Диссертация (1154413), страница 38
Текст из файла (страница 38)
Осознаниеполноты бытия приходит к герою через сознательное преодоление трудногоземного пути и восхождение к вечному Слову, которым когда-то был созданмир: «Вскрывались дни, часы цвели – / И брел я, в поте и в пыли, / На зовОтца, межой земли… / И строя миг по мере сил, / Я лишь упорным словомжил, / О всходах вечности тужил… / Я цвел с Творцом в Его цвету, / И знаю:в божью полноту / Свой смертный колос я вплету» («Межой земли»)[с. 201].Осознание полноты бытия приходит к герою через сознательноепреодоление трудного земного пути и восхождение к вечному Слову,которым когда-то был создан мир. Мотив прорастания (или всхожести)семени семантически восходит к известной библейской притче о Сеятеле, гдевосхождение от тьмы к свету (от земного к небесному, от смерти к жизни)возможно при устремлѐнности познать евангельское Слово.Слово понимается автором как символ вечности и как возможностьпреодоления земных временных сфер (временности): «Я лишь упорнымсловом жил, / О всходах вечности тужил».
Вектор устремленностилирического героя, глубокая внутренняя работа его души становятсяусловием постижения вечного Слова, возможностью проникновения ввечность, прорастанием в нее.Логосное восприятие слова роднит поэзию Ю. Балтрушайтиса споздней лирикой Н.С. Гумилева, в творчестве которого преодолениедиаволическогодискурса(выражениеА. Ханзен-Лѐве)раздвоенности,восстановление целостного мировоззрения становится возможным послеобращения к Слову.216В стихотворении Ю. Балтрушайтиса «Приближение» объясняетсяистинная природа слова, его генезис («Случайный отблеск пиршествабылого») и человеческая забывчивость о его изначальной сакральной сути(«Воспоминания неверный полусон»), празднословие («праздный звон»).
«Ниголода, ни жажды – только Слово, / Как сумрачный, глухой и праздный звон,/ Случайный отблеск пиршества былого, / Воспоминания неверныйполусон!» («Приближение») [с. 65].Первая строчка стихотворения «Ни голода, ни жажды – только Слово»– восходит к библейскому событию: «Иисус Христос в пустыне и искушениеЕго от диавола», когда Христос сорок дней и сорок ночей не вкушал никакойеды и на обольщение ответил: «Не хлебом одним будет жить человек, новсяким словом, исходящим из уст Божиих» (Мф. 4: 4).На верность выше предложенных библейских текстовых параллелейуказывает специфика мировоззрения автора. Слово в поэтическом миреБалтрушайтиса прежде всего обращено к Богу: «Пылает грудь моя /Молитвой благодарственной / За чудо бытия…» («Мой храм»), [с.
35]; «Длянас земля – последняя ступень… / В ночных морях она встаѐт утѐсом, / Гдечеловек, как трепетная тень, / Поник, один, с молитвенным вопросом…»(«На пороге ночи») [с. 78].Преодоление двоемирия и, как следствие, осознание полноты бытия,выражающейся в единении человека со Вселенной, открывается черезспецифику функционирования в поэтических текстах Балтрушайтисамолитвенного слова, чаще всего звучащего в псалмопении. Возникает«двойное» слышание молитвенного славословия: в себе и в мироздании вовремя созерцания.
«Мир – тихое пенье в редеющей тьме, / Я – пламямолитвы в псалме…» («Рассветные волны качают ладью…») [с. 33] и«Раскрылись дали знойные, / Как бездны синей тьмы… / Я слышу вихристройные, / Поющие псалмы…» («В горах») [с. 38].217Фраза «Мир – тихое пенье в редеющей тьме, / Я – пламя молитвы впсалме…» – не что иное, как свидетельство наступление ясности (редеющаятьма) во время великого молитвенного славословия или хваления.Славословие Балтрушайтиса сродни псалмопению, во время которогопроисходит преодоление времени.
Выражению «Раскрылись дали знойные, /Как бездны синей тьмы… / Я слышу вихри стройные, / Поющие псалмы…»(«В горах») [с. 38] противостоит гул «нестройный», который возникает, когдамеркнет Божья синева и земное, мятежное оттесняет от света («божьейсиневы»). Звучит тема личного Апокалипсиса (выражение «роковыежернова»): «Слышу, слышу гул нестройный! / Меркнет божья синева… /Стонут-воют беспокойно / Роковые жернова» («NOLI TANGERE CIRCULOSMEOS») [с. 43].Радость бытия (его полнота) возникает в мировоззренческой системепоэта как результат видения лирическим героем Бога во всем, видениявеликого в малом.Одним из признаков полноты бытия в творчестве Балтрушайтисастановится ощущение света, передаваемое семантически как чувство радостибытия.
Полнота бытия раскрывается через славословие («безмерноеликование») дня как чуда, нарастанием радости солнечного света как явлениясвыше («Весь мир объят сиянием», «святыня бытия»). Триада День – Свет –Святость закономерна для поэтики Балтрушайтиса и выражает всѐ то жестремление автора к осознанию гармонии неба и земли.
Световая реальностьземного дня (неполнота) в поэтическом мире Балтрушайтиса отражает инойсвет, содержащий в себе высшую силу (полноту): «День – таинство великое,/ День – чудо из чудес… <…> / С безмерным ликованием / Сменяются часы, /Весь мир объят сиянием, / Что капелька росы! / Пылает вечной славою /Святыня бытия, / Я в светлом море плаваю, / Мой парус – мысль моя!» («Вгорах») [с. 38].Тема земной жизни, полная различных треволнений, метафорическипредставленная как море, осмысливается лирическим героем продолжением,218дальнейшим раскрытием творческого замысла восстающего из небытияБожьего Дня: «Пылает вечной славою / Святыня бытия, / Я в светлом мореплаваю, / Мой парус – мысль моя!».В творчестве Балтрушайтиса поэтический комплекс моря сложился какразвитие и продолжение известной гимнографической традиции в кругеславянской семантизации, т.е.
море – это глубинная метафора, обозначающаячеловеческую жизнь. Например, в шестой песне древнего покаянного канонако Господу нашему Иисусу Христу, составленного Андреем Критским,написано: «Житейское море воздвизаемой зря напастей бурею, к тихомупристанищу Твоему притек, вопию Ти: возведи от тли живот мой,Многомилостиве», что означает: «Видяжизнь, как море, волнуемоеискушениями и бедами, я пристаю (или приплываю) к твоей тихой пристани,чтобы, Ты Господи, избавил мою жизнь от погибели».При общей «морской теме», обозначающей «жизнь» и у АндреяКритского,иуЮргисаБалтрушайтиса,всѐжевиднаразность,выражающаяся в том, что в каноне содержится просьба быть спасѐнным отбед, в стихотворении поэта лирический герой находится в покое (мнимомили настоящем).
Существенно обстоятельство, что герой уже принадлежитвечности (или ему так кажется), поэтому он свободен от треволнений («Я всветлом море плаваю»). Море, в котором пребывает лирический герой нестолько географический локус, жизненный, сколько сама жизнь. Основноймотив стихотворения – ощущение радости, безмерного ликования, торжествабытия, осознание его святости: «Пылает вечной славою / Святыня бытия, / Яв светлом море плаваю, / Мой парус – мысль моя!» («В горах») [с.
38].Негативного эпитета о море-жизни нет и том случае, когда тип«морской» ситуации традиционен (т.е. восходит к канону, где выраженостремление к Богу, способному защитить в жизненных бедах). Есть толькоконстатация факта, свидетельствующая о смене жизненный явлений: «Всяклокочет ширь морская… / Я – один над синей тьмой… / Вихри пены ввысьвзрывая, / Воет бездна под кормой… («AVE, STELLA MARIS») [с. 42].219Другим сакральным локусом, обозначающим жизнь и восходящим кбиблейскому и гимнографическому текстам в творчестве поэта, становитсяупоминание сада.В стихотворении «Мой сад» (где слово сад – метафора, означающаявнутренний мир, душу лирического героя) строчки: «Завет Садовника храня,/ Его растил я свету дня…» восходят к библейскому образу сада,встречающемуся в гимнографических текстах.Например, в тропаре предпраздневства Рождества Христова чревоБогородицы названо раем и Божественным садом, т.е.
местом, где находитсяХристос: «Готовися, Вифлееме, отверзися всем Эдеме, красуйся, Евфрáфо,яко древо живота в вертепе процвете от Девы: рай бо оноя чрево явисямысленный, в немже Божественный сад, от негоже ядше живи будем, неякоже Адам умрем, Христос раждается, прежде падший возставити образ»,что означает: «Радуйся известию, Вифлеем, открылся всем Рай, красуйсяЕвфрáф (древнее название Вифлеема), потому что древо жизни процвело впещере от Девы, чрево которой стало от Духа Святого раем, где сам Христос,вкушая Которого не умрѐм, как Адам, но будем иметь жизнь вечную;Христос рождается, чтобы падшего человека восстановить образ».Сад – сакральный локус, храм-сердце, который хранится от людскойсуеты, серой обыденности: «Его простор, где много роз, / Глухой оградой яобнѐс, – / Чтоб серый прах людских дорог / Проникнуть в храм его не мог!»(«Мой сад») [с.
49-50]. В стихотворении «AVE, CRUX!» внутренний миргероя вновь сравнивается с храмом, что перекликается с библейской фразой:«Царство Божье внутри вас есть» (Лк. 17, 20-21). Кратко эта библейскаяфраза означает, что Царство Божие не имеет границ, оно всюду –безгранично. Оно развивается и созревает внутри человека, в сердцечеловека»: «Божий мир еще не создан, / Недостроен божий храм, – / Толькосерый камень роздан, / Только мощь дана рукам» («AVE, CRUX!») [с.