Диссертация (1148826), страница 17
Текст из файла (страница 17)
Поэтика // Аристотель. Сочинения: В 4-х тт. Т. 4. М.: Мысль, 1984. С. 672).78Оттого метафоры не слишком пригодны для целей деловой коммуникации; они нестолько способствуют, сколько затрудняют передачу точной, однозначнойинформации. Это отличает метафорические выражения от остальных знаков, хотяони по-прежнему остаются знаковыми образованиями.
Американский лингвистЧарльз Пирс наряду с иконическими и индексными знаками выделял еще однукатегорию знаков – символические118. Если иконическое отношение предполагаетналичие известного сходства между означающим и означаемым, основанного напринципе подобия, а индекс представляет собой признак объекта, с которым оннаходится в непосредственной близости, то главной характеристикой символавыступает как раз условность связи двух составляющих знака. «Символ связан сосвоим объектом через идею пользующегося символом ума – идею, без которой несуществовало бы никакой такой связи»119.
Казалось бы, метафора подпадает подтретью категорию Пирсовой классификации. Но хотя она и имеет символическуюприроду, символом в строгом смысле слова не является.Символы могут быть организованы в определенную систему. Так,религиозная символика, сохраняя условность и немотивированность соотношенияозначающего с означающим, все же рассчитана на более или менее однозначноетолкование. Интерпретация символа зависит от знания определенного кода иумения (сообразно с кодом) приписывать элементам значения, заимствованные изразных сфер. Возникая как новая полисемантичная единица речи, символ впроцессе своего функционирования в культуре возвращает себе основноесвойство знака – конвенциональность120; в метафоре же образ никогда до конца несовпадает со своим осмыслением.
Хотя метафора иногда и выполняетноминативную функцию, но чаще всего она выступает в роли предиката; символ,напротив, не способен быть предикатом в высказывании: зафиксировав некий118См.: Пирс Ч.С. Икона, индекс, символ // Пирс Ч.С. Избранные философские произведения.М.: Логос, 2000. С. 200–222.119Там же. С. 217.120Конвенциональность признавалась одной из ключевых характеристик знака еще со временСоссюра: чтобы правильно расшифровать сообщение, необходимо пользоваться темоднозначным пониманием, которое продиктовано заданным контекстом и принято всоответствующей социальной группе.79смысл, он не передает посредством него знание о другом предмете.
Означающее всимволе не обладает такой важной функцией, как в метафоре; часто оноумещается в схематичной графеме, по контрасту с которой содержаниеозначаемого кажется бесконечным. Символ вообще тяготеет к запечатлениютрансцендентных смыслов, которые противятся дискурсивному постижению.Намекая косвенным образом на их глубокое содержание, он тем самым указываетна то, что оно не умещается в пределах знака. Неслучайно к символическомуизображению обращаются почти все религиозные учения, видя в нем некуюальтернативу апофатике. Метафора имеет иную познавательную цель: онапытается донести знание о конкретном объекте, подметить скрытое отнепосредственного восприятия свойство и сделать его явным.
Она располагаетсякак бы по эту сторону реальности, в противоположность символу, стремящемусязаглянуть за ее пределы. Кроме того, метафора индивидуализирует, а символобобщает. Например, символическое представление о мире как тексте121 призваносообщить нечто не о жизненном пространстве определенного субъекта, а опринципе мироустройства в целом, в то время как, скажем, метафорическиестроки Иосифа Бродского из «Литовского ноктюрна»: «Наша письменность,Томас! С моим за поля / выходящим сказуемым! С хмурым твоим / домоседством/ подлежащего», – наоборот, служат изображением выше обозначенного символав его индивидуальном преломлении122.
Если символ утверждает некотороеотношение подобия, то метафора делает это подобие видимым. Вероятно,поэтому она нередко обнаруживает такие случайные сходства, которые тут же121Грандиозность и завидное постоянство данного образа свидетельствует о том, что сравнениемира с книгой, изначально возникшее как метафора, давно достигло масштабов символа.Исследованию генезиса этого феномена и его историческим трансформациям, начиная светхозаветных текстов и заканчивая авангардистской эстетикой ХХ в., посвящена книганемецкого мыслителя Ханса Блюменберга, создателя особого философского учения –метафорологии.
См.: Blumenberg H. Die Lesbarkeit der Welt. Frankfurt a. M.: Suhrkamp, 1999.122Похожая метафора обыгрывается Бродским и в его Нобелевской речи: «<...> я родился ивырос на другом берегу Балтики, практически на ее противоположной серой шелестящейстранице. Иногда в ясные дни, особенно осенью, стоя на пляже где-нибудь в Келомякки ивытянув палец на северо-запад над листом воды, мой приятель говорил: „Видишь голубуюполоску земли? Это Швеция“» (Цит.
по изд.: Бродский И.А. Речь в Шведской королевскойакадемии при получении Нобелевской премии // Звезда. – 1997. – № 1. – С. 3).80рассеиваются. В этой мимолетности и зыбкости – и сила и слабость метафоры. Асимвол довлеет к постоянству, к традиционности; чаще всего он наследуетсявместе с культурой, неся на себе весь груз ее истории.Метафора так легко входит в употребление и приживается в языке потому,что, не переставая быть ошибкой на семантическом уровне, остается безупречновыстроенной с точки зрения грамматики (сказать «пена дней» будет столь жеверно, как сказать «морская пена»).
Английский литературовед Кристина БрукРоуз,известнаяпроизведениями,такжесвоимихарактеризуетэкспериментаторскимисинтаксическуюхудожественнымилегитимностьметафорыследующим образом: «выглядит ли метафора искусственно или она вполнеестественна, оправдан ли перенос схожими свойствами обоих объектов или нет,заимствована ли метафора из одной сферы мышления или из другой, проникла ликонтрабандой или возникла „изнутри“ сама собой, истинна она или ложна,глубока или поверхностна, сознательна или бессознательна, показная илинеявная, запоминающаяся, резкая или обладает какими-то другими чертами,поддающимся анализу, в любом случае должен существовать способ, которыйпозволит рассматривать все эти категории с точки зрения синтаксических частей,из которых так или иначе состоит каждая метафора»123.
Сфера компетенциилингвистикивизучениифеноменаметафорыобсуждаласьмногимиисследователями124. Собственно, лингвистика и предопределила тенденциюговорить о метафоре в терминах отступления от языковой нормы, которую она жеи устанавливала. Метафора, согласно взглядам лингвистов, – это семантическоеотклонение, которое возникает в результате соединения не сочетаемых друг с123Brook-Rose Ch. A Grammar of Metaphor.
London: Secker & Warburg, 1958. P. 16.См., например: Авеличева А.К. Заметки о метафоре // Вестник МГУ. Сер. 10. Филология. –1973. – № 1. – С. 18–29; Арутюнова Н.Д. Языковая метафора (синтаксис и лексика) //Лингвистика и поэтика. М.: Наука, 1979. С. 147–174; Мягкова Е.Ю. Проблемы исследованияметафоры // Языковое сознание: формирование и функционирование. М.: Институтязыкознания РАН, 1998. С. 123–128; Вежбицкая А. Сравнение – градация – метафора // Теорияметафоры. С.
133–152; Бикертон Д. Введение в лингвистическую теорию метафоры // Теорияметафоры. С. 284–306; Аверинцев С.С., Франк-Каменецский И.Г., Фрейденберг О.М. От слова ксмыслу: Проблемы тропогенеза. М.: Едиториал УРСС, 2001; Deignan A. Metaphor and CorpusLinguistics. Amsterdam: John Benjamins, 2005; Steen G.J. Finding metaphor in grammar and usage:A methodological analysis of theory and research. Amsterdam: John Benjamins, 2007.12481другом лексических единиц. Метафорическое высказывание образуется тогда,когда одно явление уподобляется другому на основе близости их состояний илисвойств,асмысловойсдвигобусловленкомбинированиемзнаковилизамещением их атрибутов. Однако известный пример семантического нарушения,который придумал Ноам Хомский: «Бесцветные зеленые мысли спят яростно», –не является метафорой.
Он не отсылает ни к какой экстралингвистическойреальности, лишая предложение поля референции. Таким образом, построенноепо тем же синтаксическим правилам, что и метафора, высказывание можетоказаться бессмысленным. Британский ученый Дерек Бикертон предложилразделять семантически отклоняющиеся от правил языка фразы по тремкатегориям: в первую входят выражения с постоянным присвоением атрибутов(например: «ножка бокала», «крыло дома»), вторую составляют речевые оборотыс разовым присвоением атрибутов («пыль времен»), третья же категориявключает в себя бессмысленные словосочетания125. К метафоре в строгом смыслепринято относить лишь изречения второго типа.
Но поскольку все три группыэтого условного разделения, согласно Бикертону, взаимообратимы, то следуетпризнать, что, прибегая только к средствам грамматики, невозможно обозначитьтакой уровень, на котором наряду с метафорами не располагались бы неметафоры, а стало быть, дать исчерпывающее представление о способе ихфункционирования и образования.Гертруда Стайн в лекции «Поэзия и грамматика», размышляя о сущностиимен, заявляет, что называть вещи своими именами бессмысленно во всехотношениях: имена либо подходят вещам, либо нет. Если подходят, то сливаютсяс вещами, делая повторение имени излишним; если же нет, то называние толькопривносит путаницу в рассуждение. Существительные и прилагательныепризнаются Стайн самыми неинтересными частями речи – по той простойпричине, что они, в отличие от глаголов и наречий, являются застывшимиименами,чуждымидвижениюиразвитию,инемогут«ошибаться».Единственное, что спасает существительное от этой устойчивости – без125Бикертон Д.
Введение в лингвистическую теорию метафоры. С. 301.82содействия со стороны глаголов – это нарушение семантической релевантности,которое, собственно, и реализуется в метафоре. «Как я утверждаю, – говоритСтайн, – существительное это имя вещи, а потому постепенно если начинаешьощущать то что внутри этой вещи ты уже не называешь ее именем под каким онаизвестна»126. Все, о чем упоминается в лекции: отрицание имен существительныхи прилагательных, несоблюдение грамматических и синтаксических норм,отступление от привычной смысловой сочетаемости – призвано пошатнутьустоявшуюся структуру языка, подорвать изнутри его правила и предписания,преодолеть запреты и разрушить границы.