Диссертация (1149092), страница 43
Текст из файла (страница 43)
Op.cit. P.156)». В теоретическом смысле дляобоснования бихевиоризма Горгия Мурелатос ссылается в основном на одного из основателейбихевиоризма Джона Уотсона, который в дальнейшем вместе с Вайссом, Блумфилдом, Айером,Стивенсоном и др. вошел в созвездие отцов-оснвователей бехивиоризма в психологии, лингвистике иэмотивизма в философии.687Куайн У. Слово и объект. М,2000. С.7.688Там же. С.5.689Там же. С.18.181представляется возможным, поскольку «утвердительные и отрицательныестимульные значения предложения (для данного говорящего в данныймомент времени) взаимно исключают друг друга»690.
Другими словамистимульное значение – это сугубо временное понятие.Куайн отмечает, что проблема индивидуальных миров в философииявляется чем-то надуманным, следствием недопонимания механизмовфункционировании индивида в поле языкового общения, и говорит об этомследующее: «В менталистской философии существует знакомое затруднениеиндивидуальных миров…и все же о ситуации с родным языком сготовностью утверждается со всей позитивистской рассудительностью, чтоесли два говорящих согласны во всех своих диспозициях речевогоповедения, то нет смысла воображать, будто между ними существуютсемантические различия»691. То есть Куайн хочет сказать, что мы невкладываем в слова, относительно которых у нас имеется согласие, разныезначения692.Приведенных выше положений теории Куайна будет достаточно, чтобыпредставитьсутьбихевиористкойконцепциизначения.Теперьэкстраполируем это все на тезисы Горгия.
В таком случае коммуникацияобъясняется следующим образом: В оригинале: «Ведь то, чем мы объявляем,есть слово. Слово же не есть ни субстрат, ни сущее. Значит, мы объявляемсвоим ближним не сущее, но слово, которое от субстрата отлично693.Следовательно, как видимое не может стать слышимым, и наоборот, так и690Там же. С.30.Там же. С.63.692Значения, возможно, в таком случае не меняются, но ничто не препятствует слову в сознании индивидавсе более и более обрастать шлейфом маскирующих исходное значение коннотаций, затемняя его такимобразом и приводя к парадоксальной ситуации, в которой употребляемые и всем знакомые слова тем неменее не привносят ясности и принуждают произнести реплику типа: «А что вы имеете в виду?».
Явнотакого вопроса не возникло бы, если бы мы все согласились с мифическим фактом того, что для всех данноеслово означает только это и более ничего.693Тут на ум приходит старая античная максима о том, что подобное познается подобным (τῷ ὁµοίῳ τὸ691ὅµοιον). Но не только познается, а, как известно, и порождается подобным, и порождает подобное. Слово жене подобно вещам и всему остальному.182наше слово не может возникнуть, если сущее предлежит извне»694.
Вбихевиористской трактовке это могло бы звучать следующим образом:«Ведь то, чем мы объявляем, есть слово, которое не будучи ни субстратом,ни сущим, является реакцией на подлежащие извне, через органы чувств,стимулы и которое, в свою очередь, является стимулом для того, кому онообъявляется, вызывая в собеседнике воспоминание, основанное на прошломчувственно-социальном опыте корреляции между словом, образом ипредметом, результатом чего станет либо согласие, либо несогласие спроизнесенным высказыванием, а следовательно, понимание того, о чемречь»695.
Вывод: коммуникация не только возможна, но необходима.694Секст Эмпирик. Adv.Math., VII, 85 (Пер. А.Ф.Лосева)Здесь нужно пояснение: «Позитивистская рассудительность», о которой говорит Куайн, как и самонаправление бихевиоризма, из которого родилась одноименная концепция значения, пусть и существенноусовершенствованная Куайном, не является близкой по духу автору данной работы. Автор скореесоглашается с Лаканом по схожему вопросу.
Вот, что пишет последний: «Если я встану сейчас перед лицомдругого, чтобы обратиться к нему с вопросом, ни одна сколь угодно сложная кибернетическая система несможет превратить то, что является ответом, в реакцию. Определение ответа в качестве второго звена цепистимул-ответ представляет собой лишь метафору, которая поначалу приписывает животномусубъективность, а затем сама же исключает ее, сводя к чисто физической схеме. Это, пользуясь нашимстарым сравнением, все равно, что фокус с кроликом, которого достают из шляпы, куда предварительнопосадили.
Но реакция - это вовсе не ответ(Лакан Ж. Функция и поле речи и языка в психоанализе. М., 1995.С.69)».695183§3.Еще раз о Небытии. Как же все-таки быть?Когда – то Грот предложил посмотреть на Трактат с точки зрениякантовской диалектики феномена и ноумена. Он говорит, что для Горгия,равно как и для элейцев, «слово Существование означало не феноменальное,но ультрафеноменальное существование.
Они рассматривали чувственныефеномены как всегда текучие и становящиеся…недоступные для точногопознания. Они искали при помощи размышления то, что, как они полагали,могло бы быть реально существующим Нечто или Сущностью, илиНоуменом – используя кантовский термин, лежащим по ту сторону или подявлениями,-Ноуменом,которыйонирассматриваливкачествеединственного адекватного объекта познания»696. В таком случае получается,что Платон просто не понял концепцию Горгия, в основе которой лежиттакая дефиниция; пойми он ее, так может быть и сама теория идей предсталабы совсем в ином свете, а может и сам Платон был бы последователемсофиста. И, как кажется, имея дело с платоновским Софистом, нужно всегдаудерживать в голове Трактат, поскольку именно проблематикой последнегодиалог пропитан вдоль и поперек, - может быть Софист и есть ответПлатона Горгию697.Похожего кантианского толкования уже во второй половине прошлоговека придерживался и Нэвигер698.
Однако мы знаем, что не было до Платонаникаких аналогов феноменов и ноуменов у греков699, и что дажеплатоновские идеи вряд ли можно к этим последним свести, равно как небыло и субъекта с объектом.696Grote G.A. A History of Greece from the Earliest Period to the Close of Generation Contemporary withAlexander the Great, vol. VII, London, 1888. Pp.51-52.697Ср. :Hays S. «On the Sceptical Influence of Gorgias» //Journal of the History of Philosophy 28 (1990).
P.336.Помимо внутреннего диалога Софиста и Трактата у Платона в Теэтете есть высказывание о человеке,вообразившем себя летающей птицей(158b3-4), а в Софисте «Теэтет, с которым я теперь беседую, летит»(263 а8). Это могут быть - да скорее всего и есть – прямые аллюзии на «летающего человека» Горгия (DKB3 79). Платон прекрасно знал, кого он имеет в виду, когда использует эти выражения.698Newiger, H.J. Untersuchungen zu Gorgias' Schrift über das Nichtseinde, Berlin, 1973.P.186.699Untersteiner M. Op.cit.
P. 164, n. 2184Такой авторитетный голландский ученый, как Яп Мансфелд, на которогомы неоднократно ссылались выше, проблему Трактата резюмируетпримерно так: Единственное знание – это абсолютное или безусловноезнание, т.е. знание того, каковы вещи в себе. Личное знание, будучиотносительным и не о том, как вещи суть поистине, не есть знание вуказанном смысле, - это знание того не как вещи суть, но как они суть вопыте, который всегда индивидуальный и неповторимый, и такое-то знаниедействительнонельзясообщитьдругим;отсюдавытекаетважныйфилософский вопрос об отношении личного и общественного знания.700Мурелатостоже,каккажется,несровногоместапредложилбихевиористскую трактовку, он отталкивался от слов в Аdv.Маth.
85, «этоскорее необъяснимо, - пишет ученый, - насколько лексика параграфа 85близка лексике современной бихевиористкской теории».701 Вещи неозначают что-то, не присутствуют, они буквально сваливаются на нас,ударяют в нас, бросаются на нас, проникают в нас – προσπιπτόντων,ὑποπτωσεως.702 Керферд, в отличие от Мурелатоса, не находит решениепроблемы в теории стимула-реакции, а просто признает неразрешимостьданнойзадачи.СогласноКерферду,коммуникацияосуществимаисключительно при помощи речи и слов, внешние объекты же – это не слова,нет возможности преобразовать вещи в слова и, как следствие, нетвозможности сообщать вещи через или при помощи слов703.
То есть, если мыоткажемся от бихевиористской концепции, то у нас не будет возможности700Mansfeld J. «Historical and Philosophical Aspects of Gorgias' On What is Not»//Montoneri-Romano (eds), Theproceedings of the International Congress on Gorgias, Catania, 1985, Pp.252-258.701Mourelatos A. op.cit. P.163.702Там же.703Кеrferd G.B. «Meaning and Reference: Gorgias and the Relation between Language and Reality»// The SophisticMovement, 1st International Symposium on the Sophistic Movement. Greek Philosophical Society, Athens, 1984, P.218.
Керферд постоянно пытается перебросить этот мост к референции в гориевских текстах на основаниитех мест в Елене (2,11) и Паламеде(4,33,35), где говорится об истине и знании; он полагает, что Горгийпризнает объективную реальность-в-себе , и даже выделяет некую общую концептуальную модель,лежащую в основе аргументации софиста в Елене и Паламеде, которая, с одной стороны, апеллирует кистине вещей, с другой – к знанию о них; «это возможно, - пишет Керферд, – от обманчивого логоса имнения обратиться к знанию и истине(Sophistic Movement,Cambr., Pp.81-82)». Керферд пытается это сделатьпри помощи доктрины о более лучших и худших логосах, однако следует признать, что эта попытка ученоговыглядит очень спорной и трудной для понимания(ibid).185совместить Трактат и остальные речи софиста, мы придем к той жепроблеме, к которой пришли многие ученые, - к пониманию непреодолимогобарьера между словами и вещами и между сознаниями, и Горгий в такомслучае выступит как мыслитель трагический, каким он, к примеру, иизображен в уже не раз цитировавшейся монографии Унтерштайнера.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
