Диссертация (1149092), страница 19
Текст из файла (страница 19)
2. Те, у кого их нет, должны быть изгнаны, но можноизбежать этого, сказав, что ты имеешь добродетель, – значит остракизм ненужен. 3. Перформативное высказывание о добродетели не зависит отобъективной(субъективной)истины.Следовательно,отвечаянапоставленный выше вопрос – как научить добродетели, можно сказать, чтодобродетели учить и не надо: она дана нам с рождения, нужно лишьобнаружить ее и взрастить, ну а если и это не получилось, то нужно хотя бынесправедливых дел, оставшись неузнанным, т.е.
как бы справедливым, да в придачу стал еще и царемЛидии, чье богатство тоже вошло в пословицу(Гос., 357b – 360e). Так, Анакреонт пишет: «Οὔ µοι µέλει τὰΓύγεω, /τοῦ Σαρδίων ἄνακτος», «Что мне золото Гигеса/, Сард великого владыки…(XI, epigr.47)»- .Пер.наш.309Кассен Б. Указ. соч. С.
100.310Остин Дж. Слово как действие // Новое в зарубежной лингвистике. М,1986.311Серль Д. Классификация иллокутивных актов // Теория речевых актов// Новое в зарубежной лингвистике.М,198682сказать, что ты добродетелен312.«В этом смысле,- писал Бернет, - он(Протагор – Г.Р.) не только провозгласил себя учителем добродетели, но иверил, что она может быть привита законами государства и общественныммнением – пусть и не всегда хорошим»313.Послетого как Протагор рассказал миф, у Сократа еще остаетсянедоумение, «как это хорошие люди научают своих сыновей всему, чтозависит от учителей, и в этом делают их мудрыми, но не могут добиться,чтобы их сыновья хоть кого-нибудь превзошли в добродетели, которой ониотличаются сами»314.
«По этому поводу, Сократ,- говорит Протагор, - я ужене миф тебе расскажу, а приведу разумное основание(οὐκέτι µῦθόν σοι ἐρῶἀλλὰ λόγον)»315. И он начинает говорить ему логос316, «который является непродолжением мифа, но скорее его альтернативой»317. И это поистине так,ибо стоит только Протагору сместиться из сферы мифа в сферу логоса, каквсе божественные дары становятся человеческими качествами: «На месте312Пока для нас не так уж важно, к каким результатам в диалоге Протагор приходят собеседники. Мыпопытались осветить позицию самого софиста. В конце диалога собеседники меняются местами: Сократ,пишет Гатри, «утверждавший прежде, что добродетели нельзя научить», усердствует, «пытаясь доказать,что все есть знание», а «Протагор тогда полагавший, что ей (добродетели – Г.Р.) можно обучиться,настаивает на противоположном» (361b-c).
Гатри продолжает: «Серьезная дискуссия о природе добродетелии о том, как она приобретается, должна быть оставлена, как говорит Протагор, для другого случая и – отсебя добавим - для другой компании: такое дело не может быть решено в соревновательной атмосферепубличного скопления софистов(Guthrie W. A History of Greek Philosophy. Vol.4. Cambr.,1975.P. 235.)».313Burnet J. Greek Philosophy.
London, 1914. P.117.314Прот. 324 d315Там же.316324d – 328d317Kerferd G.B. Op.cit. P.135. Однако тут возникает опасность попасть в тенета дихотомии мифа и логоса,которая до сих пор очень живуча и согласно которой сначала был-де мир мифопоэтической вымышленнойтрадиции, а потом пришел рациональный мир логоса, в полной мере начавшийся с Аристотеля, который ипривел нашу науку к столь великим и тяжеловесным лаврам. Скиаппа, которому мы во многом следуем внашей работе, к сожалению, тоже весьма подвержен этому неисцелимому паттерну, который определяет еготерминологию, разделяющую греческую мысль на миф и логос. И хотя его преимуществом и является то,что он не сводит повествование о софистах к жесткой дихотомии мифа и логоса, тем не менее, онрассматривает их как теоретиков – пусть и абсолютно самостоятельных – переходного периода,построивших мост от мифологии к логии(Op.cit.
P.31.). Лучшее подтверждение этому, согласно Скиаппе,сама Великая Речь Протагора, где миф и логос сосуществуют вместе. Мы же не считаем, что софисты былитеми, об кого окончательно разбился миф и в ком стал взрастать логос. У софистов миф не исчез, была егосерьезная критика, но не было отказа от мифа, миф не был обесценен, о чем опять же свидетельствуетВеликая речь, которая совмещает обе версии и по нашему мнению не противопоставляет их друг другу какистину и неистину, но обе видит истинными.
Миф вообще никогда не исчезал из греческой жизни, равно каки из жизни всего человечества. Миф – это возможно реальнейшее из всего, что существует. Логия – этопросто одна из множественных метаморфоз мифа, абсолютизированная европейской культурой , и в своихрациональных глубинах никогда не порывавшая с мифической родиной.83Dike, справедливости,- отмечает доктор Айра Марк,- появляется dikaiosyne,способность к справедливости.
Допускающая это смещение роль пары итриады в сохранении социальной солидарности должна быть равноценной,т.е., sophrosyne, способность к самоконтролю, и to hosion einai, благочестие,должны отражать способность к aidos»318. Суть логоса сводится к тому, чтосуществует единое социальное пространство с принятыми в нем нормами,разделяемыми всеми участниками, нормами, которые с малолетствапрививаются длительным педагогическим процессом, в который вовлечены иродители, и воспитатели, и учителя; с тех пор, как ребенок начинаетпонимать слова, все они показывают ему «при всяком деле и слове, чтосправедливо, а что несправедливо, что прекрасно, а что гадко, чтоблагочестиво, а что нечестиво, что можно делать, а чего нельзя».319Сходныйвзгляд на этическое воспитание уже в 4-ом веке мы обнаруживаем уАристотеля, для которого не достаточно знать добродетель, как Сократу, новажно быть добродетельным, а это возможно только ввиду того, что«добродетели суть прижизненные приобретения человеческого индивида»320,которые вырабатываются с годами и образуют сам ηθος; когда «всячеловеческая жизнь представляет собой процесс этического и социальноговоспитания»321 и обусловливает т.о.
саму способность сознательного выбора,который, в свою очередь, «не возможен ни помимо ума и мысли, ни помимо[нравственных] устоев»322. Однако здесь не место детально вдаваться винтереснейшею проблему отношения этических воззрений Аристотеля исофистов, в частности Протагора, поэтому пока достаточно будет отметить,что, например, в 1-ой книги Никомаховой Этики, «которая содержит одну изсамых разработанных и эффективных атак на платоновскую теорию идей, мы318Mark Ira.The Gods on the East Frieze on the Parthenon// Hesperia.
Journal of American School of ClassicalStudies at Athens. № 53, 1984, P.324.319Прот. 325 dГуссейнов А. Античная этика. М, 2003. С. 157.Kerferd G.B. Op.cit. P.126.322Аристотель.EN., кн.6, 1139а 30-35.32032184находим защиту относительности и множественности благ, которыепрактически полностью были разработаны Протагором»323. И глядя вообщена исключительно практические и здравые моменты этики Аристотеля, каккажется, «постоянно осознается присутствие одной влиятельной фигуры,стоящей на задворках, но при этом никогда не упоминаемой: Протагора».324В связи с этим Синтия Фаррар отмечает, что у Протагора было два взгляда:первый усматривал происхождение человеческого знания, состоящего изверований и убеждений, в процессе взаимодействия между людьми,имеющими личный жизненный опыт; второй – взгляд на человеческиепотребности - предполагал, что все люди должны и могут выражать своигражданские способности»325.
Другими словами, как отмечает Керферд,Протагор осуществил фундаментальную защиту номоса в отношении фюсисав том, что номос есть необходимое условие любого человеческогообщежития.326Возвращаясь к одноименному диалогу, отметим, что именно с момента,когда ребенок начинает понимать слова, вступает в свои права и уже никогдане уходит из жизни индивида риторика – единство мысли, слова и дела327.Разумеется, что ни о какой нормативной риторике, о теории прозы, если323Guthrie W.
The Sophists. . Cambr., 1971.P.54.Ibid. n.2.325Farrar C. The Origin of Democratic Thinking. The Invention of Politics in Classical Athens. Cambr., 2008. P.47.326Kerferd G.B. Op.cit. P.126.327Такое единство Витгенштейн называет языковой игрой, каждую из которых он размещает в своемсегменте сущего и которая, как считается, не распространяется на другие сегменты или сферы сущего –например, стройплощадка, ее язык не подходит для коммуникативной ситуации на фондовой бирже.
Но мыпонимаем это понятие шире, как не заключающееся в каком – либо одном сегменте. Считается, чтоязыковые игры не пересекаются, равно как правила игры в шахматы не имеют ничего общего с правиламиигры в шашки. Действительно, сложно представить строителя, говорящего сленгом и показывающегоруками знаки биржевого маклера, равно как вообще трудно представить строителя на бирже и наоборот.Т.е., с функциональной точки зрения это, безусловно, так - игры не пересекаются, но функциональная точказрения всегда индивидуальна, она всегда «вот об этом».