Диссертация (1154407), страница 39
Текст из файла (страница 39)
Путешествие в Армению // Электронный ресурсhttp://www.lib.ru/%3E%3C/POEZIQ/MANDELSHTAM/armenia.txt.230на языке, - развивается не из себя, но лишь отвечает на приглашение, лишьвытягивается, оправдывая ожидание»399.В диалоге рождается, таким образом, новая онтологическая метафора:человек – вектор, человек – растение. К таким метафорам чаще всегоотносится описание, например, какого-либо явления как сущности, котораяможет влиять на что-либо, предопределять чьи-то действия и пр.
«Как и вслучае ориентационных метафор, носители языка даже не замечаютметафоричности большинства приведенных выше выражений. Это отчастиобъясняется тем, что онтологические метафоры, подобно ориентационным,имеют крайне узкий диапазон использования — способ обозначенияявления, его количественную характеристику и т. п.»400. Если рассматриватьэто зарождение концепта как метафору, то становятся понятны два маломотивированных ответвления в диалоге.Мысль о людях-растениях напоминает об образе, использованномДанте: в «Божественной комедии» самоубийцы превращены в живыедеревья, и при отламывании веток льется кровь.
Это ответвлениемотивированоупоминаниемоМихаилеЭммануиловичеКозакове,покаявшемся «в том, что был орнаменталистом или старался по мерегреховных сил им быть»401 – ему, по мнению рассказчика, уготовано местосреди дантовских самоубийц. Если не видеть логики развития концепта вдиалоге, неясно, почему вдруг рассказчик вспоминает об этом писателе?Человек, отклонившийся от выбранного им вектора развития, подобенсамоубийце: именно поэтому его место среди живых растений Данте.Второе, казалось бы, мало мотивированное ответвление мысли –внезапное воспоминание о шахматах.
Однако в свете идеи вектора399Мандельштам О.Э. Путешествие в Армению // Электронный ресурсhttp://www.lib.ru/%3E%3C/POEZIQ/MANDELSHTAM/armenia.txt.400Лакофф Дж. Джонсон Г. Метафоры, которыми мы живем. – пер. А.В. Амьянов. – М.:АСТ, 2001. – С. 129.401Мандельштам О.Э. Путешествие в Армению // Электронный ресурсhttp://www.lib.ru/%3E%3C/POEZIQ/MANDELSHTAM/armenia.txt231направления и эта причудливая ассоциация становится ясна: каждаяшахматная фигура имеет свое заданное направление движения и параметрыдвижения – как человек, как растение, как зачаток настурции.Онтологическая метафора человека как растения имеет своикорреляции в философии: «мыслящий тростник» Паскаля, в мифологии – вчастности, в античных мифах превращение нимфы Дафны в лавровоедерево. Наконец, заложенная в диалоге 1920-х годов метафора получилаантонимическое воплощение в современном русском языке: если уМандельштама растение было символом развития, реализации заложенноговектора, то сегодня «растением» пренебрежительно называется ничем неинтересующийся и никак не развивающийся человек, а в контексте болезни– находящийся в коме пациент, жизнь которого обеспечивается с помощьюспециальных аппаратов.В «Москве» запечатлено зарождение взаимосвязи концептов вполилоге, в котором сам автор практически не принимает участия: онявляется как бы сторонним наблюдателем.
Предшествующая этому очеркукраткая зарисовка «Ашот Ованесьян» также запечатлевает развитиеконцепта в диалоге, причем этот диалог частично строится как монолог:рассказчик пытался пообщаться с молодым армянином, однако диалог неполучает продуктивного развития:«Были названы имена высокочтимых армянских писателей, былупомянут академик Марр, только что промчавшийся через Москву изУдмуртской или Вогульской области в Ленинград, и был похвален духяфетического любомудрия, проникающий в структурные глубины всякойречи...
»402.В описании рассказчика непонятно, кто именно упоминал этихписателей и академика Марра, в соответствии с теорией которого402Мандельштам О.Э. Путешествие в Армению // Электронныйhttp://www.lib.ru/%3E%3C/POEZIQ/MANDELSHTAM/armenia.txt.232ресурсармянский язык, как и многие другие языки Европы и Азии, принадлежит кяфетической семье403, причем в развитии этой беседы несколько разупоминается тема созвучных концептов - глубины, головы и глухоты:«Видеть, слышать и понимать - все эти значения сливались когда-тов одном семантическом пучке.
На самых глубинных стадиях речи не былопонятий, но лишь направления, страхи и вожделения, лишь потребностии опасения. Понятие головы вылепилось десятком тысячелетий из пучкатуманностей, и символом ее стала глухота»404.Первичная глухота - это некое единство семантики, когда восприятиекак таковое не было обозначено, и голова была лишь носителем некоегонаправления, желания воспринимать – впоследствии воплощенного взрение. Это та самая «духовная жажда», которой был томим пушкинскийпророк – встреча с серафимом принесла ему и новое острое зрение, и новыйслух, и красноречие.Созвучие головы, глухоты и глубины проявляется и в армянскихстихах Осипа Мандельштама:Ах, ничего я не вижу, и бедное ухо оглохло,Всех-то цветов мне осталось лишь сурик да хриплая охра.(«Ах, ничего я не слышу, и бедное ухо оглохло…»)405Корень«глух»-«голова»по-армянскисогласуетсясэтимтриединством головы, глубины и глухоты, причем поиск созвучий междунеблизкородственными русским и армянским языками вполне в духеяфетической теории Марра, о которой рассказчик упоминает в началеотрывка.
Глубина головы – вместилище той первичной глухоты, из которойразвились и зрение, и слух, а оглохшая от впечатлений голова может403Алпатов В.М. Марр, марризм и сталинизм // Электронный ресурсhttp://www.ihst.ru/projects/sohist/papers/alp93sp.htm404Мандельштам О.Э. Путешествие в Армению // Электронный ресурсhttp://www.lib.ru/%3E%3C/POEZIQ/MANDELSHTAM/armenia.txt405Мандельштам О.Э. Сочинения в 2 томах. – Тула: Филин, 1994. – Т.1. – С. 110.233воспринимать лишь цвета, и только оттенки красно-оранжевого: сурик иохру – и синего цвета (контрастную палитру, как было показано выше).О лингвистических соображениях Мандельштама Ф.
Успенскийпишет: «Сколь бы наивной она ни выглядела с точки зрения современноголингвиста, эта новелла предлагает азы той всеобъемлющей «поэтическойностратики»,накоторуюопиралсявсвоемпозднемтворчествеМандельштам. Он делает ставку на те имманентные силовые потоки,которые проходят по вертикали и по горизонтали – от праязыка ксовременности и от одних живых языков к другим»406.Этот принцип поэтической ностратики – этимологические сближения,приводящие к соединению и общности концептов – описывает и Л.Г.Кихней: «теория «знакомства слов» Мандельштама не просто ставит своейцелью наращивание смыслов за счет столкновения слов из разныхстилистических и семантических контекстов, а имеет под собой глубокуюфилософскую основу, истоки которой восходят к акмеистическимпредставлениям о мире, как неком изоморфном единстве, и в то же время— к феноменологическим представлениям, не расчленяющим бытие и еговосприятие»407.Сближение слов по созвучию, этимологическим связям и инымпринципам в поэзии и теоретических работах Мандельштама получаетнеожиданное воплощение в описанном им «с натуры» развитии концептов вдиалоге.Намеченные поэтом пунктиры могут получать продолжение вдальнейшей речевой практике языкового коллектива.
Так, еще одна406Успенский Ф.Б. Работы о языке и поэтике Осипа Мандельштама. «Соподчиненностьпорыва и текста». – М.: Фонд развития фундаментальных лингвистическихисследований, 2014. – С. 42.407Кихней Л.Г., Меркель Е.В. Философия слова и поэтическая семантика ОсипаМандельштама. Монография. М.: изд-во «Флинта»; изд-во «Наука», 2013.234семантическая связь глубины и глухоты – тишина, царящая в глубине, гдетолща воды или земли заглушает все звуки.Причудливое движение концептов в языковом коллективе не имеетконечной точки: вполне возможно, что сопоставление человека и растения,соединение в единый семантический пучок головы, глубины и глухотыимеет еще языковые и творческие перспективы.Растения упоминаются и в «армянских» стихах – в первую очередь,роза:Закутав рот, как влажную розу…(«Закутав рот, как влажную розу…)Руку платком обмотай и в венценосный шиповник,В самую гущу его целлулоидных тернийСмело, до хруста, ее погрузи.
Добудем розу без ножниц.Но смотри, чтобы он не осыпался сразу —Розовый мусор — муслин — лепесток соломоновый —И для шербета негодный дичок, не дающий ни масла, ни запаха.(«Руку платком обмотай и в венценосный шиповник…»)Холодно розе в снегу:На Севане снег в три аршина...(«Холодно розе в снегу…»)408Анализируя впечатления Мандельштама от поездки в Армению,можно выделить как минимум два вектора ассоциативных связей. Первый,«визуальный», связывает цикл «армянских» стихотворений в единыймонолит и объясняет присутствие в «Путешествии в Армению» логическиникак не связанного с Арменией очерка «Французы».
Второй, «слуховой»вектор, получает более разветвленное развитие: с одной стороны, в образестороннего слушателя незнакомого языка воплощаются впечатленияМандельштама от армянской речи, с другой – слушатель может408Мандельштам О.Э. Сочинения в 2 томах. – Тула: Филин, 1994. – Т.1.
– С. 109 и далее.235присутствовать и при диалоге на родном языке, от этого не ставшемпонятнее:«Кому не знакома зависть к шахматным игрокам? Вы чувствуете вкомнатесвоеобразноеполеотчуждения,струящеевраждебныйкнеучастникам холодок.А ведь эти персидские коники из слоновой кости погружены враствор силы. С ними происходит то же, что с настурцией московскогобиолога Е.С.
Смирнова и с эмбриональным полем профессора Гурвича.Угроза смещения тяготеет над каждой фигуркой во все время игры,во все грозовоевнимания.явлениетурнира. Доска пучится отнапряженногоФигуры шахмат растут, когда попадают в лучевой фокускомбинации, как волнушки-грибы в бабье лето»409.Не-биолог, не-специалист, присутствующий при разговоре биологов,понимает в нем не больше, чем сторонний наблюдатель в развивающейсяшахматной партии. В приведенном выше отрывке описано общениеМандельштама с реальным человеком, ученым-энтомологом БорисомСергеевичем Кузиным, к которому автор очерка прямо и обращается взаключении: «Этими запоздалыми рассуждениями, Б.С., я надеюсь хотя быотчастивас вознаградить за то, что мешал вам в Эривани играть вшахматы»410. Фигура Кузина, сыгравшего важную роль в поздних интересахи увлечениях Мандельштама, объясняет присутствие в цикле «Путешествиев Армению» очерка «Вокруг натуралистов», в котором говорится оДарвине, Линнее, Ламарке, Палласе, но никак не об Армении.«В черновых набросках к «Путешествию в Армению» Мандельштамсделал существенное для всей этой истории признание: «С тех пор, какдрузья мои - хотя это слишком громко, я лучше скажу приятели - вовлеклименя в круг естественно-научных интересов, в жизни моей образовалась409Мандельштам О.Э.