Диссертация (1148599), страница 19
Текст из файла (страница 19)
343). Вновь —кольцеобразно — возникает образ воронки времени, «черной воронки»(с. 333), которая затягивает не только воду, но человеческие жизни.Вышедшая из ванной «красная, распаренная», в халате Вера Васильевна,шлепая «по полу босыми ногами», произносит: «Фу-ух. Хорошо», —смыкаясь в своей реплике со словами «внутреннего демона» Симеонова:«Фу, не надо» (с. 339). Ангел и демон слились у Толстой в одном звуке, водной экспрессии. И это для современного писателя единственно жизненно иединственно истинно.1Слова «актер» и «актриса» звучат в тексте Толстой.90Вподобномконтекстенатуралистическиизображенные«заторможенные» хлопоты Симеонова, который «шел ополаскивать послеВеры Васильевны, смывать гибким душем серые окатыши с подсохшихстенок ванны, выколупывать седые волосы из сливного отверстия» (с. 343–344) , не выглядят брезгливо-отвратительными и не художественными.Правда искусства торжествует в тексте Толстой, рождая новый уровеньхудожественного(постреалистического,метареалистического,сверхреалистического) жизнеподобия.Грубый быт и пошлое бытие оказываются в рассказе Толстой вышевымысла и сна, бесплотных мечтаний и романсно-литературных аллюзий.Литературоцентричный Петербург (не Ленинград), город-цитата, сновавозвращается в текст Толстой словами Блока.
«Поцелуев заводил граммофон,слышен был дивный, нарастающий, грозовой голос, восстающий из глубин,расправляющий крылья, взмывающий над миром, над распаренным теломВерунчика, пьющего чай с блюдечка, над согнувшимся в своем пожизненномпослушании Симеоновым, над теплой, кухонной Тамарой, над всем, чемунельзя помочь1, над подступающим закатом, над собирающимся дождем, надветром, над безымянными реками, текущими вспять, выходящими изберегов, бушующими и затопляющими город, как умеют делать только реки»(с.
344). В этой длинной, открытой бесконечности строке Толстой в единомряду оказываются и пошлый петербургско-ленинградский Поцелуев2, и покустодиевски пышная, пьющая чай из блюдечка Вера Васильевна3, и1Впервые указание на текст Блока по данной строке сделано А. Жолковским (В минуспервом и минус втором зеркале. С. 562).2В сознании петербуржцев фамилия «Поцелуев» слита с названием одного из мостовчерез реку Мойку и является выразительной частью городской топонимики,архитектурного «петербургского текста».
Причем название «Поцелуев мост» (потолстовски) двойственно: мост назван не в честь влюбленных, а в честь купца Поцелуева,владельца питейного дома «Поцелуй» на берегу Мойки. При этом мост являетсяпродолжением «музыкальной» улицы Глинки и расположен в непосредственной близи сНовой Голландией, почти симеоновским «ново-голландским» Оккервилем.3Чем-то напоминающая грузную Ахматову на фото последних лет.91литературный «маленький человек» Симеонов, «никому не делающий зла»1,и над всеми — дивный голос, «восстающий из глубин» и «расправляющийкрылья», заполняющий низ и верх, глубины и небеса. Голос-ветер, голоспоток, голос-река, голос-время, голос-жизнь2.Так, отсылки, аллюзии и реминисценции порождают в тексте Толстойглубину и объемность. Не воспроизводя цитату, а только указывая на нее,писатель затрагивает и пробуждает фоновый контекст, который сложен изхорошо знакомых текстов стихов и особенно романсов.
И, даже не будучивоспроизведенными в произведении, стихотворно-поэтические и романсномузыкальные звуки наполняют «кружево» рассказа Толстой.Любые цитаты, парафразы, намеки в тексте, едва обозначенные иливыведенные названием или отдельной строкой, вводят целый ряд мотивов,порождают емкий подтекст, некое подводное текстовое течение, котороерасширяет (интертекстовое и сверхтекстовое) пространство рассказа,углубляя его собственными (затекстовыми) образами и мотивами.Для воссоздания в рассказе атмосферы тайны города, тайны жизни,тайны любви и искусства принципиально совместное функционированиемотивов мечты и быта (реальности), сна и яви, театра и жизни, круга и рекивремени, зачарованности и разочарованности и др.
Сориентированностькаждого из отдельных мотивов в своем развитии на достижение общей целисвидетельствует о принадлежности каждого из них единой целостнойсистеме.1Этимология имени гоголевского «маленького человека» Акакия Акакиевича (см.:Суперанская А. В. Современный словарь русских имён. М.: Айрис-пресс, 2005).2Имплицитное, невыраженное в тексте Толстой, обретает незримое звучание блоковскоестихотворение «Девушка пела в церковном хоре…» (1905): «Так пел ее голос, летящий вкупол, / И луч сиял на белом плече <…> И всем казалось, что радость будет <…> Что<…> усталые люди / Светлую жизнь себе обрели».
Подтекстовый, подстрочный трагизмодного стихотворения словно бы порождает, предвосхищает следующее — «Не спят, непомнят, не торгуют…» (1909), в котором торжественный пасхальный звон стоит над темже, что и у Толстой черным городом-миром, «над мировою чепухою», «над всем, чемунельзя помочь…»92Неразрывная связь героя рассказа с мотивной системой повествованияпредставляется логичной и естественной в рамках прозы писателя, посколькуименно «особый» герой («чудик») Толстой, наделенный подвижнымвоображением, богатым эмоциональным миром и слабыми нервами,способен переживать состояние сна-яви и видеть сны-предсказания,общаться с вымышленными образами, попадать в подчинение к неведомойсиле.§1.5.
Мотивы творческой фантазии и безликости в рассказе «Факир»В центре художественного мира Толстой, как было показано,оказывается особый тип героя, мировидение которого организовано сложныммотивнымкомплексом,обнаруживающимразличныеграни.Авторпоследовательно, от рассказа к рассказу, исследует способность своих героевспомощьюмечтыивоображенияизменятьипреобразовыватьдействительность, творить собственный ирреальный мир. Такое умениеодухотворяетгероевТолстой,возвышаетихнадбудничнойдействительностью.
Не становится исключением и рассказ «Факир»,написанный в 1986 году1.Рассказ«Факир»представляетсобойяркоехудожественноевоплощение авторской — толстовской — «мифопоэтической» модели мира,организованной с помощью системы мотивов творчества, фантазии, мечты —воображение в рассказе «Факир» обретает статус лейтмотива и позволяетвывести героя за пределы сиюминутного существования, создает желанноенастоящее и открывает незримое будущее.Главный герой рассказа — Филин — фигура неоднозначная,многогранная, даже необыкновенная, таинственная.
Неслучайно имя Филинперекликается на звуковом уровне с названием всего рассказа — Факир.Герой рассказа Толстой — мелкий государственный служащий, но в1Толстая Т. Факир // Новый мир. 1986. № 12. С. 119–130.93представлении повествователя-рассказчика главный герой и есть факир1 —фокусник, маг-волшебник, который порождает ментальную иллюзию ипроизводит мистическое, завораживающее впечатление на окружающих.Обычный герой необычен в своем поведении.
Творческая, почтимагическая природа позволяет ему создавать театр вокруг себя, некоезрелище, волшебный мир. Неслучайно в текст Толстой входят мотивытеатральности и масочности персонажей.Обычный человек, необыкновенный фантазер факир Филин столь непохож на других персонажей рассказа, что в своем облике обнаруживаетчерты сходства с Мефистофелем: у него «ласкающие гостей <…>мефистофельские глаза» (выд.
мной. — Е. Б.; с. 260)2.Как известно, образ Мефистофеля имеет устойчивые коннотации вмировой культуре: в разные эпохи Мефистофель выступал в литературе и какискуситель, и как дух зла. Однако наряду с этим бытовали гротески и фарсы,в которых Мефистофелю отводилось место шутника, весёлого обманщика,часто попадавшего впросак3. Очевидно, что Толстая склоняется к последнейинтерпретации, она видит в герое не столько дьявола, сколько обманщика ишутника, не столько соблазнителя и искусителя, сколько волшебника,умеющего одарить своих гостей чудесами. Однако отношение к героюнеоднозначно. Кто-то хвалит его, кто-то ругает, но у всех Филин вызываетвосхищение: «Кое-кто Филина втихомолку не одобрял <…> хихикали насчетего малинового халата с кистями <…> А все-таки позовет — и бежали, и1Стоит отметить, что явление факирства зародилось на Востоке и издавна связывалось сбродячими фокусниками из Индии.
В эпоху Серебряного века кризисиндивидуалистического сознания, попытки выхода из тупика привели к актуализациивосточной философии, в т.ч. индийского «факирства», к диалогу с ними. Индия на рубежеХIХ–ХХ вв. стала для русского общества страной обетованной, магнитом, который мощнопритягивал к себе мысли и чаяния русской культуры. См.: Федоров Н. Ф. Всемирноевлияние Индии // Федоров Н.
Ф. Собр. соч.: в 4 т. М., 1995. Т. 1. С. 245–246;Шахматова Е. В. Мифотворчество серебряного века // Вестник Томского гос. ун-та.Томск, 2009. № 322. С. 78-85.2Здесь и далее ссылки на текст рассказа «Факир» дается по изд.: Толстая Т. Рассказы. М.:«Белые стены», 2004 , — с указанием страниц в скобках.3См.: Мефистофель // Гольдман М. А. Большая советская энциклопедия: в 30 т.
М., 1969–1978.94втайне всегда холодели: пригласит ли еще?» (с. 258). Мотив зачарованностисопутствует мотиву живой и неисчерпаемой фантазии героя.Воображение рассматривается в рассказе Толстой как сила творческоймысли1, которая не только доставляет герою яркие эмоции и притягиваетокружающих, но и помогает воплотить в жизнь фантазии, создать новыеобразы, т.е. получить новое знание о себе и мире2. Так, мотив воображения врассказе, в сущности, оказывается тождественным мотиву познания итворчества.Герой создает свой мир, преобразует реальность в фантазийныйблагодатный мир, главными чертами которого становятся утверждениетворческой свободы, пристальное внимание к исключительному. Жить длягероя Толстой значит фантазировать, а фантазия, воображение — радостьсотворения целостного, гармоничного и бесконечного собственного мира,который помогает укрыться от быта и неприглядной действительности.Именно «радость творения» лежит в основе эстетической концепции Филина— концепции «со-творчества», сближающей героя-художника, созидающегособственный мир, с Творцом.
Отсюда Филин в рассказе сравнивается скоролем, «султаном» (с. 263), «всесильным господином», магом (с. 271),даже «богом» (с. 289), иначе говоря, отождествляется с абсолютныммагическим1центром<мифо>мира3.Мотивывоображения,фантазии,Схожее толкование слова «фантазия» находим в словаре В. Даля: «Фантазия —изобретательная сила ума, творческая сила художника, самобытная сила созидания».Подобным образом рассматривают связь воображения и творчества некоторыеисследователи-психологи.
См., напр.: Hargreaves H. L. The «faculty» of imagination. L.,1972.2О связи процесса познания и воображения, фантазии человека см., напр.: Якобсон П. М.Процесс творческой работы изобретателя. М.; Л., 1934.3Можно предположить, что таковое мироотношение факира-Филина во многомориентировано на культуру мифомышления Серебряного века. Сформированное нарубеже ХIХ–ХХ вв. т.н. неомифологическое сознание, по мнению исследователей, сталоодним из главных направлений ментальности того времени. В литературе XX в. разногорода художественные, творческие фантазии человека тесным образом связываются сидеей мифологизации жизни.
См., напр.: Мелетинский Е. М. Поэтика мифа. С. 245–260.Говоря о мифологическом сознании, еще А. Н. Афанасьев отмечал, что создание мифовсоотносимо с игрой творческой фантазии. См.: Афанасьев А. Н. Поэтические воззренияславян на природу. М., 1995. С. 217; Минц З. Г. О некоторых «неомифологических»95творческой свободы, игры комбинируются, дополняя друг друга, имоделируют характер главного персонажа.Филин-факир преподносит свою жизнь в форме театральногоспектакля.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
