Диссертация (1148851), страница 15
Текст из файла (страница 15)
3 мая студенты Сорбонны выступили в поддержку нантскийзахватчиков, организовав «Движение университетских действий», сыгравшее,наряду с «Движением 22 марта», возглавляемым Даниелем Кон-Бендитом (нынечлен Европарламента), решающую роль в событиях «Красного Мая»100. Для нашегоисследованиясущественното,чтополитическуюактивностьстудентовсопровождала невиданных масштабов активность семиотическая. В ходе волненийстены Сорбонны и близлежащих кварталов покрыли многочисленные граффити.Авторами граффити становились студенты, захваченные идеями ситуационизма. Настенах Парижа культура граффити, впервые столкнулась с идеологией неомарксизма.На первый взгляд, граффити 68-ого года выполняли уже известную намфункцию: транслирование в публичное пространство оппозиционных, конткультурных, альтернативных идей и настроений:«ОСВОБОЖДЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА – ВСЕ ИЛИ НИЧЕГО»;Цит.
по: Тарасов А.Н. In memoriam anno 1968 - «Забриски Rider», № 8, 199999100Тарасов А.Н. In memoriam anno 1968 - «Забриски Rider», № 8, 1999.73«ЗАХВАТИ ФАБРИКИ»;«АНАРХИЯ – ЭТО Я»;«ТОВАРИЩИ, ЛИНЧУЕМ СЕГАЯ».В этом смысле граффити Мая 1968-ого мало чем отличались от примитивныхлозунгов радикальных групп (от левых до правых), появляющихся на городскихстенах по всему миру. Однако нам хотелось бы обратить внимание на некоторыеграффити, отличные от простых политических лозунгов. Такие, например, как:«РАБОЧИЕ ВСЕХ СТРАН – НАСЛАЖДАЙТЕСЬ»;«ПОД БУЛЫЖНИКОМ МОСТОВОЙ ПЛЯЖ»;«БУДЬ РЕАЛИСТОМ, ТРЕБУЙ НЕВОЗМОЖНОГО»;«ДАЕШЬ КОМИТЕТЫ МЕЧТАНИЙ»;«РЕВОЛЮЦИЯ НЕВЕРОЯТНА, ПОЭТОМУ ОНА НАСТОЯЩАЯ».Что позволяет нам собирать эти граффити в отдельную группу, отделяя их отпримитивных лозунгов? На наш взгляд, данные тексты обладают литературнойценностью.
Они создавались не только и не столько в качестве агитационныхпризывов, но также в качестве самоценных миниатюр, построенных на поэтикеабсурда. В данных граффити переворачивается привычная, нормальная логика,которая оценивалась революционными активистами как симптом власти –следствие той самой унификации и стандартизации, которая выхолостилапространство Запада. Граффити не агитируют, но скорее карнавализируют – логику,жанр политической агитации и саму политику.Именно уникальная поэтика (поэтика абсурда и карнавала) позволяет граффити1968 года и в XXI веке оставаться источником вдохновения для многих художников,в том числе и российских.
Приведем в пример знаменитые «монстрации» –художественные акции, карнавализирующие первомайские шествия. В ходе«монстрации» («демонстрация» теряет отрицательную приставку «де», выпуская насвободу «монстров»), сотни людей выходят на улицы города с плакатамиабсурдистского содержания:«ЧТО СЛУЧИЛОСЬ? ПОЧЕМУ ВСЕ С ПЛАКАТАМИ?»,«ЗДРАВЫЙ СМЫСЛ В ТОПКУ»,74«E=MC2»,«ХОЧУ ЖИТЬ ВЕЧНО (ПОКА ПОЛУЧАЕТСЯ)»,«Я НЕ БУДУ ГОВОРИТЬ БЕЗ СВОЕГО АВАКАДО»,«МЫ ЗА ОДНОПОЛЫЕ ДРАКИ»,«ЛУЧШЕ БЫ РАБОТАТЬ ШЛИ».Карнавальная колонна (многие одеты в костюмы героев популярных комиксови мультфильмов) проходит расхлябанным маршем по улицам города, непременноскандируя перед запретительными огнями светофоров: «КРАСНЫЙ - УХОДИ!».В плакатах и речевках «монстрантов» легко угадывается ситуационистскийпафос граффити 68-ого: многоголосое «КРАСНЫЙ УХОДИ» напрямую отсылает к«ЗАПРЕЩАТЬ ЗАПРЕЩАНО!», а «ЛУЧШЕ БЫ РАБОТАТЬ ШЛИ» заигрывает слегендарным «НИКОГДА НЕ РАБОТАЙ!».Таким образом, мы видим, что к 60 гг.
XX века граффити-культура порождаетряд новых самобытных явлений. С этого момента правомерно говорить о появленииуникальной эстетики и поэтики граффити. Однако, несмотря на приведенные намипримеры, вряд ли можно утверждать существование в 50-60 гг. такого феномена как«граффити-искусство».Редкиехудожественныеопытыграффитчиковнепривлекают большого внимания.Ситуация кардинально меняется в конце 70-ых гг., когда «граффити-искусство»становится модным и обсуждаемым как в среде теоретиков, так и в средехудожников «мейнстрима», многие из которых отказываются от «галерейных»проектов ради «уличного» направления. Столь существенная метаморфоза связана ссобытием известным под именем: Нью-Йоркский «граффити-бум». Именно формыи техники граффитизации городского пространства, возникшие в мегаполисахСоединенныхШтатовв60-80ыхгг.придалихудожественнымграффитипринципиально иной статус в рамках Западной культуры, породив феномен,названный впоследствии – «граффити-искусство».75§2«Граффити-искусство»: становление, влияние на художественнуюситуацию последней трети XX века«Тэггинг»: опыт комплексного анализа.Истоком Нью-Йоркского «граффити-бума» стала весьма нетривиальная формаграффитизации городского пространства, родственная уже известным нам селфимаркерам – «тэггинг».В конце 60-ых гг.
XX века подростки из «черных гетто» Нью-Йорка –преимущественно выходцы из Латинской Америки – покрыли посредствоммаркеров и баллончиков с краской поверхность города (стены, машины, вагоны,автобусные остановки, рекламные баннеры) тысячами надписей неясного дляреспектабельных горожан содержания: Cornbread, Cool Earl, Topcat 126, TRACY168, JOE 182, EDDI 135, SUPERKOOL и др. Под впечатлением от стремительногораспространения загадочных знаков журналисты «New York Times» опубликовали виюле 1971 года заметку о подростке из района Вашинктон Хайтс в Манхеттене.Журналисты выясняли, что, разъезжая по мегаполису (по профессии он курьер),подросток оставляет везде, где бы ни оказался, метку «TAKI 184», составленную изего прозвища «TAKI» (образованного от имени Демитракий) и номера улицы, накоторой он проживает.
Медийный успех никому доселе неизвестного подросткаразогнал до масштабов эпидемии и без того стремительно набиравшее оборотыдвижение, получившее имя – «тэггинг».«Тэггинг» – это своего рода игра. Задача «райтера» (англ. writer – писатель;участник игры) нанести свой «тэг» (англ. tag — маркировка‚ ярлык‚ вывеска;субкультурная кличка, образованная от имени, адреса, заимствованная у персонажакомикса, а иногда попросту выдуманная) на как можно большее количество стен,вагонов, машин, будок, захватив тем самым как можно большую территорию.Именно желание захватить как можно большую территорию объясняет любовь76«райтеров» к вагонам (как метрополитена, так и железнодорожным). Один вагонспособен «развести» «тег» по всему городу, тем самым, словно бы, покорив его.История тэггинга невероятна.
В конце 60-ых гг. «теги» являют собойпримитивные одноцветные надписи, но уже к концу 70-ых гг. они перерождаются вогромные многоцветные «полотна», виртуозно выполненные сверхсложнымшрифтом.«Тэги»провоцируютамбивалентнуюреакцию:практическиодномоментно мэр Нью-Йорка всерьез предлагает наказывать «райтеров» –смертной казнью, а пресса сравнивает граффити с работами иконы американскогоискусства Джексона Поллока: «Поезда с грохотом проезжали по станции, словнокартиныДжексона Поллока, с ревомнесущиеся покоридорам историиискусства»101.На наш взгляд, «тэггинг» – одно из наиболее любопытных явлений семиосферыконца ХХ – начала XXI вв.
В наши дни сложно найти город, в котором турист, попути из аэропорта в гостиницу, не встретил бы десятки «тэгов». При этом, несмотряна всемирное распространение, теоретики культуры относятся к «тэггингу», вособенности его начальным фазам, с явным пренебрежением.На данный момент можно выделить два доминирующих исследовательскихподхода в аналитике «тэггинга»: «романтический» и «леворадикальный».В рамках романтического подхода (Р.Зеннет) «тэггинг» понимается как формасамовыражения личности, способ нахождения идентичности в чуждой среде:«Город никому не принадлежит, а потому люди неустанно стремятся оставить здесьнекий след, запись своей истории.
Hью-Йорк в 70-ые был полон этих следов. Этиметки, нанесенные фломастерами и аэрозольными красками, появлялись в вагонахподземки, изнутри и снаружи: огромные цифры, инициалы и псевдонимынеизвестных авторов … – сигнатуры детей трущоб … Hью-йоркские граффити техлет не несли с собой никаких непристойных или политических смыслов, они несли с101Цит по: Бодрийард Ж. Символический обмени и смерть. – М.: «Добросвет», 2011. С. 165.77собой лишь одну весть: feci, "Сие есть мое творение", эта метка оставлена мною; I158 или Cam-Cam II - существуют. Так о себе возвещает некое Я...»102.В противовес сказанному леворадикальные интерпретаторы (Ж.
Бодрийар)настаивали на том, что романтический подход ошибочно трактует «тэггинг» сквозьпризму новоевропейского «субъективизма» и «персонализма» как индивидуальнуюпрактику некоторого «Я», тогда как, на самом деле, «тэггинг» – практика неиндивидуальная, а коллективная. «Тэггинг» – это революционная по своей сутиборьба маргинальной, отвергнутой, исключенной группы с «символическимпорядком», установленным и навязанным городской среде господствующейкультурой.Оба подхода, очевидно содержа в себе зерно истины, трактуют «тэггинг»односторонне, настаивая на его прочтении посредством единственно верного кода.В свою очередь, мы постараемся предложить набросок аналитики «тэггина» какявления сложного, герменевтика которого невозможна посредством единого кода.Ниже мы предлагаем четыре прочтения, четыре интерпретационных сюжета,находящихся в активном взаимодействии, но, во-первых, не перекрывающих другдруга, а во-вторых, не образующих иерархию.1.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
