Диссертация (1149092), страница 6
Текст из файла (страница 6)
Речи замолкают,тексты стираются, язык забывается, а молва риторики остается. Еслиссылаться на классиков, то в качестве подкрепления своего мнения можнобыло бы привести понимание риторики Хайдеггером: «Давно традицияутратила понимание риторики – это случилось уже в эпоху Эллинизма иРаннего Средневековья постольку, поскольку риторика стала всего лишьшкольной дисциплиной. Исходное значение риторики уже давно утрачено.Поскольку мы забываем спросить насчет конкретных функций РиторикиАристотеля, постольку мы теряем фундаментальную возможность ееинтерпретации и прояснения.
Риторика – это не что иное, как дисциплина, вкоторой самоистолкование Дазайн совершается явным образом. Риторика67Хайдеггер М. Бытие и Время. §35.26есть не что иное, как истолкование Дазайн в своей конкретности, этогерменевтика самого Дазайн».68 Комментируя этот хайдеггеровский текст,Теодор Кизель поясняет: «природа этой повседневной речи может бытьполностью обнаружена в исследованиях, осуществленных словоохотливымигреками, которые пришли к исходной «логике», первой фундаментальнойдоктрине логоса, которую они назвали «риторикой».
Эта герменевтикаповседневнойжизни(=говорение),такимобразом,классифицируетключевые моменты речи на праздничную, политическую речь и судебнуюпросьбу, анализируя их в дальнейшем посредством трех критериев доверия:этоса говорящего, пафоса и аргументации, которая обращается к существудела и сердцу слушателя»69.Однако нельзя забывать, что сведениериторики к трем родам речей, равно как и понимание ее исключительно какars bene dicendi – это сужение круга риторического70. Риторика или Молва –это функциональная коммуникационная реальность, если угодно, в которойобречен жить человек, поэтому она всегда с одной стороны есть поле нашейжизни, с другой – инструмент убеждения, создающий и нас, и себя, и самоэто жизненное пространство, которое в нашем сознании предстает какмировоззрение, картина мира71 – научная или мифологическая; т.е.
риторикапредставляет собой архитектоническую силу и универсальную формучеловеческой коммуникации, о чем с неустанным постоянством явно илиимплицитно твердит практически вся философия второй половины XX в.7268Heidegger M. Grundbegriffe der aristotelischen Philosophie: Marburger Vorlesung Sommersemester 1924,Gesamtausgabe vol. 18, ed.
Mark Michalski. Frankfurt: Klostermann, 2002.69Kisiel T. The Genesis of Heidegger’s Being and Time, Berkeley: University of California Press, 1995. P.284.70Гадамер Г. Риторика и герменевтика//Актуальность прекрасного.М,1991. С.19471Наука и картина мира, создаваемая ею, функционирует в виде высказываний более или менееубедительных, т.е.
как риторика. Эти высказывания, разумеется, имеют степень верификации илифальсификации - процедур вполне конвенциональных, - т.е. истинности. Эти высказывания в неискушенномразуме порождают какие-то смутные образы касательно того, как произошел мир, и человеку вроде какспокойней на душе от того, что в голове у него переплетаются суперструны и шумят большие взрывы.72Crosswhite J. Rhetoric in the Wilderness: The Deep Rhetoric of the Late Twentieth Century// A Companion toRhetoric and Rhetorical Criticism, Ed. W.Jost, W.Olmsted, Blackwell Publ., 2004.
P.375; См. также: ТимонинаИ.В. О месте риторики в системе гуманитарного знания// Вестник ОГУ №6, 2005, Сс.29-34; Ифундаментально об этом и о неориторике см.: Мейзерский В. Философия и Неориторика. Киев, 1991.27После этих рассуждений будет целесообразно дать рабочее определениериторики. Итак, определим риторику как механизм порождения и усвоениялюбой комбинации любых знаков73 - будь то сознательно ради передачимысли, как в случае научного трактата, когда преобладает адресат – пусть игипотетический, будь то неосознанно, как в случае, когда древний человекпросто производит свои орудия труда, совсем не думая о том археологе,который спустя тысячелетия обнаружит их и станет "читать" как некоесообщение или текст, будь то инстинктивно, как в случае символическогоповедения животных, где присутствует природная – дикая – риторикажестов. Везде, где существуют знаки, их производство и усвоение - а это иесть пульс культуры, - там есть риторика.Теперь о Софистике.
Под Софистикой здесь понимается не какой-то стильмышления,привлекающийдлярассужденияпаралогизмыидругиелогические хитрости и ошибки, ни стиль мышления, смешивающий в единуюкучу различное многообразие данных, ни коррелят структуралистской ипостструктуралистской философии, где смещены смысловые центры ииерархия, а на их место внедрено ризоматическое, многоуровневое иполицентричноесмысловоеполе74,нет,ПерваяСофистика–этоисключительно историко-философский феномен, который длился примерновесь V в до н.э. в Греции и имел своих лучших и худших представителей.Только эта – Великая Софистика – будет нас здесь интересовать.
То есть,Софистика – это историческое явление и в этом аспекте она понимаетсянами вполне традиционно. Однако классических софистов – Протагора иГоргия – мы не пытаемся рассматривать отдельно от философов, для нас онитакие же философы, как досократики или Платон с Аристотелем. Тот факт,что они не нашли предельных оснований бытия, не дает нам права исключать73Ср.: Лотман Ю.М.
Риторика//Избранные статьи в 3-х тт. Таллин, 1992г., Т.1. С.168.Т.н. постмодерн – это философия софистического стиля мышления, но не софистика. У этой философиинет уверенности в онтологических основах, именно этот скепсис, а также озабоченность отношением междусловами и вещами роднит его с Софистикой.7428их из «лагеря» философов. Они – это те, кого бы мы назвали теперьметодологами науки, они – это нынешние Поппер, Кун, Лакатос,Фейерабенд, Полани и др. Софисты были озабочены не столько тем, что мыпознаем, но тем, как мы это делаем, и главное - как мы об этом говорим, каквысказываем наше знание, - это напрямую роднит их с методологией наукиXXв.
Великая Софистика кончилась, хотя и остался софистический стильмышления, который здесь не разводится с философским, а риторика и Молваостается, ибо мы живем в ней, движемся и существуем. В риторикеразмыкается мир и создается ею же, формируется и раскрывается человек,создается, сохраняется и транслируется культура, поэтому сложно несогласиться с Лаканом – этим «софистом» XXв, - что и Вселенная и я сам –это цветы риторики75.В конце Введения хотелось бы сделать вот какое замечание касательногреческого общества в целом, поскольку такое понимание его, которое будетуказано ниже, это и наше тоже понимание, это и есть то общество, в которомжили Протагор и Горгий, поэтому мы верим, что греки и были такими, вовсяком случае уж интеллектуалы точно.
Такое понимание не даст нампроводить четкие грани между этикой, политикой, искусством и т.д., затооно поможет нам понять греческое общество более целостно. Следовательнои учение софистов, где, как мы предполагаем, чрезвычайно важенсоциальный фактор, избегнет аналитической вивисекции и предстанетуникальным и единым - а значит, и более философским – мировоззрением, вкотором отразилась греческая культура как извечный греческий аgon,живущий в душе каждого грека, - agon как борьба, состязание, распря, какмировое древо греческой культуры, на котором держатся не только Афины,но и все пестрое лоскутное одеяло греческих полисов.
Следующая цитатапринадлежит Аласдеру Макинтайру и взята из его книги После добродетели,вот что он пишет:75Лакан Ж. Еще. Семинары. Кн.20.М,2011. С.6829«Для понимания всех этих явлений в качестве проявления agôn нам следует осознать,что категории политика, драма, философия были гораздо более тесно связаны с афинскиммиром, чем это имеет место в нашем собственном мире. Политика и философияпринимали у греков драматическую форму, и одержимость драмой была философской иполитической, а философия выступала на арене политического и драматического. ВАфинах аудитория для каждого человека была потенциально большой и до некоторойстепени одной и той же, а сама аудитория была коллективным актером. Постановщикдрамы был государственным деятелем; философ мог быть объектом сатиры иполитического преследования.
Афины не отрывали преследования политических целей отдраматического представления и от сопутствующих философских вопросов, в отличие отнас, которые огородили политику множеством институциональных устройств»76.Вот в такой культурной амальгаме, фьюжене, миксе, если угодно, жилПротагор. Это, конечно же, еще не та амальгама, которая возникнет в эпохуЭллинизма, это внутригреческая, внтуриполисная амальгама, которая послепоходов Александра станет экуменической, когда вся ойкумена станетгигантским, бессвязным - но поэтому и не менее обольстительным - грековосточным полисом.76Макинтайр А.
После добродетели: исследования теории морали. М., 2000. Сс.185-186. Может, конечно,возникнуть впечатление, что в Афинах все были поголовно образованы и умели читать и писать.Безусловно, среди высших классов эти навыки были развиты, но что до гимнастического и мусическогообразования, то это было привилегией только сливок общества; именно им были адресованы диалогиПлатона и сочинения подобного рода. Но, когда Белох говорит, что «простолюдин также мало знал своихпоэтов, как немецкий народ Шиллера и Гете», то тут, как кажется, он явно преувеличивает(Белох. К.Ю.Греческая История.М.,2009.
Т.1.С.495). Не известно насчет работяги – немца, но греческий простолюдинконечно же не знал сочинений софистов, Анаксагора, медицинские трактаты, - это так, однако, когда вТеатре Диониса собиралось по 17тыс зрителей, многие из которых конечно же были из бедных слоев иприобрели билеты благодаря теорикону и τά θεωρικά – благотворительной кассе и выдаваемомутеатральному пособию в размере 2х оболов, - они прекрасно знали, кто все эти поэты и трагики и о чем ониговорят, поэтому им не нужно было покупать и заново перечитывать тексты трагедий – хотя такаявозможность уже была, у них не было времени и желания на это, да и книга стоила дорого. У них был оченьчуткий слух, все они знали всю мифологию, в которой выросли и которая пропитала их плоть и кровь, ипоэтов, чьи пьесы, модифицирующие мифологию, лицезрели – пусть, возможно, и не часто, особенно те, ктожил за пределами города( См.:Ярхо В.
Семь дней в афинском театре Диониса. М.,2004. Сс.4-5).30Глава IПротагор§.1. Человек есть мера всех вещейВысказывание о «человеке – мере» по праву является одним из самыхспорных в истории философии. Этот – по выражению Б.Кассен –«протагоровский обломок»77 действительно может поставить исследователяна место человека, постоянно обнаруживающего, что что ни делай, а оттвоего жилища ничего, кроме развалин, не остается, и в таком случаеисследователь обречен быть вечным Сизифом, переносящим с места на местопротагоровские кирпичи.Так ли все это на самом деле, и может ли из этих кирпичей быть собранонекоторое устойчивое здание, нам предстоит выяснить ниже.
Но уже сейчасочевидно - для того, чтобы это сделать, потребуется совершить нечто вродедеконструкции – фундаментального анализа с последующим синтезом.Поскольку само это высказывание уже есть нечто целостное, постольку,чтобы прийти к выводу, что мы стоим перед грудой слов, нужнопроанализироватьвсеэтисловапоотдельностивовзаимнойихсоотнесенности, а также их соотнесенности с периферией, которая могла быуказать на наиболее обыденное их употребление. Показав по возможностизначения этих слов78, вырастающие из их словоупотребления79, мы сможемвыносить суждения о всем высказывании целиком, т.е. как бы соберем егозаново, пользуясь указанной нами выше методологией.77См. Кассен Б. Эффект софистики.