Диссертация (1154413), страница 23
Текст из файла (страница 23)
2, с. 444].Первыетристрочкистихотворения,отличающиесякажущейсяэротичностью, имеют текстовые параллели, во-первых, в библейском тексте,во-вторых, они отличаются известной автобиографичностью.Строчка: «Последний знак, и будут два – одно» восходит к известнымбиблейским изречениям: «… и будут два одною плотью, так что они уже недвое, но одна плоть» (Мф.
19: 4-6). Иными словами, два человека должныбыть как один – по мыслям, чувствам, намерениям, действиям; они должныбыть одним существом, одной душой.Выражение «Зане двоим, кто на одной постели / Вкушали негГосподнее вино / И смертный оцт, в неразлучѐнном теле / Свершиться ивоскреснутьсуждено…»,пожалуй,можноотнестикизвестномубиографическому факту из жизни поэта, на который указала О. Дешарт,описывая кончину жены Вяч. Иванова: «Пришѐл священник с дарами.Умирающую соборовали. В.И. увидел, как выступила алая капля причастного125вина на ее помертвелые губы. Он обнял жену, в последний раз поцеловалмилый рот и выпил священную каплю» [т.
1, с. 120].Рассмотрение библейского мотива «семени» позволило сделатьследующие выводы:- прозябать (от цксл. «прозябати» – прорастать), возрождатьсяспособно то, что имеет в себе Свет и Дух;- прорастание к истине (Свету) возможно лишь через распятие,жертвенную любовь;- сеяние семени символизирует начало новой жизни, возрождениедуши от земной косности;- человек – семя. Начало жизни (колыбель) и смерть как необходимыесоставляющие бытия, их схожесть и закономерность, символика начала иконца;- жизнь и любовь способны продолжаться в иной надмирнойреальности;- мотив семени как начало творения, создания нового мира (мираинобытия), несущего отголоски прежней земной жизни.В статье «Два лада русской души» поэт по-библейски объясняет смыслсуществованиябытия:«Семя,умершеевтемныхглыбах,должновоскреснуть. Во Христе умираем, Духом Святым воскресаем.
Отсюда этоновозаветное чаяние мгновенного чудесного восстания в Духе, когдаисполнится година страстной смерти и погребения в земле. Оттого(характерный признак нашей религиозности!) в одной России СветлоеВоскресение есть, поистине, праздников праздник и торжество из торжеств»[т. 3, с. 352].Семя – пространственно-временной библейский символ в творчествепоэта, принадлежащий двум сторонам бытия: земному и небесному.Многожанровое функционирование символа семени в поэтических текстах,литературоведческихстатьяхнеизменнопредстаетивперепискеВяч.
Иванова с М. Гершензоном: «Я – семя, умершее в земле; но смерть126семени – условие его оживления. Бог меня воскресит, потому что Он сомною» [т. 3, с. 384].Христос (Крест) – центральный символ в поэтической концепции В.Иванова, часто находящийся в сосуществовании с античными образами.Известно, что между античным язычеством и средневековым христианствомпроходила долгая и мучительная эпоха с безнадежными попыткамисовместить две философии и две культуры [180, с. 227]. В поэтическойконцепцииВяч. Ивановаантичнаяфилософиявступаетвсвязьсхристианством. «Труднейшее постижение для русской интеллигенции естьясное уразумение идеи Церкви», – сказал Вяч.
Иванов в своей речи наторжественномзаседанииРелигиозно-ФилософскогоОбщества,посвящѐнном памяти Вл. Соловьева [т.1, с. 36]. Думается, эти словаВяч. Иванова можно отнести ко всей его мировоззренческой концепции.Развивая и, отчасти, корректируя учение Ницше о «дионисийстве» как орелигии бога, неизменно гибнущего и неизменно возрождающегося,Вяч. Иванов увидел в Дионисе страдающего Бога, тем самым увидев вдионисийстве множество общих и одновременно разных с христианствомчерт. В дионисийской религии Дионис умирает и воскресает, оставаясь всѐже частью природы. О.Т. Ермишин в статье «От культуры Серебряного векакфилософиирусскойэмиграции(Античныймифихристианскоемировоззрение)» утверждает, что «Иванов в изучении дионисийства прошелпуть от эстетического восприятия, определяемого влиянием Ницше, квыводамо«новозаветной»направленностидионисийскойрелигии.Подобный переворот в сознании пережили многие, и он особенно характерендля философии русской эмиграции» [121, с.
525].В работе «Новые маски» Вяч. Иванов констатировал: «Наше времяутверждает свое призвание к религиозному творчеству тем, что снова верит вбожественные возможности внутреннего опыта: ощутить себя и мир поновому – вот в чѐм «переоценка ценностей», необходимая для нашего127духовного освобождения. И в дифирамбических очищениях мы, хотя бы наодно мгновение, воистину ощущаем себя и мир по-иному» [т.
2, с. 79].Рассмотрим сложную внутреннюю организацию и функционированиебиблейских мотивов (Христа и сеяния) на примере стихотворениеВяч. Иванова «Возрождение»:Встань, Дифирамб! Не сякнутьКлючи жизни!Встань! Не вянетВенец Геи!Играет ФениксНад пальмой столпной;И Вечность – ПастухСвирелью вечернеюОвец светорунныхПажити синейНе закликаетВ ограду Смерти…Смерти?..Но не умрѐте выНе прозябнувДля жатвы БожьейНа ниве Ночи родимой,Звѐздные севы!Проанализируем христианскую, библейскую символику. Известно, чтоФеникс – птица, которая была известна ещѐ древним египтянам (о ней зналиГеродот и Тацит).
Каждые 500 лет она сама себя сжигала и опятьобновлялась, возрождаясь из пепла. У древних писателей миф о Фениксе былуказанием на веру в воскресение тела. В древнехристианской символикеФеникс – символ воскресения [118, с. 703]. В поэтическом словаре Вяч.Иванова образ Феникса обладает подобной семантической наполняемостью:128«То – Феникс, умирающий / На краткий срок... Гори!...» («Огненосцы») [т.2, с. 243].Не удивительно, что последующая часть стихотворения восходит кбиблейским фразам: «Аз есмь пастырь добрый: пастырь добрый душу своюполагает за овцы» (Иоан., 10: 11) и «Аз есмь дверь: мною аще кто внидет,спасется: и внидет и изыдет, и пажить обрящет», о чѐм свидетельствуетсама символика: Пастух, свирель, овцы.
«Пастырь» в переводе сославянского номинативно означает «пастух», метафорически «пастырь» вбиблейских текстах – Христос. Можно утверждать, что фраза: «И Вечность –Пастух / Свирелью вечернею / Овец светорунных / Пажити синей / Незакликает / В ограду Смерти…» восходит также и к тексту канона РождестваХристова (песн. 7, троп. 1): Пастырие свиряющие ужасно светоявлениеполучиша (Владеющие свирелью пастыри удостоились чудесного явлениясвета).Последняя часть стихотворения: «Но не умрѐте вы / Не прозябнув / Дляжатвы Божьей / На ниве Ночи родимой, / Звѐздные севы!» – становитсявполне понятной после семантического анализа церковнославянских слов:прозябаю, жатва и символического значения в библейском тексте мотивасеяния.Церковнославянскийглаголпрозябаюозначает«произрастание,рождение».
Номинативное значение слова жатва и в современном русскомязыке – время, в которое собирают хлеб или сам сбор хлеба. Однако глаголумрѐте, в таком случае, явно вступает в диссонанс с семантикой словажатва. Основанное на метафорическом переносе, оно может означать, вопервых, людей, нуждающихся в христианском просвещении (в этом жезначении слово жатва встречается и в другом поэтическом тексте Вяч.Иванова «В облаках»: «Где жатвы коленопреклонных, / Где пляска свиваеттолпы…» [т. 2, с.
275], во-вторых, страшный суд, конец мира [118, с. 179].Таким образом, можно предположить, что фраза: Но не умрѐте вы / Непрозябнув / Для жатвы Божьей / На ниве Ночи родимой, / Звѐздные севы! –129восходит к библейскому тексту Первого послания к Коринфянам святогоапостола Павла: Сеется в тлении, восстаѐт в нетлении; сеется в уничижении,восстаѐт в славе; сеется в немощи, восстаѐт в силе; сеется тело душевное,восстаѐт тело духовное (1 Кор.
15: 42-44).В сознании современного человека глагол сеется способствуетматериальному восприятию текста. В данном случае уместно задать вопрос:Что сеется? Понимание духовного аспекта и, как следствие этого, осознаниеодушевлѐнного, живого начала, возможности замены вопросительногоместоимения что на кто становится допустимым при обращении к другомупоэтическомутексту,например,кстихотворениюБ. Пастернака«Магдалина»: «Но пройдут такие трое суток / И столкнут в такую пустоту, /Что за этот страшный промежуток / Я до Воскресенья дорасту».Генезис умирания, прорастания в славяно-русской традиции прямосвязан с этимологией слова хоронити, имеющего церковнославянскуюпараллельхранитиснеполногласием.Хоронитьвславянскоммиропонимании означало ранее хранять, сохранять. В данном случае кслову хранить уместен вопрос: кого? Согласно библейскому преданию,человека кладут в землю, когда он умирает, и хранят (хоронят) его доопределѐнного времени – Второго пришествия Иисуса Христа, во времякоторого и произойдет всеобщее воскресение (оживление из мертвых).В свете всего сказанного, семантика мотива сеяния (семени), жатвы впоэзии Вяч.
Иванова раскрывается в следующем:- вечность принадлежит Христу;- смерти нет – за ней следует воскресение или возрождение,«прорастание» в жизнь вечную.Библейские мотивы жатвы, семени, нивы, сеяния частотны в лирикеВяч. Иванова. Время как жнец: «Мы – нива; время – жнец; потомство – рига»(SONETTO DI RISPOSTA) [т. 2, с.
336]. В поэтическом мире Вяч. Ивановапроисходит трансформация библейских привычных (каноничных) тем,130сюжетов и образов, потому что автор часто видит своѐ призвание в«религиозном творчестве» тем, пытается ощутить себя и мир по-иному.Вспомним еще одну мировоззренческую установку поэта, котораяпрозвучала в его статье «Новые маски», появившейся в виде вступительнойстатьи к трехактной драме Л.Д. Зиновьевой-Аннибал – «Кольца» (1904):«Умереть в духе вместе с трагическою жертвой, ликом умирающегоДиониса, и воскреснуть в Дионисе воскресающем – в этом сущностьдифирамбического очищения» [т.
2, с. 79], поэтому поэт к стихотворению«Возрождение»ставитэпиграф:«Сей(Дионис-Дифирамб)естьбогвозрождения. Гермиас-Неоплатоник». Однако античный Дионис – это форма.Дионису в «Кормчих Звездах» посвящен целый цикл стихов. По мнениюО. Дешарт, нет там Диониса как Бога античных философем и теологем.Исследовательница приходит к выводу, что «В.И. пытается схватить изапечатлеть его как внутренний опыт экстаза, как вечную, в глубинахчеловеческогопреизбыточную,духатайноясномудействующую,дневномувсѐсознаниюпредопределяющую,недоступнуюсилу.Дионисийское начало, антиномическое по своей природе, может бытьмногообразноописываемоиформальноопределяемо,новполнераскрывается оно только в переживании» [т. 1, с. 46].Попытка целостного религиозного осмысления порой приводит кнеожиданным пространственным превращениям, совмещению разных повремени и пространству библейских событий.
Например, Брак в КанеГалилейской и события Голгофы неожиданно географически сближаются.Уточним, что слово Голгофа переводится как Лобное место или место лба,черепа. Известно, что Голгофа находилась на западной стороне близИерусалима. Кана – в Галилее. С категорией времени в данном случае такжепроисходят известные метаморфозы: нарушается его линейный ход ивозникаетцелостноеонтологическоевосприятиесобытий,которыесосуществуют, отныне не подчиняясь земному ходу времени:Иль, агнцу с крестною хоругвию, дано131Тебе струить из ран эдемское вино,И льѐтся Кана с выси Лобной,И копья в снежное вонзаются руно,Но зрак твой, пронизав мгновенное пятно,Слепя, встаѐт из сени гробной…(DE PROFUNDIS) [т.