Диссертация (1148763), страница 38
Текст из файла (страница 38)
Человек и сакральное. С. 280. Хейзинга Й. Homo ludens. Человек играющий. С. 141.244 170индифференции по отношению к определенностям, к их привычности иукоренению подобно тому, как движение ветра предохраняет озера от гниения,которое грозит им при длительном затишье, так же как народам — длительныйили тем более вечный мир»245. Война становится не только двигателем истории,но и способом сохранения здоровья общества, пусть даже оно в ходе войныпотеряет необъятные ресурсы и многотысячные армии. Она представляет собойнепростогосударства,организованнуюнооказываетсяформунасилия,массовымнаправленнуютотальнымнасоседниежертвоприношением,демонстрируя тем самым все возможные виды организованной ритуальнойтрансгрессии.
И при всем этом она, с точки зрения Кайуа, с течением временистановится единственным легитимным выходом за рамки закона, и потому онаоказывается необходимой. Но чем больше общества жаждут войны, тем чащеторжествуют в людях те древние и стихийные силы, которые человек напротяжении своей истории стремился одолеть.Однако нужно признать, что хотя все вышеизложенное прямо относится ктем видам войны, которые имели ритуальный или агональный характер, онооказывается не слишком применимо к современным формам войны.
На сменуархаической религиозной войне пришла война, преследующая политическиецели. Таким образом, современная война несколько отходит в своих методах оттрансгрессивных и игровых практик, коих придерживалась война первобытная.Так, к примеру, Батай подчеркивал, что в тех формах насилия, которыепроявляются на фоне современных методик ведения войны, мало что остается отизначальной, природной дикости: «Организация эффективных военных операций,основанная на дисциплине и в итоге лишающая бойцов счастья преступатьграницы, превращает войну в механизм, чуждый тем импульсам, которые когдато породили ее; <…> это в высшей степени прискорбное извращение,осмысляемое политическими задачами»246. Война превращается в четкоорганизованное и заранее подготовленное серьезное мероприятие, в котором не 245Гегель Г.В.Ф.
О научных способах исследования естественного права, его месте в практической философии иего отношении к науке о позитивном праве. // Гегель Г.В.Ф. Политические произведения. М., 1978. С. 229.246Батай Ж. Эротика. С. 546. 171остается места трансгрессивному и игровому расточительству – военные расходыпредопределены и посчитаны, что лишает войну непроизводительной траты,поскольку любая военная трата предполагает последующее приобретение, этоинвестиция. По этому поводу Хейзинга заключал, что «все, что связывало войну скультом и празднествами, исчезло из войн нашего времени, и с этим отчуждениемот игры война также утратила и свое место в качестве элемента культуры»247.Тем не менее, полностью лишать современную войну трансгрессивных иигровых функций было бы несправедливо.
Каким бы образом война не велась,она все же сущностно определяется как трансгрессия запрета на убийство, ачеловек, поставленный в условия войны, претерпевает определенные изменения.В обычное мирное время он вынужден быть сдержанным и соблюдать закон.Более того, человек не желает сталкиваться со смертью иначе, чем онапредставлена в различных доступных ему формах трансгрессии, то есть –фиктивно. Война же ставит человека в реальное противостояние со смертью,предполагает действительный риск, поэтому война сближается с азартной игрой,ставкой в которой является собственная жизнь. Оказавшись на войне, индивидполучает санкционированное разрешение снять все ограничения, которыми онвынужден был руководствоваться всю свою жизнь, он не только может, ондолжен совершать убийства, и «во всех этих убийствах ужас смерти оказываетсяпритупленным и даже почти отсутствующим, хотя ужас смерти должен был быбыть двойным: ужасом смерти вообще, ужасом смерти как результатасовершенного убийства» 248 .
Враг, с которым индивид вынужден вступить всхватку, перестает восприниматься как личность, и это дает возможность легкосовершить убийство, ведь отказ от убийства чреват собственной смертью.В этом смысле война помещает человека в такие условия существования,которые крайне близки к далекому природному миру: инстинкт самосохраненияпереключается в режим, который предполагает не бегство от смерти, но прямоестолкновение с ней, чистую растрату жизни – своей, в случае поражения, или 247 Хейзинга Й.
Homo ludens. Человек играющий. С. 291. Бердяев Н. О рабстве и свободе человека (Опыт персоналистической философии). С. 208.248 172чужой, в случае победы. Поэтому можно говорить о том, что в условиях войны«влечение к смерти, затушеванное в повседневной мирной жизни, высвобождаетэнергию человеческого изобилия, знаком чего, по мысли Батая, являетсяразорванность, которая уже не нивелируется в какие-то формы и схемы, невытесняется в глубины бессознательного и не упраздняется разного рода«объяснениями», а предстает со всей своей несокрытостью, как раз и ведущейчеловека в последнее столкновение с противником»249.8.
Власть и трансгрессияМеханизмы трансгрессии, как мы могли видеть, занимают особое место вжизни социума. С одной стороны, трансгрессия отвергается обществом,поскольку нарушает порядок нормы. В зависимости от степени своейразрушительности она либо порицается, либо наказывается по всей строгостизакона. С другой же стороны, если взять в качестве примера праздник или игру,трансгрессия оказывается необходимой для эффективного осуществленияполезной деятельности в том смысле, в котором она ставит на паузупроизводящее бытие. Кроме того, в случае чрезвычайного положения она такжеуместна, особенно когда речь идет о войне, убийство на которой оказывается нетолько дозволенным, но и необходимым.
Но во всех случаях трансгрессияпредполагает выход за границы, обусловленные законом, и такой выходзнаменует собой перемещение индивида из профанного мира в мир сакральный.Известно, что сакральноеобладает двойственной природой, котораяобъединяет в себе чистое, священное сакральное и сакральное нечистое,низменное. Обе эти сферы находятся в сложном отношении притяжения иотталкивания. Любая трансгрессия за пределы профанного в сакральную областьтребует суверенного жеста отрицания запрета.
Скажем, прикосновение к трупутак же запретно, как и прикосновение к религиозным святыням вне рамокопределенного санкционированного ритуала (который, тем не менее, такжеявляетсятрансгрессией,хотяидозволенной). 249 Дорофеев Д.Ю. Саморастраты одной гетерогенной суверенности. С. 29. 173Соответственно,такиехарактеристики, как «святой» или «проклятый», оказываются двумя сторонамиединого явления сакральности, которые перетекают друг друга в зависимости оттого, каким образом произошел доступ к нему, объединяет же их нахождение внезакона. Именно такое положение в обществе занимает институт сувереннойвласти.В большинстве случаев власть предполагает господство одного надмногими,поскольку«предстаеткакиндивидуализированная,тоестьвоплощенная в одной личности»250.
Возможность концентрации полноты власти вруках одного субъекта возникает в результате делегации членами социума частисвоей суверенности этому лицу. Это происходит, в частности, потому, что люди,основавшие общину, отличную от животного стада наличием совместнопринятых и обязательных для исполнения законов общежития, желаютобезопасить себя от возврата в животное состояние.Изначально животноепредставляется как абсолютно свободное существо, которому известен законсмерти и который, тем не менее, не боится ее. Первобытные люди полагали, чтоживотным известны законы, по которым живут люди, но они сознательно нежелают им подчиняться, находя основания для этого в своей суверенной воле.Человек как наследник животного также обладает суверенностью, в какой-то мереон обязан ей тем, что нашел в себе силы вырваться из природного порядка иосновать свой собственный.
Но теперь, когда общество создано, суверенность непредставляет ничего, кроме опасности, поскольку на ее основании человек можетпожелатьнарушитьуженовыйпорядок.Поэтомулюдидобровольноограничивают свою суверенность посредством законов, которые предписываютопределенное поведение и четко разделяют должное и не должное. Дабысохранить установленное сообщество, люди избирают вождя, который долженстать гарантом закона, поэтому ему передают право управлять сообществом инаделяют его, таким образом, полнотой суверенной власти. Властитель начинаетпочитаться как прямой наследник суверенного зверя-отца и наместник божества.Такое отношение к вождю позволяет обезопасить его от зависти соплеменников, 250 Коллеж социологии.
С. 124. 174которые могут желать обладать подобной степенью суверенности, поскольку он, вотличие от них, «наделен всем тем, что – обезличено – является желательнымвнутри общества» 251 . Божественная сущность суверена становится легальнымоснованием для власти и благ, которые доступны суверену, а само выражениетотальнойсуверенностиограничивающегооказываетсясуверенностьвсехнарушениемлюдей.первичногоЧеловек,табу,обладающийнеограниченной суверенностью, приобретает также право на насилие и наказаниедругих членов общества, а значит к нему не применимы основные законысоциума.
Однако являясь, таким образом, результатом трансгрессии, архаическаясуверенная власть могла быть снята с ее владельца лишь посредствомжертвоприношения, которое одновременно выступало ритуалом очищения,формой снятия общественной зависти и расплатой за суверенное могущество.Будучи богом на земле, вождь к концу своего правления должен был вернуться всакральный мир божества, а сделать это можно только посредством умерщвленияего смертного тела, которое удерживает вождя в профанном мире.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
