Диссертация (1154422), страница 58
Текст из файла (страница 58)
Или, видя барельеф,изображающий сцену из «Одиссеи», Мария создавала из него длинныйрассказ, в котором опять появлялись ее любимые герои – Марс, Брут илиимператор Гонорий, и потом уже была убеждена, что эту историю вычиталав одной из отцовских книг. Она создавала легенду за легендой, миф за мифоми жила в их мире, как в более подлинном, чем мир, описанный в книгах, атем более чем тот жалкий мир, который окружал ее»390. Мир, окружающийМарию, враждебен, и его описание роднит Марию-Рею Сильвию с МариейМарьеттой из «Под Старым мостом»: Марию также раздражают приставаниямужчин, и она дичится всех, находя себе утешение в затерянных развалинах.Мария из «Под Старым мостом», как и Мария «Реи Сильвии», видитсвоего возлюбленного через призму собственного воображения.
«Внешний»мир граничит с «внутренним» через некий узкий лаз, во «внутренний» миргрез и счастливой любви.В целом, все «исторические» новеллы Брюсова имеют типологическиобщие черты:(1) в прошлом разыгрывается сюжет несчастной любви: взаимной, ноосложненнойсоциальнымитрудностямииобстоятельствами,которые не позволяют влюбленным быть вместе;(2) влюбленныеиспытываютлишения,определяемыекакими-товнешними факторами: война, тюремное заключение, разрушениеРима, немилость правителя и пр.;(3) как правило, юноша представляется девушке не тем, кем он являетсяна самом деле: Мария из «Под Старым мостом» считает своего Тонитаким же нищим, как и она сама, и не знает о том, что он сынкороля; Мария из «Реи Сильвии» видит в готе Агапите бога Марса;390Там же.
– С. 264.316Матильда фон Ризен влюбляется в сновидца, который на самом делепроживает в настоящем времени и пр. Только в «В подземнойтюрьме» Джулия Ларго знает об истинном статусе своеговозлюбленного, однако и в этой исторической новелле присутствуетнамек на погружение юноши-возлюбленного в вымышленныйобраз:МаркорассказываетДжулиилегендыоневедомыхстранствиях;(4) мир, в который погружены влюбленные, от рассказа к рассказупростраивается все более подробно: хронологически наиболееранним произведением является «Под Старым мостом», в которомне указано конкретное время действия и используются достаточнообобщенные детали. Далее следуют «В башне» и «В подземнойтюрьме», в которых уже присутствует привязка к конкретнымисторическим событиям, и завершает галерею историческихпроизведений Брюсова в жанре малой прозы «Рея Сильвия», вкоторой представлена уже достаточно подробная проработкаисторического периода.
При этом автор воссоздает несколькоисторических пластов: от Рима эпохи падения до воображаемогодревнего Рима Марии;(5) в рассказах «В подземной тюрьме» и «Рея Сильвия», подзаголовкикоторых указывают на конкретное столетие, в котором происходитдействие, в качестве инструмента миромоделирования такжезадействовано обращение к прецедентным именам: в мыслях иразговорахгероевпредставленаихапперцепционнаябаза,рассказано о тех писателях, героях, легендах и пр., которыеизвестны главным героям и становятся для них инструментомсвоеобразного эскапизма, бегства от страшной действительностивойны или тюремного заключения.317Л.А. Колобаева, анализируя стихотворения Брюсова, говорит о том, чтопри глубоких познаниях Брюсова в истории его отношение к историческимсюжетам было скорее своевольным: поэт не стремился достичь историческойдостоверности: «в исторических стихах Брюсова … в художественныхобразах нам явлена собственно не история, а предание о ней, некийустойчивый «миф», точнее, история в соединении с мифом.
Сама структурабрюсовскогообраза,подчиняющегосятребованиюколлективнойисторической памяти и своевольной мечты поэта, совмещающая фантазию среальным знанием, с «мудростью» веков, близка к мифу в его философской,платоновской традиции»3913.4. Антиутопии Валерия Брюсова: танатология будущегоСреди рассказов Брюсова, помимо «Ночного путешествия», естьпопытки обращения к жанру фантастики. Если в «Ночном путешествии»время действия зашифровано, и только упоминание прецедентных именпозволяет локализовать его как минимум началом ХХ века, а, возможно, ипоместить в гипотетическое отдаленное будущее, то в «Республике ЮжногоКреста», «Восстании машин» и «Последних мучениках» действие четкоотнесено к предполагаемому будущему времени, в котором строитсяопределенный утопический мир, и константой этого мира является отнюдь ненесчастная любовь.Все три новеллы, действие которых помещено в будущее, посвященыкатастрофе-гибели государства.
Во всех трех случаях автор, прежде чемописать непосредственно саму катастрофу, тщательно описывает тот мир,391Колобаева Л.А. Русский символизм. – М.: издательство Московскогоуниверситета, 2017. – С. 133.318который построен на Земле в далеком будущем. Это имеет вполнерациональное объяснение: если действие рассказа помещено в некийисторический период, то читатель имеет некое обобщенное представление обэтой эпохе (точной локализации служат подзаголовки «по итальянскойрукописи начала XVI века», «повесть из жизни VI века» и пр.) и примернопредставляет себе ее быт и нравы. В будущем же все эти параметрынеизвестны,иавтору,преждечемпереходитьнепосредственнокповествованию, приходится описывать особенности того мира, в которомживут и действуют его герои.Валерий Брюсов, как упоминалось выше, увлечен танатологией вгораздо меньшей степени, чем Леонид Андреев: в ряде новелл его герои(чаще героини) погибают, однако их смерти практически не уделяетсявнимания.
Самоубийцы из малой прозы Брюсова – Мария из «Под Старыммостом», Мария из «Реи Сильвии», Ира из «Пустоцвета» - принимаютрешение спонтанно, им не свойственны долгие размышления или мучения.Брюсова завораживает не момент подготовки к смерти, а другая граньтанатологической тематики: массовая гибель перед лицом катастрофы. ЕслиАндреев больше фокусирует внимание на смерти конкретной личности, то уБрюсова представлена массовая гибель, смерть не одного человека, но целогомира.В«Восстаниимашин»,стилизованномподписьмодругуиодновременно летопись, будущее представлено как мир, полностьюавтоматизированныйиподчиненныймашинам:«Мынажималиопределенные кнопки или поворачивали известные рукоятки и получали все,необходимое нам: огонь, тепло, холод, горячую воду, пар, свет и томуподобное.
Мы говорили по телефону и слушали в мегафон утреннюю газетуили, вечером, какую-нибудь оперу; переговариваясь с друзьями, мыприводили в действие домашний телекинема и радовались, видя лица тех, скем говорим, или в тот же аппарат любовались иногда балетом; мы319подымались в свою квартиру на автоматическом лифте, вызывая его звонком,и так же подымались на крышу, чтобы подышать чистым воздухом...»392.Регистр текста специфичен: говорящий как бы обращается к другу, которыйи так прекрасно осведомлен об особенностях этого мира (что обусловливаетпериодические вставки «ты знаешь, что…», «как все знают» и пр.), и в то жевремя автор понимает, что несведущего читателя необходимо ввести в курсдела и объяснить ему закономерности построения этого удивительного мира.Трагедию провоцирует отказ машин от работы, причем рассказ оборванавтором на словах «я замер в», и читатель так и не узнает о грандиознойкартине восстания машин.
Из вводной части читатель может сделать вывод,что вся семья рассказчика погибла, сам он выжил среди немногих, и машинысовершили некий сознательный бунт против человечества (на что намекаетслово «восстание» в названии).Рассказ «Восстание машин» не был опубликован при жизни Брюсова.Первые наброски относят к 1908 году, затем рассказ был переработан в 1915году под заглавием «Мятеж машин»393, и в нем были предсказаны некоторыечерты мира гипотетического будущего, впоследствии проявившиеся вромане «Мы» Евгения Замятина В.С. Севостьянова анализирует параллелимежду «Мы» и стихотворением Брюсова «Замкнутые» 1901 года394, однако необращается к тексту «Восстания машин», который, несомненно, оказалвлияние на Замятина – либо непосредственно, либо косвенно.Прежде всего, как в «Восстании машин», так и в «Мы» рассказчикпостулирует, что самые простые, обыденные вещи окружающего его миранеобходимо объяснять читателю, отчасти беря на себя роль летописца. Д-503разъясняет читателю такие базовые понятия своего мира, как Материнская392Там же.
– С. 100.Там же. – С. 348.394Севостьянова В.С. Модель мира в русской литературе 1900 – 1920-х гг. (В.Брюсов, Е. Замятин) // Электронный ресурс https://cyberleninka.ru/article/n/model-mira-vrusskoy-literature-1900-1920-h-gg-v-bryusov-e-zamyatin393320Норма, детоводство, Зеленая Стена и пр., а безымянный автор «Восстаниямашин» рассказывает о делении мира на дистрикты, фемы и пр., а такжезаостряет внимание на проникновении машин во все сферы жизни новогомира и легкости обращения с ними.При этом «Восстание машин», как и «Мы», обрывается на полуфразе,причем если у Замятина это логически мотивировано – героя уводят, и впоследних строках он оговаривает, что завершает свой дневник на клочкебумаги, взятом у соседа; то у Брюсова логика изложения частично нарушена.Герой, с одной стороны, сообщает о своем чудесном спасении от мятежамашин, с другой стороны, его изложение внезапно обрывается, вынуждаячитателя гадать, что же с ним случилось.
В «Последних мучениках» этотвопрос решается иначе: письму «последнего мученика» предшествуетпредисловие, из которого явствует, что чудом спасшегося во времякатастрофы автора письма убили впоследствии.Мир «Восстания машин» близок миру «Мы» по проникновению машинв жизнь людей: оба автора-антиутописта так или иначе полагали, чтобудущее за упрощением бытового взаимодействия и передаче машинам техфункций, которые ранее выполняли люди. У Замятина машины-учителяпередают знания, у Брюсова «телекинемы» доставляют на дом театр илицирк, частично перенимая человеческие функции.У двух миров антиутопий есть и заметное отличие.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
