Автореферат (1154427), страница 6
Текст из файла (страница 6)
Wiesbaden: Harrassowitz , 2004.28точников древнеегипетской мысли, является отсутствие нарратива в тех егофрагментах, что относятся к проблеме тео- и космогенеза: текст гимна строится как собрание многочисленных эпитетов Амуна, выраженных в формегрупп причастий, среди которых можно обнаружить и относящиеся к его демиургическим функциям.
При этом одна их часть включает в себя традиционные титулы солярного демиурга, характерные для гелиопольского теокосмогонического мифа (в частности, nb MAat («владыка Маат») - традиционныйтитул Ра), а другая – вводит в лексикон древнеегипетской предфилософскойтрадиции значительно более абстрактные категории, характеризующие уникальность статуса Амуна не только как верховного божества, но и демиурга(wa waw – «один-единственный»).
Кроме того, обращает на себя внимание то,что для характеристик создаваемого универсума также используются нетолько традиционные наглядно-эмпирические образы, связанные с различными характеристиками мира природы, но и гораздо более абстрактные категории, в первую очередь, «бытие» или «сущее» (wnnt)26. Вместе с тем содержательная и формально-образная связь этого текста с традиционными образцами египетского теокосмогонического мифа и, в первую очередь, с гелиопольской моделью теокосмогенеза, всё ещё достаточно сильна, что позволяетговорить о том, что эта новая и более высокоспекулятивная модель теологической мысли органично ассимилировала в себя ряд важнейших положенийпредшествующей традиции.Во втором параграфе («Теокосмогоническая проблематика втекстах амарнского периода: отрицание традиции или развитие дискурса?») рассматривается теокосмогоническая проблематика в источникахамарнского периода, являющегося, безусловно, главным событием в историидревнеегипетской религии и духовной культуры эпохи Нового царства.
Важно отметить, что среди религиозных и светских источников этой короткой,но исключительно важной эпохи мы не обнаруживаем собственно теокосмо26P. Boulaq 17 6.2-3 (Luiselli, III, 26-27 (S. 72-73)).29гонических текстов или хотя бы достаточно обширных пассажей, так илииначе относящихся к теме космо- и теогенеза: Атон, новое «гелиоморфное»божество амарнской религии и теологии, представлен в основных её источниках прежде всего не с позиции его созидательных действий в изначальномпрошлом (то есть истории творения универсума), а с акцентированием внимания на нынешнем состоянии мира и того центрального, всеохватывающегоположения, которое он в нём занимает. Разумеется, в этом можно усматривать вполне логичный в данном случае сознательный отказ новой религиозной парадигмы от поставленных ею самою вне закона традиционных теологических концепций (в первую очередь, фиванской теологии Амуна-Ра), однако глубинная связь её с традиционными египетскими солярными культамидавно уже является общепризнанным фактом, не вызывающим возраженийсостороныведущихотечественныхизарубежныхегиптологов-религиоведов.
При этом даже в обрывочных упоминаниях о демиургическихфункциях Атона, содержащихся в знаменитом «Большом гимне», нельзя незаметить выраженного акцентирования на наглядно-эмпирические, самоочевидные его предикаты, непосредственно связанные с той ролью, которуюсолнечный свет играет в мире живой и неживой природы. Эта деталь, безусловно, была призвана ещё более явственно продемонстрировать размежевание новой религии и теологии со своим главным теоретическим оппонентом в лице фиванской теологической традиции с её высокоспекулятивнымлексиконом и постоянными упоминаниями о «сокрытости» и «потаённости»Амуна, чьё доминирующее положение в общей структуре мироздания определяется как раз через своеобразное «раскрытие» этой «потаённости» средствами спекулятивного теологического дискурса.Третий параграф («Универсализм, пантеизм и теологический синтез: теокосмогоническая модель Лейденского гимна Амуну-Ра (папирусLeiden I 350)») посвящён анализу фрагментов теокосмогонической проблематики, входящих в состав так называемого Лейденского гимна Амуну (Pap.30Leiden I 350)27, второго важнейшего источника фиванской теологии эпохиНового царства, письменная фиксация которого относится к XIII в.
до н.э.Этот текст необходимо рассматривать как ключевой источник теокосмогонического содержания во всей древнеегипетской мысли этого периода, так как,во-первых, в отличие от Каирского гимна, теокосмогоническая тематикапредставлена в нём гораздо более широко, не ограничиваясь лишь отдельными причастными «именными формулами», а, во-вторых, потому, что, включив в себя как основные достижения теологической мысли, уже изложенныев Каирском гимне, так и реакцию на шок от событий амарнской эпохи, онвводит в семантическое поле древнеегипетской мысли целый ряд принципиально новых категорий и образов, тесно связанных с коренными изменениями во всей духовной культуре этого периода как в самом Египте, так и в восточно-средиземноморском регионе в целом.Первая группа фрагментов теокосмогонического содержания, первоначально входивших в корпус из 26 «глав» (Hwt) гимна, посвящена демиургическим предикатам Амуна.
Важно отметить, что здесь, точно так же, как и вКаирском гимне, отсутствует характерный для более ранних источников мифологический нарратив: пассажи теокосмогонической проблематики представляют собой либо группы причастий (как и в Каирском гимне), либо построены в форме обращений к Амуну. Именно уникальность Амуна, позволяющая лишь ему выступать в качестве демиурга, подчёркивает, в частности,формула «один-единственный» (wa waw)28, хорошо известная ещё по Каирскому гимну. Здесь она оказывается вписанной в более широкий контекстэпитетов, проводящих всё большее онтологическое различение между творцом и сотворённым им универсумом, причём эта дистанция оказывается каквременной, так и пространственной29. Апофеозом этой новой тенденции становится обширный фрагмент гимна, выражающий своеобразную диалектику27См.: Zandee J.
De hymnen aan Amon van papyrus Leiden I 350. – Leiden: Rijksmuseum van Oudheden, 1947.P. Leiden I 350, 2, II Zandee.29Ibid., 3-4, V; 22-26, III, Zandee.2831имманентности и трансцендентности в природе Амуна, где последняя всё жеявно превалирует над первой30; этот выход за пределы эмпирического, чувственно-постигаемого мира необходимо рассматривать как важный признактрансформации первобытного мифа с его ярко выраженными «мироощущенческими» образами в первые промежуточные формы на пути его превращения в философский дискурс.
Ещё одна важная деталь, явственно обозначенная в тексте гимна – это пантеистические черты в природе Амуна, трансформирующиеся в оригинальную и не встречающуюся ранее модель «всеегипетской триады» богов (Амун, Ра, Птах)31, что стало естественным следствиемжёсткой «ломки» амарнского периода, после завершения которой требовалось показать преимущества мирного, эволюционного развития и сосуществования основных направлений египетской религиозно-теологическоймысли. Наконец, последним из фигурирующих в тексте гимна важнейшихдемиургических предикатов Амуна становится его прямое отождествление сфундаментальнойдлявсегоегипетскогомировосприятиякатегорией«Маат»32, в чём явственно прослеживается влияние формирующихся именнов этот период ценностей так называемой «этики личного благочестия».В конце главы излагаются промежуточные результаты исследования.
Автором показано, что и в эпоху Нового царства гелиопольская солярная теокосмогония продолжала сохранять своё влияние и авторитет в рамкахдревнеегипетской мысли. Это выразилось, в частности, в теокосмогонической проблематике источников амарнской эпохи, которые в своей «гелиоморфной» наглядности вполне вписываются в канву традиционного солярного теокосмогонического мифа и решительно не могут рассматриваться каккачественно новый шаг в его развитии. Вместе с тем подобный шаг происходит именно в эту эпоху, и связан он с возникновением и развитием фиванской теокосмогонической модели, которая, несмотря на очевидное влияние30Ibid., 12-21, IV, Zandee.Ibid., 21-26, IV, Zandee.32Ibid., 27, I - 1, II, Zandee.3132гелиопольского теокосмогонического мифа, вывела египетскую теокосмогоническую мысль на качественно иную ступень развития – как с точки зренияабстрактности используемого лексикона, так и с позиций характеристик самого процесса теокосмогенеза, существенно отличающихся от таковых втрадиционном теокосмогоническом мифе.
Квинтэссенцией этого развитиястали, безусловно, фрагменты теокосмогонического содержания в Лейденском гимне Амуну – хронологически самом позднем источнике фиванскойтеологической мысли этой эпохи.В четвёртой главе («Древнеегипетская теокосмогоническая модель: нормативы предфилософского дискурса в контексте генезиса философии») анализируется феномен предфилософии как формы духовнойкультуры древнего человека, его роль в процессе генезиса философии с точки зрения мифогенной концепции возникновения философии, определяютсяформы и содержание предфилософских категорий, связанных с первымипромежуточными звеньями в эволюции традиционного мифологическогомировоззрения в философский дискурс, а также затрагивается вопрос о специфике общекультурных и мировоззренческих факторов, определивших генезис философии в восточно-средиземноморском культурном ареале.
Еёпервый параграф («Творец: солярная природа и многообразие персонализаций») посвящён персонификации и основным чертам демиурга в древнеегипетских теокосмогониях в их историческом развитии. Важнейшим моментом здесь является основополагающая роль гелиопольской солярной теокосмогонии во всей этой эволюции: именно она определила по преимуществу солярную природу творца как в самой этой хронологически первой мифологической модели, так и в остальных важнейших концепциях теокосмогенеза в древнеегипетской мысли (мемфисская, гераклеопольская, теокосмогонические фрагменты амарнских текстов). Исключение составляет лишьфиванская теокосмогония эпохи Нового царства, где Амун в качестве демиурга хотя и наделяется вполне традиционными «именными формулами» тра-33диционных египетских солярных божеств, и, прежде всего, Ра, но обладаетвместе с тем совершенно иной природой, коренным образом отличающей егоот созданного им универсума.Второй параграф («Творение: онтология и этика в структуре теокосмогонического процесса») четвёртой главы посвящён теме, которая ужев рамках исторического обзора эволюции древнеегипетских теокосмогонийбыла отмечена как одна из наиболее примечательных черт египетского космогонического мифа, а именно неизменному включению в его состав предфилософских категорий не только онтологического (что характерно для любой древней теокосмогонии), но и этического характера.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
