Диссертация (1148960), страница 20
Текст из файла (страница 20)
2013. № 1. – С. 95-96.184Харламова Ю.О. СМИ как инструмент реализации государственной политики. // Власть. 2012. № 8. – С.44.97исследователи, как правило, оценивают сложившуюся ситуацию критически,акцентируя внимание на том, что российское региональное и федеральноеправительство теряет возможность управлять конфликтами, так каклояльность и патриотизм, в первую очередь в молодежной среде, утрачиваютстатус значимых ценностей.
Сторонники такого подхода приводят данные отом, что по исследованиям общественного мнения, 8,2 процента российскоймолодежи делит окружающих на «своих» и «чужих», причем значительнаячасть молодежи без осуждения относится к асоциальным явлениям185. Приэтом исследователи выражают обеспокоенность по поводу актуальностинационализма в молодежной среде: «власть расистского дискурса вроссийскомобществеинституциональна,обеспечиваетсяпостояннымвоспроизводством расистских представлений посредством соответствующейсоциализации и, в первую очередь, через систему образования»186.Соглашаясь с критикой подобного рода, уместно подчеркнуть, что ценностьинновационного подхода далеко не однозначна.
Действительно, в Россиисуществуют вышеуказанные проблемы, но эти конфликтные формы могутрегулироватьсятрадиционныминструментарием.Несомненно,деперсонификация субъекта управления за счет внедрения электронныхтехнологийпартийногодизайна,политическогофранчайзинга,политического маркетинга, политического лизинга187, оказала бы негативноевлияние на относительно консолидированное, устойчивое к внешнемудестабилизирующему воздействию и чуждым ценностям массовое сознанияроссиян.Отечественнаяприведенногоранеесоциально-политическаяпримера финскогосистема,опыта,ввотличиебольшейотстепениориентируется в сфере разрешения конфликтов на принципы систематизации185Ядова М.А. Современное и традиционное в ценностях постсоветской молодежи.
// Социс.Социологические исследования. 2012. № 1. – С. 119-120.186Ярская В.Н. Язык мой – враг мой: расистский дискурс в российском обществе. // Социс.Социологические исследования. 2012. № 6. – С. 52.187Нежданов Д.В., Русакова О.Ф. «Политический рынок» как системообразующая метафора российскогополитического дискурса. // Полис.
Политические исследования. 2011. № 4.– С. 161.98знания, относящиеся к современной эпистеме. Критики российского опыта вданной сфере забывают о том, что страны с другим пропорциональнымсоотношениемтрадиционныхконфликторазрешениютолькоиинновационныхусиливаютподходовдиспропорциювкразвитиирегионов: в той же Финляндии 56 процентов доменов зарегистрировано врайоне Хельсинки-Эспоо-Вантаа188, что свидетельствует о локальномхарактере инновационного развития.
Так или иначе, любой постсовременныйкультурный дискурс лиминален, все зависит только от пропорциональногосоотношениятрадиционныхиинновационныхвидовчеловеческойактивности, в том числе и конфликторазрешения.Собственное конфликта в постсовременной эпистеме исключительнотрудно зафиксировать. Вместе с исчезновением или по крайней мерестираниемграницсубъектностивсесложнеестановитсяразличатьантропологические экзистенциалы. Ситуация также усложняется тем, чтогенезис культуры по большей части переносится в нематериальнуюплоскость. Борьба начинает вестись за интеллектуальную собственность, икультурные ценности формируются в соответствии с этой тенденцией.В постсовременной эпистеме несколько парадоксальным образомвозрастает роль усредненных переменных. Одним их таких элементовстановится средний класс, претендующий на наибольший удельный вес вструктуре социальной стратификации.
В мировом масштабе речь, конечноже, идет о глобализации, унифицирующей национальные культуры в единыйтип своеобразного универсального дискурса.Стандартизация относится к противоречивым тенденциям, которыекультура постсовременного типа оказывается неспособна преодолеть. Содной стороны, общество позиционирует себя в качестве максимальноиндивидуалистичного, что вполне соответствует, например, мысли Ж.Маритена: «В обществе индивидуальное сознание сохраняет приоритет,социальная группа формируется [самими] людьми, а общественные188Himanen P.
The hacker ethic. – New York: Random hacker trade paperback, 2010. – P. 113.99отношения исходят из конкретной инициативы, конкретной идеи идобровольного решения личностей»189.При этом процессы коммуникации совершенствуются, границы междустранами становятся условными, возможности для общения практическибезграничны. Однако виртуальная активность и взаимоотношения всоциальныхсетяхнепреодолеваютпроблемуодиночества.Экзистенциальные проблемы становятся символичными, это определенныйтренд, постоянное обсуждение которого не меняет ситуацию в корне.В постсовременной эпистеме проблема отчуждения выходит накачественно иной уровень. Это отчуждение характеризуется страхом передутратой собственного Я.
Традиционные характеристики Я-в-конфликтности,такие как гендер, национальность, социальный и культурный статуспостепенно утрачивают актуальность. В результате возрастает влияниегомосексуализма, девальвация традиционного института семьи, активнопринимаются зачастую девиантные решения в вопросах воспитания детей инаблюдается критический рост потребности в признании собственногонетрадиционного поведения в качестве социально допустимого. Научноепознание фиксирует эту тенденцию, в том числе, в отрицательном ключе, поР. Лэнгу, как онтологическую неуверенность: «шизофрения возникает апочве базовой неуверенности в собственном существовании...
Вся жизньтакого человека сводится не к получению удовольствия от собственнойдеятельности, а от общения и т.д., а только к доказательству собственногосуществования»190.Неспособность постсовременной эпистемы сформулировать принципы,достаточные для субъекта с точки зрения удовлетворенности культурой,мотивирует культурный дискурс на возвращение к изначальным ценностям.В этом плане мы имеем дело с лиминальностью культурного дискурса, чтохарактеризуется борьбой за возврат к традиционным ценностям и отказ от189Маритен Ж. Человек и государство.
/ пер. с англ. Т. Лифинцевой. – М.: Идея-Пресс, 2000. – С. 13.Валенурова Н.Г., Матвейчев О.А. Современный человек: в поисках смысла. – Екатеринбург: изд-во Урал.ун-та, 2004. – С. 147.190100новых форм, которые принимает Я-в-конфликтности.Подводя итоги анализа конкретных эпистем, можно отметить, что Я-вконфликтности имеет в качестве данности определенную мирность,конкретизация которой сводится к совокупному культурно-историческомуопыту. Этот опыт конституирует эпистему, то есть структуру теоретическогои практического опыта о конфликте и возможностях его реальногоразрешения. Активный синтез культуры относится к эпистемологическойсетке, но здесь не идет речь о принадлежности соответствующихэкзистенциалов к структуре знания о конфликте в качестве неизменныхкатегорий. Я-в-конфликтности экзистирует, ориентируясь на общепринятыеэпистемологические принципы в данной отрасли знания, но бытие в данномслучае, с теоретико-методологической точки зрения, обладает творческойсвободой и правом изменять не только культуру в целом, но идетерминировать эволюционирующие эпистемы как таковые.
Культурныеоснования эпистемологии конфликта – это частные примеры общей идеи опрямойзависимостимеждувариативностьюкультурныхформидеятельности по оказанию регулирующего воздействия на конфликтныепроцессы, что предполагает пассивный и активный культурный синтез.В заключение необходимо исследовать возможность сочетанияфилософских и культурных оснований структур знания о конфликте.
Наданный момент мы достигли понимания о том, что конфликт может бытьонтологически фундирован как свое собственное, то есть в виденоэтического понятия, суть которогосостоит в том, чтобы бытьразрешенным. При этом конфликт и культура находятся в обоюднойкоррелятивной связи. Вместе с тем теория конфликта только тогда сможетприблизиться к новой методологии, когда будут предложены понятия,преодолевающие разрыв между абстрактным теоретическим и практическимпонятием.
Следуя логике диссертационного исследования, мы должнырассмотреть как именно Я-в-конфликтности становится неконфликтным вконкретных культурных вариациях.101ГЛАВА 3. ЭПИСТЕМОЛОГИЧЕСКИЕ ПРОГРАММЫ РАЗРЕШЕНИЯКОНФЛИКТОВРазрыв между теоретическим и практическим знанием – общая длямногих гуманитарных дисциплин проблема. Применительно к современнойтеории конфликта приходится констатировать, что данное затруднение досих пор не преодолено. Существующие противоречия могут быть нагляднымобразом продемонстрированы на примере анализа одного из концептовпретендующих на совмещение эмпирического и умозрительного в теорииконфликта – «модель разрешения конфликтов».Модель регулирующего воздействия на конфликтные процессы de factoявляется частным случаем «мысленно представляемой или материально реализованной системы, которая, отображая или воспроизводя объект исследования,способна замещать его так, что ее изучение дает нам новую информацию обэтом объекте»191.
Смысл этого определения раскрывается так, что Я всегдаимеет дело со специфическим способом познания, отношением сходства,благодаря которому в одной вещи легко угадывается сходство с другой;иными словами, речь идет о репрезентации, что дополнительно означаетвозможность для одной из вещей в определенных аспектах замещать,представлять другую. Итак, в любой модели разрешения конфликтоврасполагаются символы опыта и мышления таким образом, что онивпоследствии систематизируются с целью последующего понимания иобъяснениядругимзаинтересованнымсубъектам.Модельконфликторазрешения есть совокупность символов мышления и опыта,ориентированных на усвоение другими субъектами.
Иначе говоря, модельразрешения политических конфликтов – совокупность опыта в областиконфликторазрешения, претендующего на повсеместное аксиологическоепризнание и апробацию в рамках той или иной социально-политическойсистемы.191Штофф В.А. Моделирование и философия. – М.: Наука, 1966. – С. 19.102Сточкизренияфилософско-культурологическогоподходапротиворечивость концепта «модель конфликторазрешения» состоит вследующем. Во-первых, конфликтологическое моделирование есть не чтоиное, как завуалированное подражание идеального характера некоторомуэйдосу, то есть бесконечное приближение к искомой цели.
Эта идеяпрослеживается от града земного и небесного в интерпретации блаженногоАвгустина до современной теории Р. Даля об идеальной и реальнойдемократии. Необходимо отметить, что подобное видение сути вопроса непреодолевает разрыв между теоретическим и практическим знанием. Моделиконфликторазрешения,какправилоутопичны,тоестьописываютбесконфликтное общество. В той или иной степени эта идея присутствует вутопиях Платона192, Т. Мора193, Т.