Автореферат (1154427), страница 9
Текст из файла (страница 9)
«Единое» вданном случае предшествует «многому» не просто генетически (скажем, посредством собственного старшинства в хронологии теокосмогоническогопроцесса, развёрнутые описания которого в «спекулятивной теологии» вообще отсутствуют), но онтологически: оно обладает качественно иным, болеевысоким по отношению к нему статусом.43Итак, предфилософская рефлексия, осуществляемая в рамках «спекулятивной теологии», хотя и не наделена была свойством рациональнокритического отношения к традиционному мифу и, не будучи, в отличие оттеогонии Ферекида или Гесиода, формой выражения духовных исканий индивида (автора), всё же при этом точно так же, как и они, «становится и учением о мире в его внутренней связи и развитии, или первой онтологией»41.Выход за рамки чувственного опыта, конструирующего «жизненный мир»человека в его «мироощущенческой», традиционно-мифологической парадигме, в область умопостигаемого делает её важным элементом в многообразном и сложном ряду тех самых «переходных форм» духовности древнегочеловека, которые служат связующим звеном между первобытным мифом истановящимся философским мировоззрением.
Религиозная метафизика фиванской «спекулятивной теологии» представляет собой один из хронологически наиболее ранних (XV-XIII вв. до н.э.) образцов предфилософского сознания, которое, реализуясь в смысловом поле религии и теологии, тем не менее, выделяется из него концептуально, делая, таким образом, первый шаг напути размежевания предфилософии и первобытного мифа.Основной темой шестого параграфа (««Локальное» и «универсальное» измерения: «спекулятивная теология» в рамках историкофилософского процесса») является феномен «спекулятивной теологии» вконтексте «локального» и «универсального» измерений мирового историкофилософского процесса. Автор, прежде всего, обращает внимание на две детали, связанные с возникновением и развитием фиванской «спекулятивнойтеологии».
Первая из них – то, что с её окончательным формированием (XIIIв. до н.э.) фактически прекращается процесс дальнейшей эволюции древнеегипетских теокосмогонических моделей: на протяжении последующих веков, вплоть до эпохи эллинизма, в египетской религии и мифологии используется либо выработанная в её рамках концепция «вселенского божества» (по41Цит. по: Ibid., С. 522.44терминологии Я.
Ассмана), либо воспроизводятся более ранние, традиционные «мифо-теологические» модели (в том числе и в рамках общекультурныхтенденций архаизации). Вторая заключается в том, что, в отличие от своихраннегреческих аналогов, фиванская «спекулятивная теология» возникает нев рамках «светского» направления предфилософской духовности, но, напротив, зарождается в тот период и в том месте, где тенденция к «профессионализации» жреческой прослойки в египетском обществе была чрезвычайносильна. Следовательно, «спекулятивная теология», будучи в формальном отношении продуктом теологического творчества наиболее характерных носителей ценностей традиционного мифологического мировосприятия, при этомкак с формальной, так и содержательной точки зрения существенно от этихценностей отходит, выступая в качестве первого «переходного элемента»между первобытным мифом и зарождающейся философией, как важнейшаяформа предфилософского дискурса, функционирующая в рамках и категориях религиозного сознания.Феномен «спекулятивной теологии» хотя и имеет много общего с«универсальным измерением», свойственным всем предфилософским традициям древности (ибо, будучи хронологически наиболее поздней древнеегипетской теокосмогонической концепцией, формируется в значительной степени на основе кумуляции предшествующих «мифо-теологических» моделейи последующей рефлексии, а также благодаря тому, что подобный феноменбыл – пусть и не в абсолютно аналогичном варианте – известен и в другихпредфилософских культурах, в первую очередь, в архаической Греции), всётаки больше соответствует второму, «локальному измерению» историкофилософского процесса.
Трансформирующаяся рефлексия духовных оснований классического мифа без элементов его конструктивной критики – вотважнейшая особенность древнеегипетской «спекулятивной теологии» в еёотличии от раннегреческих аналогов, без сомнения, относящаяся уже исключительно к «локальному» её социокультурному измерению. Безусловно, что45миф, представленный в дискурсе фиванской «спекулятивной теологии», даженесмотря на «аддитивный» её характер, уже существенным образом отличается от классического, первобытного мифа ранних «мифо-теологий», чтонаиболее ярко иллюстрирует именно её теокосмогоническая тематика с полным отказом от мифологического нарратива.
Однако эта модель включения«смыслообразов» классического теокосмогонического мифа (в первую очередь, гелиопольской солярной теокосмогонии) в новую теоретическую парадигму совершенно лишена даже отдельных элементов критичности, не говоря уже о грубом отрицании этих концепций.
По мнению автора, в этой важной особенности нужно в первую очередь усматривать влияние на формирование фиванской «спекулятивной теологии» событий амарнской эпохи.Именно эта особенность фиванской «спекулятивной теологии» и определилаво многом её последующую судьбу и место в общей картине становленияпредфилософской и раннефилософской мысли в Восточном Средиземноморье – в первую очередь то, что она в итоге не только не трансформироваласьв полноценный философский дискурс, но и, как уже было указано ранее, сконца XIII в.
до н.э. перешла в состояние внутренней стагнации, продолжавшейся вплоть до эпохи эллинизма. На фоне духовных и социальных потрясений эпохи Амарны вкупе с постоянным усилением начиная с XIII в. до н.э.азиатского культурного компонента в общей структуре египетской религии,именно ярко выраженная консервативная линия, осуществляемая, к тому же,в чётких рамках разделения культурных и социальных сфер «светского» и«сакрального», оказалась наиболее значимой.Однако при всей своей культурной консервативности (прежде всего, вотношении к внешним духовным влияниям) и преимущественно негативному отношению к критически-жёсткой, «революционной» модели развитиятеологического дискурса, вызванной событиями амарнского периода, «спекулятивная теология» одновременно предоставляет носителю своих ценностей гораздо более значительную свободу духовного творчества, нежели46традиционные «мифо-теологические» модели.
Наложенная на нравственныестандарты этики «личного благочестия», подразумевающие не только единоличную ответственность человека за свои мысли и поступки перед лицомбожества, являющегося её основным экспонентом, такая форма духовноготворчества одновременно предоставляет своему субъекту огромное полевнутренней свободы, совершенно немыслимой в рамках традиционного мифотворчества. В этом своём «универсальном» аспекте она в значительнойстепени соответствует целому ряду признаков, характерных для предфилософского и раннего философского дискурса эпохи «осевого времени» К.Ясперса, хотя и опережает её верхнюю хронологическую границу на 400 лет.Вместе с тем, формулировка, гласящая, что «сознание осознавало сознание,мышление делало своим объектом мышление»42, здесь срабатывает далеко нев полной мере.
Человек в системе ценностей «спекулятивной теологии» ищетисточник собственной духовной опоры и, как следствие, уверенности в завтрашнем дне, не в самом себе, а в трансцендентном божестве, и именно оно,а не сознание и внутренний мир индивида, вполне логичным и естественнымобразом становится главным объектом этой рефлексии. Она, естественно, неявляется всецело философской в случае, если мы примем за основание тезисВ.С. Стёпина о том, что, в отличие от предфилософских компонентов мифа,ей предшествующих и служащих её основанием, собственно «философия женачинается тогда, когда осуществляется рефлексия над мировоззренческимиуниверсалиями культуры.
В этом процессе универсалии культуры из неосознаваемых оснований деятельности, поведения и общения становятся особыми предметами изучения. А так как сознание в любые эпохи развивается всоответствии с доминирующими смыслами универсалий культуры, то в философской рефлексии оно анализирует и оценивает свои собственные основания»43.42Цит. по: Ясперс К. Смысл и назначение истории. – М.: Политиздат, 1991.
– C.32.Цит. по: Степин В.С. Мировоззренческие универсалии как основание культуры. // Универсалии восточных культур. – М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН , 2001. – С. 18.4347В конце главы излагаются промежуточные результаты исследования. Проанализировав предфилософскую составляющую теокосмогонического мифа через три формальных критерия, а именно спецификацию образатворца, различные модификации процесса творения, а также свойства и характер лексикона теокосмогонического мифа, автор выделяет в структуре иисторическом развитии египетского теокосмогонического мифа две основные стадии, обозначенные как «мифо-теология» и «спекулятивная теология».Последняя из них, представленная фиванской теокосмогонической модельюэпохи Нового царства, может быть рассмотрена в качестве важной переходной формы от традиционного мифа к становящемуся философскому дискурсу, процесс генезиса которого, однако, в древнеегипетской мысли так и оказался незавершённым – в отличие от раннегреческой традиции.
Аналитикатрадиционного мифа в рамках фиванской «спекулятивной теологии» не приобрела ярко выраженного критического оттенка, столь характерного для раннегреческой мифопоэтической традиции с её ярко выраженным культурными историческим феноменом авторства. Основную причину этого следуетусматривать в специфике категорий духовной культуры этих двух традиций:применительно к древнеегипетской мысли и её теокосмогоническим моделямв качестве структурообразующей категории такого характера выступает фундаментальная для всего египетского мировосприятия категория «Маат» (миропорядок, справедливость, истина), традиционно связанная с проблемнымполем солярной религии и теологии.В Заключении подводятся итоги диссертационного исследования. Наосновании историко-философского анализа эволюции египетского теокосмогонического мифа было сделано серьёзное научное открытие, существеннодополняющее традиционную модель мифогенной концепции генезиса философии в её связи с рефлексией ряда категорий культуры в культурноисторическом ареале Восточного Средиземноморья.