Диссертация (1149119), страница 26
Текст из файла (страница 26)
31.3Ibid. P. 32.4Cf.: Sendivogius M. Novum lumen chimicum. P. 67.2120miracula rei unius, прямо ориентируется на «Изумрудную скрижаль», делая еецентральным пунктом учения.«Меркурий философов – вода, которая падает с неба дождем и котороеСолнце, его отец, испаряет каждый день из земли в виде пара и берет на небо.Там он [снова] становится дождем и природной силой Луны, ее (воды – М. Ф.)матери. Затем он конденсируется, становится тяжелым и падает на землю»1.Итак, мистерия этого превращения описывается, в частности, как работаСолнца и Луны в создании дождевой воды. Однако непосредственно передэтим ключевым объяснением была упомянута роса (ros), что заставляетобратиться к проблеме источника самого слова «rosencreuz».
Йейтс в своемобосновании близости «Consideratio brevis» «Монаде» Ди опиралась в основномна внешние свидетельства, и, в первую очередь, кроме прямых текстовыхзаимствований (см. выше) на надпись на титульном листе «Consideratio»,совпадающей с аналогичной «Монады»: «De rore caeli et pinguedine terrae dettibi Deus»2 («От росы неба и тучности земли да даст тебе Бог»). В связи с этойцитатой она упоминает старую теорию, согласно которой «rosencreuz»образовано не от слов «роза» (rosa) и «крест» (crux), а от «роса» (ros) и крест(crux).
Действительно, это упоминание росы сближает их, причем несколькимистрочками выше ключевого места всего произведения автор также упомянулros: «являет себя в форме росы». Роса – ключевой алхимический символ, одноизобозначенийМеркурия.Йейтссчитаетвозможнымговоритьобэзотерической (ros) и экзотерической (rosa) интерпретациях3. Это наблюдениеможет стать подтверждением этой модели. Возможно, что роса былаэзотерическимобозначением,отсылающимксухойводекакплодусовершенного соединения солнца и луны, намекая в этом слове на opusmagnum. Интересно, что роса (как плод соединения солнца и луны) и крест при1СВ. P. 32.Йейтс Ф.
Розенкрейцерское просвещение. С. 94.3Там же. С. 134–135.2121соединении дают меркурий философов в терминах Ди (то есть саму Монаду беззнака огня, см. схему 7, п. 7).В начале произведения в предисловии упоминается и роза как обозначениемудрости: «Quid rosa odoratius, quid pulchrius, quid cerebro conducibilius»?1 («Чтоароматнее, что красивее, что полезнее розы для ума?»).Проблема происхождения герба розы и креста не решена до сих пор.
Уэйтговорил о гербе Лютера2 (крест, вырастающий из розы), близком гербу самогоАндреэ (об этом упоминал и Т. Хесс в маргиналиях к «Химической свадьбе»),как об источнике этой символики, и эта версия была поддержана современнымиисследователями,вчастности,Р.Диксоном3.Тогдапервоначальнымматериалом для обоснования символики розенкрейцерской авантюры служилорозокрестьегербаАндреэ,котороедополнялосьиэкзотерическимиклассическими мотивами прекрасной розы и алхимическими эзотерическимиаллюзиями росы на rei unius «Изумрудной скрижали».Однако это не решает ключевого вопроса главы, а именно того, насколькоблизка философия Ди этому произведению.
Ни в одном из предыдущих текстов(«Allgemeine und General Reformation», «Fama Fraternitatis») мы не нашлипрямых свидетельств такого влияния. Автор «Consideratio» несомненно читалпроизведения Ди и использовал их в тексте, однако они служат для него скореесборным источником для собственных интерпретаций и размышлений, восновномонопираетсяна«Изумруднуюскрижаль».Вообщесамопроизведение носит скорее отрывочный характер, производя впечатлениесознательной компиляции алхимических трактатов4. Кроме того, если критичноподойти к источникам, не стремясь построить общую картину любой ценой,даже если «Consideratio», содержащее эти мотивы, помещено рядом с«Confessio», это не означает их необходимую связь, а повторяемое самим1СВ.
P. 7.Waite Α. Op. cit. P. 242–244.3Dickson R. Op. cit. P. 788.4Cf.: Clulee N. Astronomia inferior. P. 214.2122Андреэ в последующие годы выражение «ludibrium» по отношению крозенкрейцерству внушает еще меньшую надежду на возможность нахожденияисточников идей этих текстов; Андреэ даже писал, что такой поискподтверждает inanitatem curiosorum1 («ничтожность любопытных»).Притом, что такого рода скептицизм вполне допустим и даже оправдан, онимеет и слабые места. Определенная система взглядов, характерная для раннего(или классического) розенкрейцерства времени манифестов, на наш взгляд, всеже может быть прослежена, хотя сам Андреэ, возможно, и отказался от этихидей к концу своей жизни.
Можно задаться вопросом: является ли позднейшеенаименованиерозенкрейцерства«игрой»необходимымдоказательствомотсутствия его внутренней целостности? Н. Клули обвинял варбургскую школу,к которой принадлежала Ф. Йейтс, в игнорировании ранней философии Ди инамеренно анализировал эту философию без опоры на поздние его работы2. Нестоит ли по этому же принципу исследовать розенкрейцерские работы в ихсобственном контексте? В любом случае, именно в «Consideratio» и лишь в немречь идет непосредственно о содержании тайной мудрости розенкрейцеров, ккоторым автор себя причисляет и перед которыми преклоняется, и этоймудростью является обозначаемое именно Монадой алхимическое соединениесолнца и луны в opus magnum.Итак, анализ представленных до сих пор документов не подтверждаетпрямо тезис Йейтс о том, что «философия, стоящая за манифестами, и естьфилософия Ди».
Мотивы этих произведений не исчерпываются идеями«Монады», скорее это общее движение к синтезу знания, где и сама философияДи становится лишь одним из компонентов мозаики истины, данной Адаму,возвращение в мир которой и проповедовали розенкрейцеры, когда «магия,каббала и алхимия совместно образуют прекрасное учение». «Монада» Дислужила скорее одним из возможных языков описания реальности, так же как игерметика или каббала для Ди, и, пожалуй, именно это важнейшее для всего его12Johannis Valentini Andreae Vita ab ipso conscripta ex autographo… Berolini, 1849. P. 10.Cf.: Clulee N.
Astrology, magic and optics. P. 633–634.123мировоззрения и в особенности «Монады» движение к general synthesis и былообъединяющим мотивом для Ди и несомненно знакомых с его работамиавторов розенкрейцеровских манифестов. Если «Монада» Ди магическиобъединяла мир, конституируя совершенный язык «creatio – depuratio –transformatio», «matrimonium terrestrum – crucis martirium – matrimoniumdiuinum», где и «Изумрудная скрижаль» была лишь одним из его аспектов, торозенкрейцерская система натурализма парацельсианского толка скорееконцентрироваласьвокругалхимическихмотивов«великогоделания»,используя и реинтерпретируя саму «Монаду» как средство его достижения. Врамках такой интерпретации правильнее будет говорить о «Монаде» ирозенкрейцерских произведениях как о своеобразных рядах интерпретациигерметической «Изумрудной скрижали», ее метаморфозах в эзотеризме XVI–XVII вв.Вместе с тем, если общая программа братства, изложенная в «Fama» и«Confessio», связана с «Кратким изложением», единственным известным нампроизведением, излагающим розенкрейцерскую «мудрость», то «Монада» Ди,пусть реинтерпретируемая в герметическо-алхимическом контексте, и должнабыла связать вместе другие науки в провозглашаемом манифестами синтезе, иона может стать ключом к пониманию розенкрейцерского герметическогопроекта.
Возможно, анализ «Химической свадьбы» сделает его яснее.§ 2. «Химическая свадьба Христиана Розенкрейца». Проблемаинтерпретации. Мотивы «Иероглифической монады» в текстеСложно говорить об этом произведении Андреэ1. Действительно, напервый взгляд в ней развиваются тенденции, намеченные в более ранних«Fama», «Confessio», «Consideratio», но именно на полях этого произведения и1Chymische Hochzeit Christiani Rosencreuz. Anno 1459. Straßburg / In Verlägung / LazariZetzners Anno M.
DC. XVI. Русский перевод: Андреэ И. Химическая свадьба ХристианаРозенкрейца. М., 2003.124появляетсяпервоенастоящеесвидетельствосвязифилософииДиирозенкрейцеров. Уже на первых страницах описывается, как в начале первогодня главному герою вручается приглашение на свадьбу, и изображена«Иероглифическая монада»1. Кроме того, мотивы духовной алхимии и смертивозрождения широко представлены в тексте. Сама свадьба, на которуюприглашен Розенкрейц, символизирует соединение элементов в «великомделании»2.
Когда в конце третьего дня шестеро спутников Розенкрейца, в томчисле старый король, подвергаются казни, Дева говорит ему: «Эта смертьдолжна многих сделать живыми»3. Именно их кровь и будет служитьматериалом для изготовления в течение шестого дня двух гомункулов – женихаи невесты. Находят свое продолжение и идеи обновления знания, выраженныев предыдущих манифестах. В конце второго дня, когда надменные гостикоролевской свадьбы стали вести себя крайне развязно, один из собеседниковговорит Розенкрейцу: «Приходит время, когда со лжецов будут сорваны маски,и мир начнет почитать то, что ныне не ценит»4. Розенкрейц будто бысимволизирует собою путь истинного духовного познания, вне косностисовременной ему гордой науки, погрязшей в предрассудках. Однако всеподобные рассуждения, даже если они кажутся истинными, наталкиваются наодно неодолимое препятствие, а именно: странно сказочный, временами дажекарнавальный, характер «Свадьбы»5.