Диссертация (1154422), страница 61
Текст из файла (страница 61)
Для «исторических новелл» этиподзаголовки локализуют действие в определенном месте и времени, кпримеру, в XVI веке или в VI веке. У первой попытки историческогопроизведения – «Под Старым мостом» подзаголовок отсутствует, носуществует эпиграф из Тютчева:…Тогда густеет ночь, как хаос на водах,Беспамятство, как Атлас, давит душу…Лишь музы – девственную душу…В пророческих тревожат полуснах.Эпиграф акцентирует внимание на «девственной душе» - какподчеркивают комментаторы первого издания этого рассказа, цитата изТютчева намеренно искажена: вместо «давит сушу» Брюсов пишет «давитдушу»406. Тем самым автор подчеркивает, что для него важен сюжетдевственной души, потрясенной любовью и не способной к радикальномуизменению своей жизни.Рассказы, действие которых отнесено к условному настоящемувремени, в подзаголовках акцентируют внимание на «чужом слове»: так, «Взеркале» обозначается как рассказ «из архива психиатра», «Теперь, когда япроснулся» - «записки психопата», «Мраморная головка» - «рассказбродяги», «Первая любовь» - «признание приятеля», «Защита» - «святочный406Брюсов В.Я.
Повести и рассказы. – М.: Советская Россия, 1983. – С. 342.332рассказ», «Сестры» - «из судебных загадок». Из сборника «Земная ось»только «Бемоль» имеет подзаголовок, не несущий в себе оттенков «чужогослова» - «из жизни одной из малых сих», и то эта библейская цитатасодержит в себе отсылку к традиции описания «маленького человека» врусской литературе.Таким образом, весь сборник «Земная ось» представляет собой набормалой прозы в различных жанрах: Брюсов, не отрицая эклектичной истилизаторской природы этого сборника и даже подчеркивая ее в своемпредисловии, прибегает к различным инструментам миромоделирования.Для рассказов, погруженных в настоящее время, актуальна идея двоемирия ипроницаемой границы между мирами.Для будущего времени – новелл-антиутопий – общим сюжетомстановится катастрофа, губящая принятый миропорядок, и рассказы приразличии обрисованного в них мира сводятся к сюжету победы Хаоса надКосмосом.
Их подзаголовки также акцентируют внимание на «чужом слове»:«Торжество науки» имеет подзаголовок «записка посещения Теургическогоинститута», «Восстание машин» - «из летописей ***-го века», «РеспубликаЮжного Креста» - «статья в специальном выпуске «Североевропейскоговечернего вестника», а «Последние мученики» - «Письмо, не дошедшее поадресу и преданное сожжению рукой палача».Валерий Брюсов в прозаических опытах, таким образом, как бы«отгораживается»отавторстваэтихпроизведений,выступаявраспространенной для русской литературы роли «псевдо-издателя» текста.При этом в небольших рассказах отсутствует «предисловие от издателя»(предпосланное, к примеру, «Огненному ангелу»): автор в нескольких словахобозначает жанр текста как «летопись/повесть/рассказ/записку» и пр.Если обобщить формулы новелл Валерия Брюсова, то символомпрошлого становится несчастная любовь, настоящего – путешествие междумирами, будущего – катастрофа и хаос.
Эти эстетические поиски находились333вполне в русле философских исканий символизма как более широкоготечения. Общее, что в философском плане объединяло всех русскихсимволистов – выход за рамки рационалистических представлений о мире ичеловеке. Если попытаться вывести парадигму русского символизма, то мыпридем к бытийно-философской концепции, предполагающей отход отстереотипа человека и его места в мире.
Двухбытийность, феноменальный иноуменальный миры, заложенные в основе бытия, проявлялись на рубежевеков с наибольшей очевидностью в творчестве таких писателей как Д.Мережковский, Ф. Сологуб, А. Блок, Вяч. Иванов.Валерий Брюсов, с одной стороны, действовал в рамках парадигмысимволизма, однако его литературные эксперименты в прозе выходят запределы только символистской картины мира и приближают его творчествок более поздним литературным течениям середины ХХ века и поискамсредства выражения «чужого слова» и отсылки к прецедентному имени ифеномену.ДляновеллБрюсовахарактернавертикальнаясемиотическаяпроработка пространства, взаимосвязанная с временем действия.
Первичнойследует признать локализацию новеллы в прошлом/настоящем/будущем,причем эту систему следует воспринимать как бинарную: настоящеепротивопоставленоне-настоящему,мир«действительный»противопоставляется миру «потенциальному». В малой прозе отчетливовиднатеснаякорреляцияивзаимозависимостьпространственнойорганизации и временной.Базоймиромоделирующихуниверсалийявляетсяпространство.Особенности пространственной организации малой прозы Брюсова состоят втом, что пространство не развертывается (в отличие от динамическогопространства рассказов Андреева), оно неподвижное и при этом строгобинарное: пространство нулевой дейктической точки «здесь и сейчас»противопоставляется пространству «не здесь и не сейчас», которое, в свою334очередь, может быть представлено как прошлое/будущее/вымышленное.ПространствоБрюсовахарактеризуетсяпорядубинарныхпротивопоставлений:- нулевая точка отсчета дейксиса (современное читателю/рассказчикупространство) vs локализация в другом континууме;-нанулевойточкеотсчетадейксисавозможнодальнейшеепротивопоставление по признаку истинное/ложное пространство: истинноепространство мыслится как реальное, ложное появляется в разного рода«альтернативных» реальностях: в снах, в зеркале, в воображении и пр.;- пространство «ненулевого дейксиса» далее противопоставляется какпрошлое/будущее, причем прошлое у Брюсова предстает как концентрацияЭроса, а будущее как концентрация Танатоса;- для хронотопа прошлого (средневековой Италии, древнего Рима,домонгольскойРусиипр.)характернопротивопоставлениепространственного «верха» и «низа»: герои осуществляют движение «вниз» вметафорическом и буквальном смысле – они оказываются в подземельебашни, в подземной тюрьме, под мостом, в заваленном землей дворце, чтосоответствует их социальному «падению», а подъем «вверх» коррелирует сподъемом и в обществе: избавлению от заключения, обретению своей семьии пр.В жестком, нединамичном пространстве новелл Брюсова нет текущегодинамического времени, отсюда и полное отсутствие в его модели мираобращения к темам детства, болезни, старости и пр.
Это особенно очевиднона фоне противопоставления танатологии Брюсова танатологии Андреева: врассказах Андреева смерть представлена как динамический процесс, иподготовка к ней оказывается гораздо мучительнее и медленнее самогомгновения расставания с жизнью. Герои Андреева «начинают умирать»задолго до наступления физического прекращения их существования, либо335смерть является начальной точкой отсчета существования post mortem,которое также представлено как достаточно протяженное во времени.Герои Брюсова переживают смерть не как динамическое состояние, нокак некое мгновение: автор, как правило, констатирует факт смерти, неакцентируя внимание ни на предшествующих, ни на последующих этапах.Если в мире Андреева важна личная смерть – гибель конкретной личности, сее особенностями характера, проблемами и мыслями, то в мире Брюсоваакцентируется массовая гибель, причем это гибель существ из мирагипотетического будущего – тех, кто еще не родился.В антиутопических новеллах Брюсова сообщается о гибели сотен тысячлюдей в результате катастрофы, и их смерть является внезапной, не«растянутой» во времени.
В тех новеллах, действие которых локализовано внастоящем либо в прошлом, о смерти сообщается одной-двумя фразами, итиповой моделью смерти является самоубийство женщины из-за несчастнойлюбви («Пустоцвет», «Защита», «Рея Сильвия», «Под Старым мостом», подвопросом – внезапная смерть героини в «Через пятнадцать лет», о которой несообщается, является ли она самоубийством или естественной смертью).Мужчина в мире новелл Брюсова – субъект-носитель «сомневающегося»сознания, он является созерцателем мира, проверяющим его на прочность, нареальность: именно герои-мужчины сомневаются в реальности настоящегоили прошлого. Мужское сомнение противопоставлено женскому знанию иотсутствию сомнений – в тех новеллах, где представлен любовный конфликт,мужчина сомневается («любит – не любит», «девственна – не девственна»,«она – не она»), а женщина точно знает, но сознательно вводит мужчину взаблуждение.Оппозиция мужского и женского начала как противопоставлениянезнания – знанию находит свое отражение и в другом аспекте: женщина вмире малой прозы Валерия Брюсова является субъектом, «оживляющим»336пространство: при появлении женщины в определенном пространстве ононаделяется новыми деталями, становится более ярким и выразительным.Следует также отметить, что многие выделенные на материале малойпрозыВалерияБрюсовазакономерностимиромоделированиячеткопрослеживаются именно в опубликованных рассказах.
Исследователитворчества Брюсова неоднократно отмечали его стремление к циклизации вформировании сборников, и рассказы, не вписывающиеся в концепциюсборника (как, например, «Студный бог»), не включаются автором в книги. Витоге можно говорить о единых принципах миромоделирования в двухпрозаических сборниках автора.337Глава 4. СРАВНИТЕЛЬНЫЙ АНАЛИЗ НОВЕЛ Л. АНДРЕЕВА ИВ. БРЮСОВА В МИРОМОДЕЛИРУЮЩЕМ АСПЕКТЕВ свете поставленных в настоящем исследовании задач представляетсяцелесообразным провести компаративистский анализ нескольких новеллАндрееваиБрюсовадлярелевантноговыявленияосновныхмиромоделирующих универсалий в со- и противопоставлении.Дляэтогомысочлицелесообразнымсопоставитьсюжетно-тематически схожие рассказы каждого из авторов, но демонстрирующиеразличные принципы миромоделирования.Первая компаративистская пара спроецирована на типовую канву«святочного рассказа»: это «Ангелочек» Леонида Андреева и «Дитя ибезумец» Валерия Брюсова.Вторая пара соотносится с сюжетным архетипом «передачи знания отстаршего младшему»: это «Первый гонорар» Леонида Андреева и «Студныйбог» Валерия Брюсова.Третьякомпаративистскаяпараориентировананаописаниепосмертного существования как возвращения в мир живых: «Елеазар»Андреева и «Торжество науки» («Не смейте меня воскрешать!») Брюсова.Означенные парные рассказы имеют схожую канву сюжета и общих«литературных предков».Отметим,чтопринципиальнымпунктомобозначенногосравнительного анализа является выбор рассказов Брюсова, не включенныхим в прозаические сборники, так как сборники («Земная ось» и «Ночи идни») компоновались автором в зависимости от некой центральной идеи,эксплицитно обозначаемой как в заголовке, так и в предисловии.
Для«Земной оси» таким общим направлением является утрата опоры и сомнениев реальности «текущей версии мира», а для «Ночей и дней» - исследованиепсихологии женщины в противопоставлении психологии мужчины. Брюсов338отбирал рассказы, повести и драматические произведения и компоновалсборник как единое целое, что вынуждает анализировать произведения вкомплексе. Андреев же в меньшей степени был склонен к комбинированиюрассказов в тематические циклы (о чем косвенно свидетельствует названиеего прижизненных изданий: «Рассказы», «Собрание сочинений», «Повести ирассказы» и пр.), и его миры малой прозы каждый раз представляют собойуникальный акт миромоделирования.***Хронологическипервой«парой»рассказов,подлежащихсопоставлению, являются «Ангелочек» (1899) и «Дитя и безумец» (1902).Для начала необходимо ограничить субстанциональные вопросы, неимеющие отношения к проявлению в данных текстах миромоделирующихкатегорий, однако позволяющие сопоставить эти рассказы в рамках данногопримера.
Существует тип «святочного» («рождественского») рассказа,имеющий обширную историю в русской и зарубежной литературе. Помимо«Рождественской песни» Чарльза Диккенса и «Девочки со спичками» ГансаХристиана Андерсена, в этом жанре работали многие русские писатели – отДостоевского, написавшего рассказ «Мальчик у Христа на елке» допародийного восприятия жанра у Тэффи в ее «Когда рак свистнул.Рождественский ужас» и «Страшный ужас. Рождественский рассказ».Литературные предшественники Андреева и Брюсова сформироваликанву жанра, которой в целом следуют и два анализируемых писателя:главным героем рассказа является ребенок, в канун Рождества или в канунНового года происходит чудо, дарящее ему счастье. У Достоевского иАндерсена главные герои погибают, хотя перед смертью чувствуют себясчастливыми,увидевсвоихнедавноумершихродственниковиприсоединившись к общему празднику.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
