Диссертация (1148826), страница 5
Текст из файла (страница 5)
Три этихфундаментальных элемента мыслятся философом не в отрыве друг от друга, а вопределенного рода сотрудничестве: «Особое отношение существует междувыражением переживания, жизнью, из которой оно возникает, и пониманием,которое оно порождает»9. Согласно Дильтею, нет такого переживания, которое быцеликом исключало понимание и не нуждалось в выражении; аналогично делообстоит с пониманием, предусматривающим в качестве обязательного условияпереживание, а в качестве неизбежного следствия – выражение, которое, в свойчеред, будучи формой экстериоризации переживания, не только нуждается впонимании, точнее, в самопонимании, но и рассчитано на понимание со стороныдругих.
Эта последняя, интерсубъективная функция понимания и побуждаетДильтея признать его наиболее адекватным и подходящим способом для изученияпроявлений как субъективного, так и объективного духа, трактуемого вгегелевском смысле культурных и цивилизационных достижений. В своемтехническом применении оно представляет собой воспроизведение в жизненном9Дильтей В. Собр. соч. Т. 3.
С. 254.23опыте исследователя запечатленного в исследуемых им произведениях живогодуховного опыта. Подобная практика становится возможной потому, чтопонимающий и понимаемое в равной мере принадлежат духовно-историческойдействительности.произведенияхЧтобыискусствапознатьобъективированныйдуховныймир,внеобходимотекстахилипроникнутьсяпредставлениями, понять мотивы, принять идеалы сотворившего их некогдачеловека, и инструментом, позволяющим это сделать, служит у Дильтеяэмпатия – вживание, вчувствование, перевоплощение в другого, отождествлениесебя с ним: «на основе … перенесения-себя-на-место-другого, этой транспозициивозникает высший вид понимания, где цельность жизни души становитсядейственной в понимании, – воссоздание или повторное переживание»10.Переживание – это то общее, что роднит критика и художника, литературоведа иавтора, историка и изучаемое им историческое лицо.
Понимание в этом смыслеоказываетсяинтуитивнымсхватыванием,анедискурсивно-логическойоперацией. Из усилий продумать и детализировать саму процедуру понимания вкачестве научной методики и рождается герменевтика Дильтея, призваннаязастраховать результаты культурологических изысканий от произвольностисубъективной оценки и гарантировать им научную легитимность. Правда,несмотрянапредложенногодолгооттачиваемуюфилософом,строгостьвыработатьгерменевтическогонекийобъективныйметода,критерий,уравнивающий в правах общественные науки с точными, ему так и не удалось.Последующая герменевтическая философия в лице Хайдеггера и Гадамераотказываетсяот поисков подобногокритерияввиду изменениясамогопредставления об истине, ассоциирующейся уже не с достоверностью познания, ас раскрытием человеческого опыта мира, однако сохраняет проблему понимания вкачестве своего смыслового центра.
Теперь понимание – нечто большее, нежелиакт постижения «объективаций духа», каким бы романтическим ореолом он нибыл окружен у Дильтея. Понимание возводится на несколько необычный длясебя, онтологический уровень, превращаясь из способа знать в способ быть. А10Там же. С. 262.24поскольку способ бытия человека и самим Дильтеем декларировался какисторичный, то понимание автоматически оказывается обусловлено временем. Сточки зрения Гадамера, главной ошибкой дильтеевского подхода как раз иявляется нивелирование историчности самого процесса понимания при признаниизначимости исторического измерения жизни. Дильтей, пытаясь оградить истиныистории как науки от субъективности оценок исследователя, т.
е. от егодетерминированности собственной эпохой, словно бы перечеркивал свое жеоткрытие временного характера человеческого существования. В стремлениидобитьсяотисторикаполногосамоупраздненияпутеммаксимальнойидентификации с изучаемым объектом Дильтей действовал, как и осуждаемый имнекогда представитель Просвещения, сводящий личность ученого к чистомусубъектузнания.Вневозможностивыйтизарамкиисторическойпредопределенности Гадамер видит не недостаток, а исходное условиепонимания: «Теперь время уже не первичная бездна, через которую необходимонавести мосты, ибо оно разделяет и отдаляет, а, наоборот, несущее основаниесвершения, в котором коренится настоящее.
Поэтому временная дистанция – этоотнюдь не то, что следует преодолеть. Требование погрузиться в дух времени,мыслить в его понятиях и представлениях, а не в своих собственных, что якобыоткрываетвозможностьдостиженияисторическойобъективности,скореепредставляло собой наивную предпосылку историзма.
В действительности жеречь идет о необходимости признать дистанцию времени как позитивную ипродуктивную возможность понимания»11.Наличие расстояния между исследователем и исследуемым им текстом, вдильтеевской философии сокращаемое вплоть до устранения, требуется Гадамерукак своего рода символическое пространство для ведения диалога. Чем меньшепредставление или мнение собеседника похоже на наше собственное, темплодотворнее и интереснее оказывается разговор. В отличие от Дильтея, у11Gadamer H.-G. Wahrheit und Methode.
Grundzüge einer philosophischen Hermeneutik //Gadamer H.-G. Gesammelte Werke. Bd. 1: Hermeneutik I. Tübingen: Mohr, 1990. S. 302. – Здесь идалее «Истина и метод» цитируется в неопубликованном переводе К.В. Лощевского.25которого достижение понимания обеспечивается тотальным растворениемисторика в изучаемом объекте посредством забвения собственной историчности,Гадамернепростосохраняетразличностьсоциокультурныхвзглядовинтерпретатора и автора, но делает ее необходимой предпосылкой ихвзаимодействия. Диалог, который Гадамер учреждает в качестве основнойгерменевтической модели, может вестись только при условии, что обе стороныявляются его активными участниками.
А это значит, что на место дильтеевскогонаучного, субъект-объектного отношения историка к своему материалу заступаетвзаимовыгодное сотрудничество двух равноправных субъектов в деле творенияобщего смысла. Этот общий смысл нельзя идентифицировать ни как замыселавтора, реконструкция которого в виде предметного содержания текста – цельдильтеевскойгерменевтики,никаксугубоизмышленияистолкователя,проецирующего собственные переживания на воспринимаемое произведениекультуры. Возникающий в интерпретации смысл как результат совместногопредприятия по смыслотворению в равной мере затрагивает обоих участниковдиалога, сущностно изменяя их самих.
«Разговор – это не два протекающих рядомдруг с другом монолога. Нет, в разговоре возделывается общее поле говоримого.Реальность человеческой коммуникации в том, собственно, и состоит, чтодиалог – это не утверждение одного мнения в противовес другому или простоесложение мнений. В разговоре оба они преобразуются. Диалог только тогдаможно считать состоявшимся, когда вступившие в него уже не могутостановиться на разногласии, с которого их разговор начался»12.
Достижение жесогласия состоит не в убеждении одной стороны другой или капитуляции какойлибо из сторон за отсутствием аргументов, а, говоря словами Гадамера, в«слиянии горизонтов», за которым скрывается обогащение моей картины мирадопущением в нее иной, новой возможности понимания.Новаявозможностьпонимания,трансформируямировидениеинтерпретатора, не просто вдыхает новую жизнь в произведение (как это12Гадамер Г.-Г. Язык и понимание // Гадамер Г.-Г. Актуальность прекрасного. М.: Искусство,1991.
С. 48.26представлялось Дильтею), но и раздвигает, казалось бы, давно и прочноустановленныерамкисуществованиясамогопроизведениявкультуре:«усвоение, – пишет Гадамер в «Истине и методе», – это отнюдь не простоевоспроизведение или даже повторение дошедшего до нас благодаря традициитекста, а как бы новое творение понимания. […] всякий смысл традиции находитту конкретизацию, в которой он понимается, в отношении к понимающему Я – а,например, не в реконструкции Я, которому принадлежит первоначальноеуразумение смысла»13.
Тем самым утверждается, что традиция воплощается висторическом тексте в той же мере, в какой она реализуется и в любой егосовременной интерпретации. Каждое прочтение только усиливает и обогащает ее,однако ни одно не способно исчерпать полностью. Традиция в пониманииГадамера – это не скопление застывших артефактов, а живой диалог, ведущийся систорией, в который мы вовлечены постольку, поскольку являемся существамиисторическими. Выйти за пределы традиции, трансцендировать ее, не способенникто. Поэтому необходимо научиться доверять традиции, чувствовать себя в нейкак дома, ведь именно она задает тот смысловой контекст, который позволяет намориентироваться в мире.
В конечном счете, не традиция нуждается в нас, чтобывыжить, а мы в ней, чтобы жить. «Опыт исторической традиции принципиальношире всего того, что может быть в нем исследовано. Он не только истинен илинеистинен в том смысле, который свойственен суждениям историческойкритики – он постоянно открывает нам истину, к которой необходимоприобщаться»14. Это истина о нас самих, о нашем бытии и времени, о нашейукорененности в традиции, но узнать ее можно только через общение с Другим,через его инаковость, которая предоставляет нам возможность проникнуть и всвою собственную нетождественность себе.Такую истину герменевтика Дильтея предложить не в силах.