Диссертация (1149116), страница 24
Текст из файла (страница 24)
Из утверждения Эсхила о том, что страдание учитмудрости338, вовсе не следует, что эта возможность содержится в самомстрадании, как его внутренняя цель и назначение. Скорее здесь имеет местоубежденность Эсхила в том, что добродетель мудрости, через которую приходит вмир правда и справедливость, позволяет в какой-то мере избегнуть страдания исвести его воздействие к минимуму. В этом контексте философия, устремленная кбожественной мудрости, может пониматься как поиск способа тотальногоисцеления от страданий через достижение такого уровня бытия, который бысоответствовал не причастному скорби уровню божественного совершенства.Терапевтические методы у каждой философской школы были свои, и их различиеопределяло своеобразие акцентов в представлении о содержании божественногоблаженства.
Однако созерцание перипатетиков, эпикурейская безмятежность илистоическая апатия неизменно обретались через недопущение страданий вубежденности в их соотнесенности с «неразумными страстями» и «ложнымимнениями». Страсть, в сущности, есть погоня за «неистинными удовольствиями»,которая является следствием неподлинного знания вещей.
«Неистинныеудовольствия» влекут за собой страдание, которое с новой силой воспламеняетстремление к удовольствию для его прекращения. Выходом из этого circulusvitiosus сменяющих друг друга удовольствий и страданий полагается счастье,обретаемое через «знание вещей божественных и человеческих», котороеявляется таким родом удовольствия, которое не имеет своей оборотной стороны –страдания.Было бы неточностью полагать, что в рассуждении Аристотеля отрагическомкатарсисе,возникающемнаисходепереживаниязрителемтеатрального представления сострадания и страха, страдание приобретаетимманентный смысл. Казалось бы, в этом случае страдание должно иметь вполне338См.: Aeschylus. Agamemnon, 250.107конкретное назначение и функцию, поскольку оно участвует в последующемдостижениикатарсическогоочищенияиосвобожденияотаффектов,опосредованного мимесисом, подражанием действующему лицу трагедии.Однако, несмотря на то, что действие трагедии провоцирует возникновениеаффектов, его цель Аристотель видит не в возбуждении страдания, и даже не впоследующем катарсисе аффектов, а в эстетическом и интеллектуальномудовольствии, которое доставляет мимесис: «подражание всем доставляетудовольствие»339, – утверждает Аристотель.
А удовольствие, связанное смыслительной деятельностью, как известно, для Аристотеля есть благосамодовлеющее,всвоейабсолютнойосуществленностибожественнымблаженством.Страданиеже,общеантичнойинтуицией,результатекатарсисаввполномявляющеесясоответствиидолжносподвергнутсяаннигиляции340.Исходнаяантичнаяинтуициябессмысленностиинеоправданностистрадания вступает в явное противоречие со словами апостола Павла: «вам даноради Христа не только веровать в Него, но и страдать за Него (Флп. 1:29), а такжес одной из заповедей блаженств, данных Христом в нагорной проповеди:«Блаженны плачущие, ибо они утешатся» (Мф 5:4).
Здесь идет речь не только отом, что плачущие станут блаженны в будущем, но также утверждается ихблаженство в настоящем, коль скоро они являются «плачущими» в настоящем.Очевидно, что для античного сознания подобные слова были бы безумием, в товремя как для христианской традиции они послужили отправной точкой длясвоего рода переориентации в осмыслении сущности страдания.Развернутое толкование на эти слова Христа дает свт. Григорий Нисский всвоем экзегетическом сочинении «О блаженствах».
В «Слове третьем» онсравнивает страдание с тем, что происходит с омертвевшей частью тела, которая,возвращаяськжизни,сначалаприноситболь.БесчувственностьиAristoteles. Poetica, 1448 b 8-10 / пер. с др.-греч. М. Л. Гаспарова // Аристотель.
Сочинения: в 4-х т. Т.4. – М.: Мысль, 198. С. 648.340См. Вальченко В. О сострадании, страхе и катарсисе у Аристотеля // Балтийский филологическийкурьер: Науч. журн. – Калининград: КГУ, 2003. № 2. С. 55.339108невосприимчивость в таком случае являются по мысли свт. Григория признакомотсутствия жизни, в то время как чувство боли свидетельствует об обратном.Разумеется, к этой аналогии подходит не всякое страдание («дело печали мирской– смерть»341), но только то, которое связано со знанием «высшего блага», т.
е.Бога. Здесь возникает совершенно абсурдная для платонической философии темасмерти души: если античная традиция видела в душе источник жизни,одушевленности тела, душа полагалась божественной и бессмертной и в высшейсвоей части посредством созерцания совпадающей с «истинным бытием», то длясвт. Григория душа может умереть, в то время как эмпирический индивид будетпродолжать существование. Душа жива в динамике личностного общения сБогом, которое отлично от бесстрастного интеллектуального созерцания, истраданиевыступаетсвидетельствоможивлениядушичерезосознаниеиндивидом необходимости Бога для обретения подлинной жизни.Реальность счастья свт. Григорий Нисский оборачивает в его полнуюпротивоположность:«бедствуютте,укогожизньбеспечальнаиблагоденственна»342, ибо «кто услаждается настоящим, тому следует не искатьлучшего»343.Счастьеиблагоденствиестановитсясвоегородаформой«блаженного неведения», происходящей от «душевной слепоты» и мертвеннойнеспособности обратиться к Богу, в то время как страдание осмысляется вкатегориях прозрения и оживления.
Вполне внятные отголоски этой интуицииможно расслышать, спустя несколько столетий, в тезисе С. Кьеркегора о том, чтосамое полное и абсолютное отчаяние состоит в отсутствии всякой возможностиотчаяться.Подобное состояние с христианских позиций не может осмысляться иначе,чем бедственное, и выход из него возможен только через страдание, котороевыступает нарушением «блаженной» слепоты счастья. Эта «оживотворяющая»функция страдания во многом объясняет так часто встречающееся в трудах ОтцовГригорий Нисский. О блаженствах // Творения Святых Отцов в русском переводе. Т. 38.Творениясвятого Григория Нисского. Ч. 2.
– М.: Типография В. Готье, 1861. С. 388.342Там же. С. 387.343Там же. С. 398.341109Церкви словосочетание «радостнотворная печаль». К примеру, одно из известныхаскетическихсочиненийпреп.ИоаннаЛествичникаимеетназвание«Радостнотворный плач», в котором в частности есть следующие строки:«С усилием держи блаженную радостную печаль святого умиления и непереставай упражняться в сем делании, пока оно не поставит тебя выше всегоземного и не представит тебя чистым ко Христу»344.Сама форма прилагательного «радостнотворный» очевидным образомуказывает на значение «творящий радость», т. е. согласно преп.
Иоанну,страдания не только не следует избегать, но напротив, необходимо к немустремиться («блаженны алчущие скорби и жаждущие бесчестий»345), посколькуоно дает радость через «очищение, преуспеяние в любви к Богу, омовение отгрехов и освобождение от страстей»346. Парадоксальным образом христианскийподвижник через страдание обретает, казалось бы, противоположное ему –радость.Здесь возникают чуждые античности мотивы смирения, самоотречения,искупления и сораспятия Христу, «Который вместо предлежавшей Ему радости(χαρᾶσ), претерпел крест, пренебрегши посрамление, и воссел одесную престолаБожия» (Евр. 12:2).
Христос для подвижника является не только евангельскойистиной, но обладает личным Богобытием, лишь раскрытым в Евангелии. Личноеотношение предполагает восприятие Христа как «Пути, Истины и Жизни», иследование этому пути не совместимо с благополучной жизнью, но напротив,предполагает готовность к страданию, поскольку Сам Бог вошел в прямоесоприкосновение со страданием и смертью.
Более того, само страдание можетбыть верным свидетельством жизни во Христе, как о том говорит С. Кьеркегор:«путь следования за Христом навеки надежен и всегда проходим: на этом путистрадание – это радостный признак того, что путь твой верен»347. Таким образом,Райская Лестница 7:9 // Иоанн Лествичник, прп. Лествица, возводящая на небо. – М.: Изд-воСретенского монастыря, 2007. С. 147.345Райская Лестница 7:4 // Там же, С. 146.346Райская Лестница 7:33 // Там же.
С. 153.347Кьеркегор С. Евангелие страданий. – М.: Свято-Владимирское изд-во, 2011. С. 53.344110путь подражания Христу через страдание и сораспятие сходится с путемспасения, обещание которого сопровождается чувством радости.Этому положению находится параллель в словах Симеона НовогоБогослова: «Чем больше кто-либо нисходит в глубину смирения и презираетсамого себя как недостойного спасения, тем в большей степени он плачет и даетсвободу потокам слез; по мере их пробуждается в сердце духовная радость, авместе с ней изливается и возрастает надежда, которая укрепляет абсолютнуюуверенность в спасении»348.Страдание в христианской транскрипции перестает выступать чем-топодобным недоразумению и изъяну в космическом миропорядке, как это было вантичности, и наделяется смыслом, тесно связанным с сотериологическойпроблематикой.
В соответствии со словами апостола «многими скорбяминадлежит нам войти в Царство Божие» (Деян. 14:22), страдание становитсяцелесообразным, и осмысляется как необходимый этап на пути к спасению,которое свт. Григорий Нисский описывает как «непрестанную и тени неимеющуюрадость»349.Саможестраданиевсе-такипонимаетсякакпринадлежащее «этому» миру и генетически связанное с грехопадением. Всочинении преп. Максима Исповедника «Вопросоответы к Фалассию» есть наэтот счет развернутое пояснение:«Бог, создав естество человеков, не создал вместе с ним ни чувственногонаслаждения, ни чувственной муки, но Он устроил в уме этого естества некуюсилу для [духовного] наслаждения (ἡδονήν), благодаря которой [человек] мог бынеизреченным образом [постоянно] изведывать сладость Его. Эту силу, то естьсоответствующее естеству ума устремление к Богу, первый человек, как только онбыл создан, предал чувству, [а затем стал осуществлять] в этой силе первоедвижение к чувственным [вещам и] возымел посредством чувства наслаждение,приводимое в действие вопреки естеству.