государства.
Там обитают«проницательные и злые ангелы», имеется «следователь по потустороннимделам», ежедневно происходит «раскол» грешников. Художники для ЦарстваНебесного – отступники и грешники, и «непорочные ангелы» их не терпят.Другое дело – черти, с которыми у людей искусства намного больше общего.Сам себя Иткинд называет «ахером», т.е. «отверженным». Вот так и оказывалсяИткинд в аду из рассказа в рассказ.Но пребывание в мифологическом аду – не конечное состояниеХудожника. Ад, по его мнению, тоже временен. Надвременна земная жизнь, вкоторой необходимо что-то оставить после себя.
Иткинд дарит рассказчику своюпосмертную маску. Выпуклая, одноглазая, с отсутствующим выражением лица,она символизирует смерть и жизнь одновременно: на щеках и подбородкехудожник поместил утробных телят.Сама комната Иткинда воплощает две души, на первый взгляднесовместные: в ней соседствуют дерево, гипс и глина. Темы жизни и смерти,страдания и искупления глубоко волнуют художника. Об этом говорят названияего работ: «Освенцим», «Убитый ребенок», «Умершая», «Душа дерева».
Авнутри комнаты – другая жизнь, украшенная голубыми проволочными цветами.В первую встречу с рассказчиком Иткинд – остро нуждающийсяхудожник, мечтающий попасть со своими пьесами в ТЮЗ. И вновь своижизненные обстоятельства он поясняет мифом о самом себе, рассказом онечистой силе, которая забрасывает его в разные места и отводит от негоистинных друзей. Это была «сказка о заколдованном художнике», который весьбыл проникнут светом и смехом.Еще один эпизод, доказывающий способность Иткинда неживое обращатьв живое, – это работа художника над бюстом Шекспира. Иткинд выбирает дляработы самую непримечательную гравюру Шекспира из Энциклопедии,которую рассказчик считает «единственно достоверной». Но бюст получаетсяслишком «непривычным», и от него отказываются.
В очередной раз звучитмотив отрицания истинного.119Рассказчик называет Иткинда «очарованным странником» нашего времении говорит, что его жизнь была бы «самой отсутствующей книгой» в истории:книгой о человеке, который вечно радовался.Еще одно удивительное событие в жизни автора – знакомство стеатральным художником В. В. Теляковским.
Впервые герой видит его картину,выстроенную вокруг степной песни акына:Акын сидел на холме, он пел и слегка раскачивался в такт своей песне. И сэтого неосознанного, но широкого движения начиналась вся ритмическая линиякартины, изгибы травянистых холмов, поворот могучей шеи верблюда, линияголов слушателей. Песня как бы лепила формы, создавала видимость. И все наэтой картине было оркестровано в ее ключе. Даже овцы - волнистые спины ихбыли тоже ее частью. Под стать ей была и палитра художника- зеленоватыйтонкий свет луны, прозрачная чернота неба, темная листва дерева с синевой ипрозеленью, неяркое свечение меха и малинового бархата на опушках и верхахказахских шапок.Рассказчик вдумывается в увиденное и приходит к выводу, что ее сила – втихом и незаметном преображении человеческой души."Искусство - это чувственное и непосредственное познание истины",написал раз Белинский, и этой мысли в картине посвящено все.Повествовательвспоминает,чтохудожественнаякосмогонияТеляковского – это космогония света и солнца.
«Солнце горит на добром десяткеполотен Теляковского».Еще один алматинский художник, преображающий душу зрителя – этоКалмыков, человек, приводящий всех вокруг «в легкое замешательство».Люди останавливались и смотрели. Мимо них проплывало что-тосовершенно необычайное: что-то красное, желтое, зеленое, синее - все влампасах, махрах и лентах. Калмыков сам конструировал свои одеяния и следил,чтобы они были совершенно ни на что не похожи.Сам Калмыков объяснял, что он живет и одевается не для людей, а дляГалактики:120Вот представьте-ка себе, - объяснял он, - из глубины вселенной смотритмиллион глаз, и что они видят? Ползет и ползет по земле какая-то скучнаяодноцветная серая масса - и вдруг как выстрел - яркое красочное пятно! Это явышел на улицу.Его работа со стороны кажется небрежной.
В то же время онанесвоевременна, футуристична, непонятна абсолютному большинству зрителей.Это проиллюстрировано на уровне диалога Калмыкова с «культурнымдядечкой», свидетелем которого стал рассказчик. Автор проводит параллельмежду истинным художником и псевдоценителем, не способным увидетьнастоящее искусство. Его (псевдоценителя) вывод поверхностен:Да, при нас так не малевали. При нас, если и рисовали, то хотелось еговзять, съисть, что яблоко, что арбуз, что окорок, а это что? Это вот я, когдадень в курятнике не приберусь, у меня там пол такой же!Рассказчик говорит о том, что подобных «вежливых дядечек» большинство, и многие из них – члены Союза Художников. Вот что пишут огениальном творце коллеги по выставке:Однако есть на выставке один уголок, вызывающий досадное недоумение.Это уголок работ Калмыкова Сергея. Бездушный схематизм его совершенно невызывает никаких эмоций и по содержанию представляет из себя невероятнуюпутаницу. В его «Трибуне-памятнике» с одной стороны весьма неудачностремление создать до наивности величавый памятник трибуну, с другой полнейшая профанация замысла художника, какие-то нелепые фигуры, одна изкоторых по развязности похожа на комивояжера, нелепо размахивающегоогромными пустыми чемоданами.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
