Диссертация (1154413), страница 22
Текст из файла (страница 22)
Иванова.ТемаГолгофы–однаизцентральныхвтворчествепоэта:«Воспоминаний злых и поздних сожалений, / Надменной юности беспечныхпреступлений, / Мой тяжкий крест влача, – то был мой горький сон, – / Язвимраскаяньем и сердцем сокрушѐн, / Тропой обрывистой наверх Голгофы новой/ Я шѐл» («Незримый крест») [т. 1, с.
572]; В душе – Голгофа и могила, / Испор, и смута, и вопрос... («Суд огня») [т. 2, с. 245].Земная жизнь как несение креста, восприятие земного пространствакак заточения: Незримая! Не ты ли дышишь мной, / И купою цветѐтблагоуханной /Бесплодныйкрест моейтюрьмы земной?(«CRUXFLORIDA») [т. 2, с. 493].Крест как пространство: «Ширококрылый крест открыл тебе объятья!Ты улыбаешься, ты вечно впереди, – / И ты же розою цветѐшь в моейгруди… » («ROSA IN CRUCE») [т.
2, с. 493]; «Ток стрелкой неуклонной /Вселенский крест в небесный вписан круг... / О крест пространств! Разлукикрест! Ветров / На том кресте живая роза дышит / И, сея душ посев, волнуИванов Вяч. Собр. соч.: в 4 т. Брюссель, 1979. Далее произведения Вяч. Ивановацитируются по этому изданию с указанием тома и номера страницы.1120костров / Средь плача тризн во все концы колышет.
/ И мир цветѐт разлукоюКреста…» («Роза ветров») [т. 2. с. 494].В стихотворении Вяч. Иванова «Тебе благодарим» крест представлен всознании поэта как символ безмерного простирающегося пространства,«четвероконечной силы» («Благодарим / За то, что Жизнь из чашинеисчерпной / Пьѐт Твой Потир; / За то, что Ночь во все концы пронзают /Лучи Креста»), что, несомненно, восходит к пониманию Креста в славянорусской традиции: Твоя высота, живоносне Кресте, воздушного князя бьѐт,глубина всея бездны закалает змия, широту паки воображает, низлагаямирскаго князя крепостию Твоею [209, с. 182].Тема благодарения звучит как принятие мира целиком со всеми егорадостями и скорбями. Язык текста стихотворения, как и всех произведенийВяч.
Иванова глубоко символичен во временном плане, в нѐм соединяетсясмысл настоящего проживания человека и историческая вневременнаядействительность: «Благодарим / За боль любви, за плач благодаренья, / Заночь потерь, / За первый крик, и смертный оцт боренья, / И смерти дверь». Иесли первые три строчки вполне понятны, то последние две нуждаются внекотором комментарии.«Смертный оцт боренья» – выражение, означающие смертельные мукиХриста на кресте. Под оцтом подразумевается напиток, приготовлявшийся изводы, уксуса и яиц. Оцет был поднесѐн к воспалѐнным, умирающим устамСпасителя, после громко произнесѐнного: «Жажду!».В строфе: «Зане прибой мятежный умирает / У кротких ног, – / Зане избездн Страданье прозирает, / Что с нами Бог», «прибой мятежный»метафорическиозначает человеческую душу, одержимую страстями.Употребление выражения в таком семантическом контексте достаточночастотно в славяно-русской традиции.
«Мятежный» прибой номинативноотносят к морской теме. Однако «морская» ситуация в этом контексте совсеминой природы. Например, в известном гимнографическом тексте встречаем:«Видя житейское море, волнуемое бурею напастей (искушений и бед),121пристаю к Твоей тихой пристани и молю Тебя: Изведи от погибели жизньмою». В 87 псалме, где повествуется о предсмертных борениях ИисусаХриста, Его страданиях и смерти вновь звучит «морская» тема: «На мнеутвердися ярость твоя, и вся волны твоя навел еси на мя».
В этом контекстеслово «волны» означает искушения, которые Господь претерпел на кресте.Словосочетание «Кроткие ноги» в поэтическом тексте Вяч. Иванова такжехарактерно для Христа. Согласно евангельскому сюжету Мария Магдалинавзяла алавастровую вазу индийского драгоценного нардового мира и полиламиром голову и ноги Спасителя, а затем вытерла Его ноги своимираспущенными волосами.Строчки: «Зане из бездн Страданье прозирает, / Что с нами Бог» могутбыть прокомментированы многими библейскими текстовыми параллелями.Однако предельно семантически близка фраза из 90-го псалма Псалтири:«Воззовет ко мне и услышу его, с ним Я (Бог) в скорби» [236, с.
351].В стихотворении «Миры возможного», написанном дантовскимитерцинами, посвящѐнном «памяти погибшего» молодого ученого, которыйнеожиданно убил другого человека и себя, звучит тема креста-распятия заближнего. Принятие боли за содеянное другим человеком невольнозаставляет автора подняться до величия Христа, принявшего распятие завсех: Его колени, кровь лия, слабели; / Он был паденья жертва роковая; /Сомкнуты, новых бездн глаза не зрели. / Я ж, за него крушась и изнывая, /Летел к нему, столь жалостью влекомый, / Как бы страдала плоть моя живая./ И были мне таинственно знакомы / Сей лик, и плащ, и ратный срядДамаска… / Томился он – и я пил оцт истомы («Миры возможного») [т.1, с.668].Крест как ощущение выбора, распутья:Русь! <…> Зато, что тыстоишь, немея, / У перепутного креста, / Ни Зверя скиптр подъять не смея, /Ни иго лѐгкое Христа («Месть мечная») [т.
2, с. 251].Понимание смысла бытия в творчестве Вяч. Иванова неизбежносвязано с символикой креста как принадлежности кругового пространства.122Так строчка из стихотворения «Роза ветров»: «Вселенский крест в небесныйвписан круг…» («Роза ветров») [т. 2, с. 494] восходит к известномуизображению «египетского иероглифа» (выражение Вяч. Иванова): «Так!«Жизнь» вещал, власть круга дивно слив / Со властью двух крестных чертпобедной, / Египетский святой иероглиф» («Врата») [т.1, с.
661].В творчестве Вяч. Иванова крест часто выступает как солярный знак,т.е. с семантикой «солнца», что довольно устойчиво связано (как намиотмечалось неоднократно) и со славяно-русской традицией, в которой солнце– известный и давний символ вечности. В стихотворении Вяч. Иванова«Солнце» оно символизирует Творца, во всѐм действующего и всѐ в себезаключающего: «Спит губительно в корнях омега / Солнце.
/ Альфа мира,сеть в ночь твоя услада, / О свершительная мощь, Омега – / Солнце!»(«Солнце») [т. 2, с. 231– 232].Употребление букв греческого алфавита – Альфы и Омеги – указаниена замкнутость начала и конца в Божественном круге вечности. ВАпокалипсисе встречается следующая фраза: «Я есмь Альфа и Омега, началои конец, говорит Господь, Который есть и был и грядет, Вседержитель»(Апок.1, 8). Солнце в стихотворении Вяч. Иванова символизирует Христа,что можно наблюдать в гимнографическом славяно-русском тексте тропаряРождества Христова: Рождество Твое, Христе Боже наш, возсия мирови светразума, в нѐм бо звездам служащии звездою учахуся Тебе кланитися, Солнцуправды, и Тебе ведети с высоты Востока.
Господи, слава Тебе! [209, с. 291].Например, строчка: «Как ослепительно в обличье снега / Солнце!» восходитк известному библейскому событию Преображения Господня, изложенному вЕвангелии от Марка: Одежды Его сделались блистающими, весьма белыми,как снег (Мар. 2: 15).Обустойчивойи теснойсвязисимволикисолнца икрестасвидетельствует также специфика изображения древнерусской монеты,которая называлась «солнечный рубль». Известно, что на древнерусскоймонете «посередине изображалось солнце и в четвероугольнике русская123буква П, подобно тому как на французских луидорах L. Четыре буквы П,будучи соединены верхними частями, образуют четвероконечный крест,вследствие чего эти рубли с изображением внутри солнца и без негоназывались также крестовиками [118, с.
635].Иногда символика круга в поэтической концепции Вяч. Ивановаперекликается с попыткой осознать прошлое, которое представляется всознании поэта «недвижным»: «Недвижное ждѐт нас уныло; И, кругзавершая плавучий, / Мы снова, – где встанет, что было, / Причалим под ивойплакучей» («Воззревшие») [т. 1, с. 748].Другим частотным мотивом пространственно-временной символики втворчестве Вяч. Иванова является мотив сеяния. Установить генезис мотивасеяния (семени), жатвы в творчестве Вяч. Иванова достаточно сложно. Онвосходит к тексту Библии. Это известная притча о сеятеле, встречающаяся вЕвангелии от Матфея (13: 1-23), Марка (4: 1-20), Луки (8: 4-15), где подсеятелем символически подразумевается тот, кто сеет (проповедует) словоБожье.
В другом случае, посев в творчестве поэта уподобляется мужскомусемени. Семантически мотив близок к разрешению вопроса вечнойдихотомии: жизни / смерти, темы возрождения тварного (земного) мира: «НоНебом был зачат / Наш темный род – Титанов падших племя. / И Солнцасемя, / Прозябнув в нас, осветит / Твой лик, о Мать!..
Ах, если Свет, чтосветит, / В себе распят, – / Пусть Дух распнет нас, кем твой свет зачат!»(«Темь») [т. 1, с. 741]; «Дабы в душе чужой, как в нови, / Живую врезавборозду, / Из ясных звезд моей Любови / Посеять семенем – звезду»(«Подстерегателю») [т. 2, с. 340]; «Ты – родилась; а я в ночи, согретой /Зачатьем недр глухих, – / Я умер, семя нивы колыбельной, / Душой в себераздельной, / С собою влачащей гроб того же тела, / Откуда отлетела /Желаний мощь» («Канцона I») [т.
2, с. 397]; «Кто в тленье сеет, в тленьи тоти в смраде / Прозябнуть должен …» («Феофил и Мария») [т. 2, с. 520];«Великий день священного покоя / Родимых нив, созревших для серпа!»(«Тихая жатва») [т. 4, с. 55].124В стихотворении «Последний знак, и будут два – одно…» мотив сева(сеяния) остается ведущим. Этот поэтический текст интересен тем, что в нѐмсфокусированы все библейские сюжеты, встречающиеся в творчестве поэта:Брак в Кане Галилейской, Голгофа, притча о сеятеле, сюжет Воскресения.Приведем текст стихотворения полностью.Последний знак, и будут два – одно:Зане двоим, кто на одной постелиВкушали нег Господнее виноИ смертный оцт, в неразлучѐнном телеСвершиться и воскреснуть суждено, –Коль не вотще Мария умолилаСпасителя прославить древний брак!И, щедрая, свой сев, отдаст могила,Зане объять не может света мрак,И семя нив Посеявшему мило.(«Последний знак, и будут два – одно…») [т.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
