Диссертация (1148826), страница 9
Текст из файла (страница 9)
Напротив, она подспудно определяет весь ход еготеоретических рассуждений. В отличие от Гадамера, который начинает46Хотя Э. Гуссерль в своем феноменологическом проекте, казалось бы, тоже озабоченпроблемой смыслопорождения, однако он связывает ее решение исключительно с прояснениемработы трансцендентальных структур сознания, и интерес к языку во втором томе «Логическихисследований» носит у него скорее вынужденный, нежели обязательный характер.47Статьи, в которых витгенштейновская мысль соизмеряется напрямую с гадамеровской,посвящены, как правило, частным вопросам. См, например: Борисов Е.В. Проблеманормативности в феноменологии языка: Витгенштейн и Гадамер // Известия Томскогополитехнического университета.
– 2007. – № 7 (311). – С. 88–92; Flatscher M. Das Spiel der Kunstals die Kunst des Spiels. Bemerkungen zum Spiel bei Gadamer und Wittgenstein // R. Esterbauer(Hrsg.). Ort des Schönen. Phänomenologische Annäherungen. Würzburg: Königshausen & Neumann,2002. S. 125–156; Lawn Ch. Wittgenstein, History and Hermeneutics // Philosophy & SocialCriticism. – 2003. – Vol. 29/3. – P. 281–295.48См.: Gadamer H.-G. Hermeneutik auf der Spur // Gadamer H.-G. Gesammelte Werke. Bd. 10:Hermeneutik im Rückblick.
Tübingen: Mohr, 1995. S. 156.42разворачиватьсвоеисследованиесмоментавозникновенияпонимания,Витгенштейн всякий раз имеет дело с уже свершившимся пониманием. Для неголюбое предложение, будучи сформулировано, является носителем смысла какиндикатора понимания. И уже этот смысл, в свою очередь, выступает дляВитгенштейнаусловиемвозможностивзаимопонимания.Пониманиепредложения приравнивается Витгенштейном к знанию его смысла. Поэтому он исосредотачивает внимание на том, благодаря чему предложения обретают смысл.Ранний Витгенштейн считает, что предложения получают свой смысл оттого, чтофиксируют факты, происходящие или не происходящие в мире. «Логикофилософский трактат» исходит из предпосылки, что между миром и языкомсуществует прямая связь: мир является отражением языка, равно как и языкявляется отражением мира49. «Предложение – картина действительности: ибо,понимая предложение, я знаю изображаемую им возможную ситуацию» (4.021).Предложение мыслится здесь как запечатление конфигурации связей, в которыхнаходятся объекты мира.
Эти объекты, презентирующие, по Витгенштейну,«субстанцию мира» (2.021), и составляют значение слов, которые тем самымоборачиваются их обозначениями: «Имя обозначает объект. Объект – егозначение» (3.203)50.ПозднийВитгенштейнотказываетсяпризнаватьзначениемсловаименуемый объект, выстраивая теорию значения как употребления. «Каждыйзнак, взятый сам по себе, кажется мертвым. Что придает ему жизнь? – Онживет в употреблении. Несет ли он живое дыхание в самом себе? – Или же49Такую необычную систему взаимоотражения прекрасно описал Гадамер, пытаясь объяснитьсвое понимание спекулятивной природы языка: «Отражение – это постоянный обмен. Нечтоотражается в чем-то другом, например, замок в пруду, а это значит, что пруд отбрасывает назадобраз замка.
При посредстве наблюдателя отражающийся образ сущностно связан с видомсамой вещи. Он не имеет бытия для себя, он существует как „явление“, которое не есть он сам,но которое позволяет явиться зеркально отраженным виду самой вещи. Это похоже наудвоение, при котором, однако, существует лишь нечто одно. Подлинная мистерия отражениясостоит как раз в невозможности схватить образ, в неуловимости чистого воспроизведения»(Gadamer H.-G. Wahrheit und Methode. Grundzüge einer philosophischen Hermeneutik. S. 469–470).Последняя фраза, в свою очередь, перекликается с другой важной темой витгенштейновскоготрактата – с неизобразимостью формы изображения и с различением говорения и показывания.50Витгенштейн Л.
Логико-философский трактат // Витгенштейн Л. Философские работы.Часть I. М.: Гнозис, 1994. С. 1–73.43употребление и есть его дыхание?»51. Обратившись к анализу повседневногоязыка, Витгенштейн приходит к выводу, что значения слов и языковыхвыражений не есть нечто устойчивое, раз и навсегда закрепленное за словом 52.Это подвижное образование, возникающее в конкретной разговорной ситуации. Итогда смысл предложения зависит от того или иного употребления слова.«Понимать предложение – значит понимать язык. Понимать язык – значитвладеть некой техникой»53. Идея значения как употребления свидетельствует окрайнереволюционномподходекпониманиюсамогоязыка.ЯзыкуВитгенштейна оказывается не совокупностью слов, вступающих между собой вопределенные связи, а некой неразрывной целостностью слова, мысли и действия.И потому невозможно дать определение языку как таковому, установив емучеткие рамки или границы, опредметив его для удобства изучения.
Языкпротивится подобного рода опредмечиванию. И само это сопротивление в томчисле указывает на его деятельностный характер. А работу языка, согласноВитгенштейну, мы можем наблюдать на примере любого разговора, даже самогопримитивного свойства54. Всякий разговор – это фрагмент языковой реальности,которая получает у Витгенштейна наименование языковой игры.Такое обозначение Витгенштейн выбирает не случайно. Слово «игра» какнельзя лучше подходит для описания того, что собой представляет разговор. Языкзадает правила, однако игра разыгрывается участниками разговора, которым врамках правил предоставлена определенная свобода действий.
Эта свободазаключается в умении владеть словом, что позволяет использовать его в самых51Витгенштейн Л. Философские исследования // Витгенштейн Л. Философские работы. ЧастьI. М.: Гнозис, 1994. С. 212.52Ср. у Гадамера: «Основу языка, похоже, образует способность слов, вопреки определенностисвоих значений, быть неоднозначными, то есть способность любого слова располагать гибкимвеером значений, и в этой именно гибкости проявляется своеобразная дерзость такогопредприятия, как речь.
Значимые моменты речи фиксируются только в самой речи, в еедлящейся реализации, причем моменты эти постоянно корректируют друг друга, выстраиваяязыковой контекст» (Гадамер Г.-Г. Язык и понимание. С. 58).53Витгенштейн Л. Философские исследования. С. 162.54Ср. у Гадамера: «Даже в самом обыденном разговоре можно обнаружить подобнуюсущественную особенность спекулятивного отражения: неуловимость того, что является тем неменее чистейшей передачей смысла» (Gadamer H.-G. Wahrheit und Methode. Grundzüge einerphilosophischen Hermeneutik.
S. 473).44разных контекстах, в которых слово и обретает свое значение. В ходе игрыразговора субъекты говорения достигают взаимопонимания, что свидетельствуето наличии в их фразах смысла. Если цель разговора – это достижениевзаимопонимания, то очевидно, что слово никогда не есть просто слово, а всегдаодновременно и мысль, и действие – игровой ход как действие, за которым стоитмысль и которое выражает себя в слове. Неявным основанием любой языковойигры выступает понимание, без которого она не могла бы состояться, исоответственно, ни одно слово не могло бы получить своего значения. Какусловие возможности игры-разговора, эта основа остается скрытой и, присутствуяв любом разговоре, не может быть из него никоим образом вычленена.
СогласноВитгенштейну, имеет ценность и требует своего описания любая языковая игра –именно потому, что несет в себе понимание. Это глубинное пониманиесодержится в языке, а не является продуктом рефлексии носителей языка55.Именно оно «ведет», направляет разговор, разыгрываемый собеседниками.Отмечая данный феномен, Витгенштейн констатирует, что «языковая игра есть,так сказать, нечто непредсказуемое.
Я имею в виду: она не обоснована. Она неразумна (или неразумна). Она пребывает – как наша жизнь»56. Таким образом, самязык оказывается, по Витгенштейну, формой жизни: язык есть деятельность, входе которой человек обретает мир, и узнавание мира начинается с овладенияязыком – овладения не в смысле распоряжения им, а в смысле освоения в нем.Если Витгенштейн приходит к такому пониманию языка, то Гадамер,скорее, с этого начинает, разматывая нить своих рассуждений в обратномнаправлении57.
Вслед за Хайдеггером, он признает за языком самостоятельное55Ср. у Гадамера: «Пребывание „внутри слова“, когда на него уже не смотрят как на предмет,есть, безусловно, основной модус всякого языкового процесса. В языке заключена хранящая иоберегающая сила, препятствующая рефлексивному схватыванию и как бы укрывающая вбессознательном все, что в языке совершается» (Гадамер Г.-Г. Язык и понимание. С. 59–60).56Витгенштейн Л.
О достоверности // Витгенштейн Л. Философские работы. Часть I. М.:Гнозис, 1994. С. 391.57И надо сказать, что в подобного рода инверсированном движении мысли Гадамер заходитзначительно дальше, чем предполагал сам, признавая созвучность своей герменевтики лишьпозднему учению Витгенштейна. Вопреки такому широко распространившемуся мнению вгадамеровской теории и творчестве раннего Витгенштейна также можно обнаружить общиемотивы, см.: Fahrenbach H.
Die logisch-hermeneutische Problemstellung in Wittgensteins45бытие. Именно через причастность языку, по Гадамеру, человек получаетвозможность приобщиться к миру. Человек не сразу имеет мир как естественноеместо своего обитания (это свойственно животному); мир для человека выступаетпрежде всего в образе того, что ему противостоит и с чем ему постоянноприходится иметь дело. Отношение между человеком и миром, согласноГадамеру, предполагает наличие дистанции, которую необходимо преодолеть,чтобы обжиться в мире, сделать его своим, человеческим миром. И язык здесьоказывается незаменимым посредником, оборачиваясь условием возможностиустановления требуемой связи.