Диссертация (1149092), страница 16
Текст из файла (страница 16)
42, No. 3. (Jul., 1947),P.164.257Ibid.P.166.25368расцвета демократии для софистов в особенности, стал вопрос: «Как возможночеловеческое бытие, если оно узнает об этих противоречиях, существующих вдействительности, которые, если они очень настойчивы, оказываютсяневыносимымнапряжениемдляразумагражданина,вовлеченноговинтенсивную жизнь полиса (курсив авт. – Г.Р.)?»258. Другими словами, какможно быть хорошим гражданином, испытывая и в себе, и в окружающейжизни эту постоянную двойственность, не вполне понятно чем регулируемую,и чем пользоваться в качестве ориентира в полисном поведении, или, что то жесамое, - как стать хорошим гражданином? Протагор то, что уже давно былоизвестно поэзии и поэтам, и философам, например тому же Гераклитуэту всеобщую- т.е.,двойственность и относительность, - выразил болееконцептуально, на формально – логическом уровне, так, чтобы его сентенция вкачестве отчеканенной формулы могла быть применена к любому наличномубытию, к любому единичному факту жизни или к любой множественноститаких фактов.
В итоге, по мнению Скиаппы, «вполне возможно, что Протагоррассматривал доктрину о двух противоположных логосах как зарождающуюсяверсию логической формы Р и не – Р…Интерпретация фрагмента о человекемере выявляет то, что Протагор был близок к понятию логического отрицания,что в свою очередь делает правдоподобным прочтение фрагмента о двухлогосах сходным образом».259 Исследование оппозиционных аргументов –логосов как укорененных в лингвистической и логической сферах сталопередовым шагом к возможности формализации онтологических составляющихреальности,бытие этих логосов стало рассматриваться как возможностьосуществлять предикацию по отношению к вещи в строго логической форме260.Итак, можно сделать следующие предварительные заключения:258Untersteiner M.
Op.cit.P.25.Schiappa E.Op.cit. P.98.260Ср.:Ibid. P.99.259691. Признание доктрины о человеке-мере приводит нас к (а) невозможностипротиворечить, поскольку у всех по всякому поводу есть свое мнение, и одномнение не может быть более истинным, чем другое, потому что (б) отсутствуеткакой-либо внешний, лучше сказать, экстралингвистический критерий, наосновании которого можно было бы сделать предпочтение в ту или инуюсторону, т.е. нет «объективности» как не зависящей от человека, поэтому всезамыкается в сфере языка.
Если нам нужно сохранить слово «истина»,доктрина о человеке-мере говорит лишь то, что «истиной является то, во чтолюди верят, поэтому и не существует ложных верований»261.2. Язык и основанный на нем праксис, будучи явлениями социальными,выступают вместе с обществом единственным критерием, на основаниикоторого может быть сделан выбор в пользу того или иного решения иливоззрения. Язык и праксис образуют две простейшие лингво-практическиесовокупности: κρεῖττον λόγον →более убедительно→ хорошо; ἥττον λόγον→менее убедительно→ плохо.3.
Категории убедительно и неубедительно всецело относятся к риторическойпрактике, в рамках которой выдвигаются аргументы для обсужденияпредложенного мнения, которое либо принимается большинством, либоотвергается. В первом случае мнение или положение входит в повседневныйобиход и становится общепринятым до тех пор, пока оно полезно, т.е. до техпор, пока люди его таковым считают, а таковым они будут считать его до техпор, пока сама очевидность не возопиет против него. Последнее случится тогда,когда появится другой оратор и предъявит аргументы, опровергающиепредыдущее мнение, т.е.
сформирует новую очевидность. В последнем случаесистема ценностей и предпочтений частично или даже полностью может бытьизменена по воле большинства, убежденного оратором. Так или иначе, но здесьнеобходимо учитывать скорее социальный нежели индивидуальный приоритет,261Day J.M. Rhetoric and Ethics from the Sophists to Aristotle//A companion to Greek Rhetoric. Ed. byWorthington I. Blackwell Publ., 2010. P.381.70поскольку риторика действует по преимуществу в сфере коллективныхверований, которые в свою очередь уже продуцируют индивидуальные, т.е.общественное первичнее – будь то город или социальный класс, хотя вТеэтете Протагор и не дает четкой дистинкции между социальным ииндивидуальным262.
Если говорить об истине, то она, будучи относительной,является таковой не для индивида, но сперва – для социума, а потом только дляиндивида, и уже не относительной, но вполне объективной как для социума, таки для индивида, после того как она прошла горнило риторическойубедительности и плотно засела в душах людей.4. Вопрос об истинности и ложности в данном случае снимается, несмотря нато, что для большинства, на основании мнения которого и основываетсявышеуказанная конвенция, это и может предстать как истина или ложь илидобро и зло. Оратор же прекрасно понимает, что «одно лучше другого, но нечуть не истиннее»263. Тем не менее вопрос об истине и само это слово звучит вустах оратора, однако продолжая функционировать только в данномсоциальном контексте в качестве общего места или топоса, т.е.
сугубориторического приема. Следовательно, истина – ситуативна, контекстуальна,конвенциональна.Все это и многое другое содержится в следующем –предельно плотном с точки зрения смысла и в то же время предельно ясном –высказывании Протагора: «ведь то, что каждому городу представляетсясправедливым и прекрасным, то для него и есть таково, пока он так считает.Однако мудрец вместо каждой дурной вещи заставляет достойную и быть иказаться городу справедливой»264. Фактически это есть та же доктрина очеловеке-мере, только сказанная по-другому.5. Отсюда следует важный вывод, что быть и казаться суть одно,противостояние сущности и явления, формы и содержания исчезает.
И это так262Reinhardt T. Rhetoric and Knowledge//A companion to Greek Rhetoric. Ed. by Worthington I. Blackwell Publ.,2010. P.367.263Теэтет. 167b264Теэтет. 167 с-d.71потому и только потому, что в рамках софистического дискурса человек неимеет доступа к миру-самому-по-себе, или к сущности вещей, но всегдапребывает в сфере явлений265, которая окутана покрывалом языка и риторикикак высшей формы его интенсивности266.265Он может иметь доступ к вещам в себе, но для этого он должен поверить в то, что это возможно. С точкизрения софиста, это будет вера, которая, конечно, имеет право на существование, поскольку человек саместь мера вещей, однако для софиста такая вера не имеет никакой разумной аргументации и предпочтения.Знание идей – это не знание идей, но вера в идеи.
Знание науки в нашем современном понимании – это верав те предложения, которые вращаются в рамках научного дискурса и признаны авторитетными людьми иавторитетом самой науки. Излишне напоминать, что эти научные высказывание во многом вводятся внаучный и научно-популярный оборот путем риторической практики, что прекрасно показал П.Фейерабендв своей книге Против метода, когда описывал историю открытий Галилея.266Ибо мир вещей в себе или идей не может быть словесно поименован, там возможны толькотавтологические или априорные аналитические высказывания, которые ничего не прибавят к нашемузнанию. «Единое – это единое»… возможно, что это и знание, но «Единое – благо» - это уже вольность,плод веры; или «Бог – благ» - с чего такая уверенность?72§3.Экзистенциальная трактовка человека-меры: М.ХайдеггерСравнивая Хайдеггера с греками вообще и с софистами в частности, мывступаем в одну очень темную и запутанную область истории философии,которую можно было бы обозначить как Хайдеггер и греки.
Ведь известно,что трактовка Хайдеггером греческой мысли весьма оригинальна, для однихона непривычна и обворожительна, для других же неприемлема и ужасающа.Гадамер пишет, что «Хайдеггер был мыслителем, который стремилсяполностью передать терминами живого разговорного языка внутреннеедвижение мысли в греческом тексте».267 Так или иначе, но отношение междуХайдеггером и греками, а, соответственно, способы прочтения обоих могутбыть рассмотрены со следующих сторон: «Хайдеггер вместе с греками;Хайдеггер через греков и греки через Хайдеггера; но также и: Хайдеггерпротив греков и даже: греки против Хайдеггера»268.
Т.е., как нетруднозаметить, поводов для дискуссии предостаточно, да и вообще «многиекритики утверждают, что Хайдеггер не изображает философов в нашейисконной традиции должным образом»269. С этим трудно не согласится, нонужно иметь в виду, что Хайдеггер, равно как и до него Гегель, включаетвсю предыдущую философию в свою философию, а если быть точнее, то вонтологию, которая не является по сути онтологией Хайдеггера, нопоследний является лишь ее глашатаем. Поэтому говоря о греках иХайдеггере, справедливо заметить, что он лишь «перечитывает основныеположения философов в свете их соответствия требованию бытия»270. Отсебя добавим – бытия в его – Хайдеггера – понимании.Итак, обратимся к некоторым произведениям Хайдеггера, где речь идетнепосредственно о Протагоре.
Так, в работе 1940г. Европейский нигилизм267Гадамер Г. Хайдеггер и греки. http://filosof.historic.ru/books/item/f00/s00/z0000223/Manoussakis J.P. The Sojourn in the Light// Heidegger and the Greeks. Interpretive essays. Ed. by Hyland D.A.,Manoussakis J.P. Indiana,2006.P P.2.269Jacobs D. The Presocratics after Heidegger.
NY, 1999. P.16.270Ibid.26873Хайдеггер, сравнивая Декарта с Протагором, говорит, что хотя «ТезисДекарта271 снова и снова сближают с изречением Протагора272, видя в этомизреченииивгреческойсофистикевообщепредвосхищениеновоевропейской метафизики Декарта…,тем не менее Протагор говорит всвоем изречении нечто такое, что очень отличается от содержаниядекартовского тезиса»273.Далее Хайдеггер дает свою интерпретациюпротагорова тезиса, противопоставляя ее традиционному прочтению идекартову cogito с целью лучше понять ницшевское учение о человеке и егометафизику воли к власти.
Вот эта интерпретация: «Для всех «вещей» (т. е.всего того, что человек имеет в пользовании, употреблении и постоянномобиходе — χρήµατα, χρήσθαι) человек (каждый конкретный) является мерой,для вещей присутствующих — что они присутствуют так, как ониприсутствуют, а для тех, которым не дано присутствовать,— что они неприсутствуют”274.
О чем же здесь идет речь, ведь «среди этих протагоровскихобломков нет ничего, что не давало бы повода для дискуссии, - не толькозначение каждого термина: µέτρον, мера, связанная с действием (чтоотносилось бы к познанию) или претерпеванием (из области чувственноговосприятия)? Άνθρωπος, индивидуум или родовое понятие?- но и вплоть досинтаксиса…»?275 Хайдеггер отвечает на эти вопросы в своем духе: «Речь тутидет о сущем и его бытии»276, а затем, объясняя что такое Άνθρωπος,обращается к ТеэтетуПлатона, к фр. 152, где Сократ о Протагоре впереводе Хайдеггера говорит следующее: «Не понимает ли он (Протагор) этопримерно так: каким каждый раз все кажет себя мне, такого вида оно дляменя (также) и есть, а каким тебе, таково оно опять и для тебя? Человек же —271Имеется в виду декартово cogitoπάντων χρηµάτων µέτρον ἄνθρωπος, των µεν 'όντων ως έση, των δε µη όντων ως ουκ εστίν273Хайдеггер М.