Диссертация (1148559), страница 33
Текст из файла (страница 33)
Отметим, что и среди исправленных написаний формыглаголов на -/- также составляют больше трети. Ещѐ две исправленныеформы, возможно, связаны с ассоциацией между формой причастия прош. времени и аориста 3 лица мн. числа (, ). Путаница преимущественно в грамматических формах, отличающихся лишь буквой , / , (сюдаможно отнести и примеры / 7г и / 49а, не объяснимые награфическом уровне), объяснима, если предположить одинаковое произношение171форм типа /. Преобладание подобных примеров в МЕ ивозможность отнести большинство других случаев мены , / , к ошибкам награфическом уровне косвенно подтверждает гипотезу А.
А. Шахматова о произношении и как [о] и [е] в книжном произношении XI–XIII вв. (см. литературу— Попов 2004: 220–225, Живов 2006: 93, Ладыженский 2011: 99–101). Примерыс меной , / , , не обусловленные графически и не связанные с гипотетическойомофонией в рамках книжного произношения, в МЕ единичны40.Вне описанных групп написаний находится форма /. Присопоставлении еѐ с написаниями , в берестяной грамоте №731(вероятно, 50-е — 70-е гг.
XII в.) — можно предполагать фонетическую подоплѐку еѐ возникновения, обусловленную особой рефлексацией сочетания редуцированного с плавным в новгородском диалекте (Зализняк 2004: 50). В таком случаеотклонение от стандартной орфографии в данном случае объясняется диалектнымхарактером формы .Для приведѐнных выше примеров всѐ же полностью нельзя исключатьвозможность их появления под влиянием бытовой графической системы, широкораспространѐнной в новгородской бытовой письменности уже в XI–XII вв.(Зализняк 2004: 24).Таким образом, все рассмотренные примеры написания , вместо исконных , не связаны с процессом прояснения редуцированных и отчасти являютсяшаблонными книжными написаниями, отчасти — описками.40Отметим, что и среди примеров, приводимых в работах А. А.
Шахматова, Н. Н. Дурново, Б. А. Успенского(Шахматов 2002: 208, Дурново 2000 (1924–1926): 444–448, Успенский 1997: 146), нередки примеры мены , / , ,не исключающие графической или омофонической трактовки их появления. Однако в большинстве древнейшихпамятников, в которых наблюдается подобная мена, не единичны также и не подпадающие под указанное объяснение примеры. На их фоне МЕ оказывается выделенным по данному признаку и может оказаться особо значимымдля дальнейшей разработки данной проблематики, так как содержит указание на контексты, в которых эти орфографические ошибки могли в первую очередь проникать в книжную письменность.1723.6. ВыводыАнализ всех случаев пропусков , на письме и их мены на , в МЕпоказывает, что— круг морфем (основ), допускающих пропуск редуцированного в памятнике, ограничен; примеры с регулярным пропуском относятся к сравнительноузкому кругу морфем;— регулярный пропуск еров у обоих писцов наблюдается не более, чем в 15корнях; регулярный пропуск редуцированного в суффиксе -- отмечен только в1 лексеме (-); регулярный пропуск в предлоге отмечен только в позицииперед личными местоимениями 3 лица и наречии ;— у писцов можно наблюдать попытки упорядочить написания отдельныхкорней, допускающих пропуск еров на письме;— наблюдаемые пропуски в качественном и количественном отношениисопоставимы с данными отдельных древнерусских рукописей XI — первойполовины XII вв.;— написания с прояснѐнными редуцированными наблюдаются только вдвух лексемах книжного характера (/ и );— лучшая сохранность редуцированных на письме в почерке писца Бпозволяет интерпретировать более частые пропуски писца А как следствие егоорфографической выучки;— написания МЕ отражают стадию падения редуцированных, наблюдаемую в древнейших восточнославянских рукописях.173Глава 4.
Грамматические особенности МЕ4.1. Специфика именного склонения в МЕ4.1.1. Примеры из МЕ в научной литературеВ исследованиях по исторической морфологии древнерусского языка XI–XIII вв. в ряде случаев используется материал МЕ. Важно отметить, что словоформы из данного памятника приводятся в качестве иллюстраций к тем или иныминновационным процессам в грамматике древнерусского языка.Основная часть подобных примеров из области субстантивного склоненияприводится А.
И. Соболевским в «Лекциях по истории русского языка». Исследователь отмечает следующие формы, отражающие процессы смешения древнихтипов склонения: 144об (ТП мн.), 16, 54об (ВП мн.)(Соболевский 1907: 177); 145 (РП ед.), 88 (Там же, 181); 103 (ВП мн., там же, 182); 77об (Там же, 183); 144об, 147 (оба — ВП мн., там же, 195).
В дальнейшем исследователиприводят в основном те же самые примеры (ср. Марков 1974; Хабургаев 1990;Иорданиди, Крысько 2000; Колесов 2009).Кроме того, в работе Р. Д. Шепелевой приводится контекст (Шепелева 1972: 8), отражающий смешение парадигм склонения на *ă и на *ŏ. В исследовании [Иорданиди, Крысько 2000] этотпример в числе приведѐнных выше был сверен по рукописи.Важно отметить, что все упомянутые исследователи относят МЕ к памятникам конца XII — начала XIII вв.
в соответствии с датировками И. И. Срезневскогоили Л. П. Жуковской. В связи с этим некоторые из примеров, будучи редкими дляпамятников домонгольского периода, позволяют соответствующим образом датировать тот или иной процесс. Например, А. И. Соболевский отмечает: «Формыимен.-вин. мн. на и вместо древнего ѣ начинают появляться в достоверных174примерах с XIII в.: Милятино Ев. 1215 г.: начнеть бити рабы и рабыни 103;Паремейник 1271 г.: съзижються пустыни 205» и т.
д. (Соболевский 1907: 182).Характерно, что и в грамматике С. И. Иорданиди и В. Б. Крысько данный примервключѐн в группу контекстов из памятников XIII в. (Иорданиди, Крысько 2000:149). При этом авторы приводят достоверный ранний пример ВП мн на - из И76: (Там же). Между тем, если рассматривать МЕ как памятник начала XII в. (в соответствии с данными рукописи, рассмотренными в предыдущих главах), пример приобретѐт бóльшую значимость. До некоторой степени оказываетсяустранѐнным временной разрыв более, чем в столетие, между самым раннимподобным примером из И76 и основной группой контекстов. В таком случае обадревнейших примера влияния твѐрдого типа склонения на мягкий в жен. родебудут относиться к существительным на -.Сказанное относится и к остальным контекстам из МЕ, приведѐнным уА.
И. Соболевского: удревнение датировки МЕ позволяет рассматривать их в рядудревнейших примеров соответствующих грамматических процессов. Форма, приведѐнная Р. Д. Шепелевой, рассматривается автором как«свидетельство того, что в XIII в. рациональное соответствие древних основ и ихисконных флексий утрачено» (Шепелева 1972: 7–8). Данный пример оказываетсядревнейшим свидетельством развития форм *ŏ- склонения у существительныхмуж. рода древнего *ă-склонения (Иорданиди, Крысько 2000: 132).
Отнесение МЕк началу XII в. сдвигает в целом хронологию взаимодействия форм *ŏ- и *ăсклонений.Требует отдельного комментария пример 77об, цитируемыйА. И. Соболевским, Г. А. Хабургаевым. Во-первых, в тексте он присутствует втитловом написании: . Во-вторых, на выбор диалектной формы,видимо, повлияло его расположение не в основном тексте, а в сообщении писцаоб окончании чтений евангелиста Матфея. Важность этих специфических условий175употребления диалектной формы более очевидна при рассмотрении еѐ на фоневсего материала МЕ.Наличие в МЕ подобных форм показывает необходимость более подробного описания отдельных грамматических категорий. Указанные примеры важнопредставить в контексте других вариантов оформления той же грамматическойкатегории в памятнике, показать их типичность или исключительность для самогоМЕ и оценить их распределение по писцам.
Таким образом, в данной главе неставится цели дать полное описание грамматической системы, представленной впамятнике. Рассматриваются категории, позволяющие более точно определитьместо МЕ в истории развития грамматической системы раннего периода древнерусского языка.4.1.2. Единственное число4.1.2.1. Существительные мужского и среднего родаОсновные направления развития склонения муж. и сред. рода в ед. ч. вдревнейший период связаны, во-первых, со взаимодействием бывших флексийдревних *ŏ и *ŭ-склонений и, во-вторых, с экспансией флексий древнего *ŏсклонения на менее устойчивые древние парадигмы склонения.