Диссертация (1154413), страница 41
Текст из файла (страница 41)
14: 6).Слово путь частотно в Библии. Оно употребляется для описаниярелигиозной и нравственной жизни человека, его нравственных и духовныхисканий. В Библии человеку открываются два пути – путь добра и путь зла:Яко весть Господь путь праведных, и путь нечестивых погибнет (Пс. 1: 6).Таким образом, глаголы, говорящие о пути и движении человека, в Св.Писании часто применяются для выражения пути нравственного, духовныхисканий людей.Социально-экономическиепроисходившиевРоссииипервойсоциально-культурныетретиXXвека,процессы,способствоваливозникновению ощущения драматизма земного бытия у многих поэтов иписателей. Очутившись в круговороте совершающихся потрясений, принявили отторгнув изменения мира, культурная элита пыталась обрести себя,найти свое место, свой путь во времени и пространстве. Обращение кинобытию, к новым преобразованным религиям и, наконец, к Логосу – сталопопыткой заполнить возникшую духовную пустоту.Поиск истины в себе, «своего места во Вселенной» (выражение О.Мандельштама) поневоле «спровоцировал» появление библейского мотивапути в творчестве Н.
Гумилева, А. Ахматовой, О. Мандельштама.Известно, что мотив пути в лирике Н. Гумилева претерпел изменения:враннемтворчествепоэтаизображалосьреальноегеографическоепространство. И если особенность ранней лирики Гумилева – уход от233современной реальности, стремление к экзотике, то впоследствии вмировоззрении автора происходит приятие действительности такой, какаяона есть: «Ты прости нам, смрадным и незрячим, / До конца униженным,прости! / Мы лежим на гноище и плачем, / Не желая божьего пути»(«Франции», 1918) [16, т.
3, с. 192].В стихотворении «Вечное» (1912) семантика пути раскрывается черезлексику, выражающую значение духовного поиска: слепое блуждание души,дорога к солнцу от червя, шѐл…в громах и кроткой тишине, посох: «Я душуобрету иную, / Всѐ, что дразнило, уловя. / Благословлю я золотую / Дорогу ксолнцу от червя. / И тот, кто шѐл со мною рядом / В громах и кроткойтишине, / Кто был жесток к моим усладам / И ясно милостив к вине, / Училмолчать, учил бороться, / Всей древней мудрости земли, – / Положит посох,обернѐтся / И скажет просто: «Мы пришли» [16, т.
2, с. 85].Земная жизнь в представлении Гумилева – долгая и суетная жизнь,поэтому автор свою земную жизнь (путь) называет томлением: «Я непрожил, я протомился / Половину жизни земной, / И, Господь, вот Ты мнеявился / Невозможной такой мечтой («Я не прожил, я протомился…», 1915),[16, т. 3, с. 74].Можно утверждать, что замена мотива дороги на мотив путисвидетельствует о выборе поэтом духовного вектора: от горизонтального(«географического») движения к движению по вертикали. В стихотворении«Потомки Каина» (1909) можно наблюдать сосуществование двух мотивов:широкого вольного земного пути и пути трудного, крестного: «Для юношейоткрылись все дороги, / Для старцев – все запретные труды, / Для девушек –янтарные плоды / И белые, как снег, единороги.
/ Но почему мы клонимся безсил, / Нам кажется, что Кто-то нас забыл, / Нам ясен ужас древнего соблазна,/ Когда случайно чья-нибудь рука / Две жѐрдочки, две травки, два древка /Соединит на миг крестообразно? («Потомки Каина», 1909) [16, т.1, с. 254].Мотив пути в лирике Мандельштама не является частотным, несмотряна доминирующее количество употреблений такого слова как пространство.234Заметим, что семантика и частотность слова пространство в поэтическомязыке Мандельштама подробно исследована П.Г. Пановой [221]. По нашемунаблюдению, семантика мотива пути, функционирующего в поэтическихтекстах Мандельштама, выражается в библейском аспекте, как осознаниекрестного пути. Например, в стихотворении «Душный сумрак кроет ложе…» (1910): «Душный сумрак кроет ложе, / Напряжѐнно дышит грудь … /Может, мне всего дороже / Тонкий крест и тайный путь» («Душный сумраккроет ложе…», 1910) [с.
319]. «Вспоминая» о смерти, испытывая«непобедимый страх таинственных высот» перед непостижимой вечностью,поэт неизбежно произносит слово путь. Например, в стихотворении «Яненавижу свет …» (1912): «Будет и мой черѐд – / Чую размах крыла. / Так –но куда уйдѐт / Мысли живой стрела? / Или, свой путь и срок, / Я, исчерпав,вернусь: / Там – я любить не мог, / Здесь – я любить боюсь» [с. 101].Впоследствии в поздней лирике Мандельштама возникнет образусталого путника, не достигшего своей цели: «Я в сердце века.
Путь неясен,/ А время удаляет цель – / И посоха усталый ясень, / И меди нищенскуюцвель» («Я в сердце века. Путь неясен …», 1936) [с. 254].Так, в поэтике Мандельштама мотив пути обладает культурной ирелигиозной семантикой.В поэтическом словаре Ахматовой мотивы пути, дороги не являютсячастотными в силу ее камерного стиля, ее «по-домашнему угловатого слова»(по выражению Ю. Тынянова). В стихотворении «За узором дымным стѐкол»(1910) говорится о небольшом отрезке дороги: до погоста: «А дорога допогоста / Во сто раз длинней, / Чем тогда, когда я просто / Шла бродить поней».В «поэтической» концепции пространства и времени А.
Ахматовойпрослеживаетсяизменениегеографическогопространствапотрясений.«Географическое»(сжатиеилидляпередачипространстворасширение)обычногоглубинныхдушевныхвтакомслучаелегкопреодолевается при достижении высоких целей: «Как зачарованная шла /235Через моря и реки» («Я любимого нигде не встретила...», 1914) [с.
176]; «Икогда друг друга проклинали / В страсти, раскалѐнной добела, / Оба мы ещѐне понимали, / Как земля для двух людей мала («И когда друг другапроклинали», 1909) [с.18].На очень широком и разнообразном географическом фоне (моря, реки,страны) развѐртывается сюжетное действие.Однако в творчестве Ахматовой движение по горизонтали и движениепо вертикали сосуществуют.
Семантика мотива пути в поэтическом текстеАхматовой тождественна семантике света. Например, в 4-ой строфестихотворения «Помолись о нищей, о потерянной» (1912) указанный ангелом«невидимый» свет – это скорбный земной путь: «Отчего же Бог менянаказывал / Каждый день и каждый час? / Или это Ангел мне указывал /Свет, невидимый для нас?» [с.
97]. Глагол «указывал» вполне соотносим стаким привычным выражением, как «указать дорогу». Выражение «указатьсвет» в значении «указать дорогу», несомненно, восходит к известномупоэтическому тексту А. Пушкина «Странник» («И я: «Куда ж бежать? Какоймне выбрать?» / Тогда: «Не видишь ли, скажи, чего-нибудь» – / Сказал мнеюноша, даль указуя перстом. / Я оком стал глядеть болезненно-отверстым, /Как от бельма врачом избавленный слепец. / «Я вижу некий свет», – сказал янаконец. / «Иди ж, – он продолжал – держись сего ты света; / Пусть будет онтебе единственная мета, / Пока ты тесных врат спасенья не достиг, / Ступай!»– И я бежать пустился в тот же миг»).В стихотворениях поэтов говорится не только о внешнем, но и овнутреннем свете – святости, правильном и праведном выборе жизненногопути, которому, как известно, сопутствуют скорби.Категория света в стихотворении А. Ахматовой – это категорияистинного пути в земном мире, сама святость и стремление к ней.Наблюдение над мотивом пути в лирике акмеистов, его семантическийанализ в творчестве каждого из трех поэтов позволил сделать вывод о236динамике понимания движения в сознании авторов: от горизонтального(мотива дороги) к движению по вертикали (мотиву пути).Онтологическая семантика мотива пути, свойственная, как былопоказано выше, каждому поэту, вполне очевидна.
При сравнении вариантовмотива пути выявляется его общая семантическая структура, в центрекоторой – образ Христа. Однако развитие мотива пути в творчестве поэтовотличается. У Н. Гумилева он характеризуется завершенностью, четкимосознанием цели. У А. Ахматовой – осознанием закономерности скорбногокрестного прохождения земного пути. В поэзии О. Мандельштама – мотивпути не получает завершения, потому что, по признанию лирического героя,он ему «неясен».§ 2. Свет как пространство подлинной реальности в русскойпоэзииСтремление к Свету закономерно для всего существующего. В русскойпоэзии первой трети ХХ века оно было реализовано в софийном образе, ккоторому, как к средоточию истины или духовному центру (выражениеП.
Флоренского), были обращены многие философы и поэты. Имя София иСвет неразрывно связаны друг с другом, имеют общую природу инобытия.Об имени, как о «пространстве силового поля» писал П. Флоренский вработе «Имена». «Пространство художественного произведения», этотзамкнутый в себе мир, возникает через отношение духовной сущности – кдругому. Пространство порождается самопроявлением сущности, оно естьсвет от неѐ, и потому строение пространства в данном произведенииобнаруживает внутреннее строение сущности, есть проекция его и внятное онѐм повествование.
Но на пути к такому пространству-устроению возникаеторган этой деятельности. Он уже в пространстве; его можно сравнить с237непротяжѐнною, но координированною с другими точкой. Эта точка – имя»[299, с. 448].Пространство Света русской лирики первой трети ХХ векаскоординировано именем София.Однако понимание образа Софии в русской поэзии отличалосьсемантическойнеоднородностьюпопричинеразноговосприятиябиблейского текста: от строго каноничного до девиативного. Эту ситуациюможно назвать вполне закономерной, потому что античный гностицизм былпредметом особого внимания русских философов Серебряного века, а миф опадшей Софии, по исследованиям С.Н. Трубецкого, И.Ю. Мирошникова,является одним из базовых элементов гностической религии [203, с. 435].А.Ф.
Лосев в «Одиннадцати тезисах о Софии, Церкви, Имени» написал:«София не есть ни Богородица, ни Ангел. Это самостоятельное начало вБожественном бытии. А) Вспомним наше учение о Троице. Б) ТриединыйСмысл предполагает некую природу или факт, на чем он осуществляется.Иное, где Бог царствует вечно и неизменно.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
