Диссертация (1154422), страница 43
Текст из файла (страница 43)
Во многих рассказах действие помещено в конкретные города,упомянуты конкретные улицы и дома, либо город является обобщенным,однако герои, действующие в нем, вполне конкретны, и в пространствеприсутствуют вполне узнаваемые приметы времени. В таких рассказахупоминаются детали, позволяющие погрузить действие в реалии конца XIX –начала ХХ века, узнаваемый современниками мир.Часть произведений малой прозы Андреева погружена в некое «полуусловное» пространство: хотя конкретные приметы в нем еще присутствуют,тем не менее, пространство уже достаточно условно – это просто город,просто деревня, герой – просто человек без имени или с некоейраспространенной фамилией (Иванов, Петров…), и рассказ уже повествует230больше об эмоциях этого героя, чем о конкретных событиях.
Если в раннем«Баргамоте и Гараське» названы улицы родного города Леонида Андреева –Орла, то в «Проклятии зверя» (написанном на 10 лет позже «Баргамота иГараськи») действие погружено просто в город, и главным содержаниемтекста становится ненависть героя к городу, улицам, ресторанам, транспортуи пр. Однако по ряду деталей можно предположить, что это пространствонаходится в России – так, в кратких рассказах «Что видела галка» и«Предстояла кража» не упомянуто ни одной конкретной приметыпространства, но названы имена участников – русские грабители Иван иСтепан, русское имя щенка (Тютька). Описываемое происшествие моглопроизойти в любой российской деревне, на любом российском перекрестке.Наконец, наибольшей степенью условности является пространствокатастрофы – это не просто мир условного города, это фантастический мир, вкотором мертвецы вырастают из-под земли, городские здания разрушены,для неизвестного военного или революционного конфликта постоянностроятся баррикады.
Таковы условные пространства текстов «Стена», «Такбыло», «Красный смех», «Марсельеза» и пр. Андреев эволюционирует внаправлении развития эмоциональной составляющей: если в раннихрассказах эмоции героев были помещены в конкретное пространство, то впоздних эмоции обостряются, усиливаются, а автор отходит от конкретики иреализма в пользу обобщения.Пространственная перспектива зависит от взгляда главного герояпроизведения. Наряду с пропорциональными, реальными или условными,пространствами, существуют «искривленные» пространства, показанныеглазами детей или безумцев. Глаза детей, особенно детей дошкольноговозраста, искажают величины: в их мире, как в мире «Алисы в стране чудес»нарушено соотношение большого и маленького, герои видят предметы илюдей не в реальной, а в искаженной эмоциями перспективе.
Это касается не231только пространственных, но и временны́х категорий: промежутки временитакже воспринимаются детьми крайне субъективно.В мире безумца предметы и люди имеют нормальные размеры, однакоискажено, «вывернуто наизнанку» их эмоциональное восприятие. ПессимизмАндреева проявляет себя в том, что понятие «дом» - одно из самыхпозитивных и тепло окрашенных – у него обретает негативные коннотации.Практически у всех героев Андреева их собственные дома являютсянеуютными, некомфортными, а какие-то чужие пространства – другой дом,суд – являются в их представлении уютными и комфортными.
Показательно,что признак безумца – это именно отношение к дому, как к уютномупространству. В качестве одного из самых уютных домов у Андрееваописана психиатрическая больница в рассказе «Призраки», находящаяся загородом.В пессимистически обрисованном пространстве жизни героев времядвижется по кругу: большинство героев Андреева проживает некий цикл,зачастую «порочный круг», не приносящий им самим ни радости, ниудовольствия.
Во многих рассказах жизнь героев описана как беспросветная– бедность, пьянство, насилие, разврат – и герой сам не предпринимаетничего, чтобы вырваться из этого бесконечного хождения по кругу. Частичноэто пересекается с одним из вариантов посмертного существования: именнотак в представлении героев рассказа «Покой» выглядит ад: бесконечноеповторение одних и тех же мучений. Выход из этого круга возможен в деньПасхи, в день, когда Иисус «смертию смерть попрал» - человек должен какбы заново родиться, чтобы разорвать порочный круг.
Это представляет собойаллюзию к сошествию Христа в ад: в день Пасхи возникает возможность«переписать» свою жизнь, каким бы разбойником или грешником ты ни был.Смерть Иисуса за грехи всех людей для Андреева – не просто событиебиблейской истории, но ежегодный «портал» к иному миру, которыйпозволяет обновиться и измениться. В этом смысле Андреева можно назвать232глубоко верующим человеком: он проживает события Священной Историикаждый раз, как впервые, веря в чудодейственную силу Пасхи.Пасха открывает возможность «выйти из ада», а Рождество в миреАндреева – также важный (однако второстепенный по отношению к Пасхе)праздник, позволяющий «не войти в ад».
В тех рассказах, действие которыхпроисходит в пасхальные дни, описано, как герои изменили своимпривычкам, обновили свой жизненный сценарий, вырвались из адабесконечного повторения. Либо представлен негативный вариант этогосюжета – герой имеет такую возможность, но по той или иной причинеупускает ее.Рождество предоставляет возможность изменить дурное намерение, не«выйти из круга», а «не войти в круг».
Обычно сюжет «рождественскогочуда» - отказ от дурного намерения, желания сделать нечто плохое. Этопредставление Леонида Андреева отражает смысл, вкладываемый всоответствующие праздники христианством – Рождество знаменует явлениеСпасителя и возможность спасения, а Пасха – победу над смертью.В «условном пространстве» рассказов, погруженных в реалиикатастрофы, военного или революционного конфликта, действует и«условное время» - помимо указания на светлое / темное время суток в текстеобычно отсутствует конкретика, и герои погружены в пространство эмоций,в котором события оцениваются не по объективной протяженности, а посубъективному «весу».
В условном пространстве не определено иастрономическое время: сложно отнести эти события к какому бы то ни былогоду или эпохе, так как отсутствуют детали. Эти философские рассказыблизки народным сказкам: пространство, в котором происходит действие,является «некоторым царством, некоторым государством», акцент в которомсмещен на сюжет, а герои могут быть как современниками Андреева, так ижителями Древнего Рима.233Во временно́м плане Андреева также чрезвычайно интересуют границы«круга» времени человеческой жизни, ее начало и конец.
К концу жизни,смерти, он относится с особым вниманием, и практически в каждомпроизведении малой прозы акцентирует момент неожиданной либо давноожидаемой смерти героя. Начало жизни – рождение – интересует Андреевапрежде всего с точки зрения влияния на тех, кто уже «ходит по кругу»:общение с детьми является моментом проверки взрослых, позволяющимвыявить их характер и показать мир взрослого глазами ребенка.Во времени жизни условного Андреевского героя можно выделитьстарт (детство), затем «вхождение в круг мучений» - у Андреева малосчастливых героев, большинство его персонажей подвержены постоянныммучениям, и впоследствии потенциальный «выход из круга», либоположительный (духовное преображение с открытым финалом, как правило,совершающееся в день религиозного праздника), либо отрицательный(смерть).234ГЛАВА 3.
МИРОМОДЕЛИРУЮЩИЕ УНИВЕРСАЛИИ В МАЛОЙПРОЗЕ ВАЛЕРИЯ БРЮСОВА3.1. Пространственные и временны́е миромоделирующиеуниверсалии малой прозы Валерия БрюсоваВалерий Брюсов является автором ряда рассказов, действие которыхпроисходит в самых разных мирах. Его рассказы вошли в два сборника:«Земная ось» (издания 1907 и 1911 года) и «Ночи и дни» (1913). В силуособенностейпрозыБрюсова,ведущимприемомкоторойявляетсястилизация, применительно к его художественным мирам более грамотнобудет говорить не об особенностях времени или пространства, а о некихформулах, которые «срабатывают» в определенных произведениях илициклах произведений.ФактсамобытностималойпрозыБрюсованеоднократноподчеркивался различными исследователями.
О.И. Осипова отмечает тотфакт, что проза Брюсова – в частности, малая проза – сильно отличалась отпривычной его современникам306. М.А. Дубова указывает на стилизацию, окоторой эксплицитно говорил и сам автор: «Явно прослеживаетсястремлениеписателяпривитьрусскойпрозеприемыиностранныхбеллетристов, ввести в нее различные «манеры» повествования: от деловогои сухого языка старинных хроник, через «романтический жанр» бытовойповести, до импрессионизма Пшибышевского и фантастики Э.
По… И, сформальной точки зрения, этот опыт ассимиляции ему удался. В книгеБрюсова мы находим образцы различных стилей в их русских эквивалентах.За вымышленными рассказчиками лицо автора тщательно спрятано. В книгенет ничего личного: она анонимна и эклектична. Но нельзя не заметить, что,306Осипова О.И. Жанровые модификации в прозе серебряного века: Ф. Сологуб, В.Брюсов, М.
Кузмин. – М.: ИМПЭ имени А.С. Грибоедова, 2014. – С. 106.235подражая чужим стилям, Брюсов сочиняет собственные сюжеты»307. С.С.Лавров и А.В. Гречишкин, отмечая тот же феномен, указывают на общностьстилевых приемов Брюсова в прозе и в поэзии: «Подчинение себяевропейской «школе» и замыкание в рамки чужих стилей, как в своеобразныефутляры, были для него уверенно избранной творческой позицией, некойдобросовестнойсистемойхудожественного«я».ограничений,Заранеесозвучнойзаданныепределыприродеиегоприемыизобразительности с таким же успехом позволяли Брюсову-прозаику выявитьсвое под чужой стилевой маской, как и обеспечивали Брюсову-поэтувозможность идеального самовыражения в сонете, терцинах, рондо илилюбой другой твердой стихотворной форме, в обращении к хрестоматийныммифологическим или историческим сюжетам»308.Примечательным представляется тот факт, что применительно кбрюсовской малой прозе вряд ли можно говорить о некоем единствехудожественных приемов и универсалий миромоделирования.
Его рассказыпредставляют собой своего рода литературные эксперименты, освоениемоделей зарубежной прозы на русской почве.Брюсовсамотмечалблизостьсвоейпрозыстилизацииипереосмыслению приемов известных авторов: «Я сознаю, что в такихрассказах, как «Республика Южного Креста» или «Теперь, когда япроснулся», слишком сильно сказывается влияние Эдгара По, что «Вподземной тюрьме» более напоминает стильные подделки Анатоля Франса,чем подлинные итальянские новеллы, что в «Сестрах» явно повторенаманера Ст. Пшибышевского и т.д.»309.
Именно поэтому Москва, Феодосия,Интерлакен в его произведениях не менее условны, чем те безымянные307Дубова М.А. Стилевой феномен символистского романа в контексте культурыСеребряного века (проза В. Брюсова, Ф. Сологуба, А. Белого). – Дисс. … д. филол. н. – М.,2005. – С. 62.308Лавров С.С., Гречишкин А.В. Брюсов-новеллист // Брюсов В.Я. Повести ирассказы. – М.: Советская Россия, 1983.
– С. 5.309Брюсов В.Я. Земная ось. – М.: Скорпион, 1911. – С. 2.236пространства, в которых происходит действие «Бемоля» или «Мраморнойголовки».ПроизведениямалойпрозыВалерияБрюсова,вотличиеотпроизведений Леонида Андреева «адиахроничны»: они обычно представляютсобой синхронный срез обстоятельств, некую фиксацию момента безразвитияиэволюции,диалектики.Посколькупротивопоставлениесинхронии – диахронии исключено из оппозиций ключевым становитсяпротивопоставление синтагматики парадигматике.К малой прозе Валерия Брюсова принципиально неприменимы темиромоделирующиеуниверсалии,которыесоставляютконстантыхудожественного мира Леонида Андреева.
Прежде всего, чрезвычайносигнификативные для Андреева временны́е границы человеческой жизни –детство и приближение к смерти – для Брюсова абсолютно не значимы.Только единожды главным героем рассказа Брюсова становится ребенок(«Дитя и безумец»), в остальных же новеллах дети отсутствуют даже вэпизодах: Валерий Брюсов не только не погружается в изучение мира,увиденного глазами ребенка, но и в принципе отрицает саму еговозможность. Типовой герой «Ночей и дней» и «Земной оси» - это взрослыйчеловек, не имеющий детей (только в «Сестрах» вскользь упоминаетсяумерший во младенчестве сын Николая и Лидии).
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
