Диссертация (1148382), страница 52

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 52)

Во-вторых, им не все доступно –может быть, времени нет, чтобы подумать. Философская публицистика дает элементдоверия: «Если человек пишет на темы, которые меня волнуют, и это находит у меня230интеллектуальный отклик, то мне хочется еще где-то встретиться с его текстами, и ябуду их искать». Публицистика отвечает на запросы.– Вы с читателями своих публицистических статей общаетесь? Отклики получаете, читаете комментарии в блоге?– В блоге перестал читать. Я не придаю этому значения, отношусь к этому, как ксвоему личному.

Ты вешаешь пост, активное внимание к нему проявляется только первые два – два с половиной часа. Причем это одни и те же люди, они могут выступатьпод разными никами, но как-то друг друга узнают, начинают собачиться между собойбезотносительно текста. Затем проходит два часа, четыре часа, и интерес к посту иссякает.– Публикации в толстых журналах дают больший результат?– Иногда мне передают читательскую почту.

Но, прежде всего, эти публикациипривлекают коллег, которые читают толстые журналы, знают мои контакты, отправляют письма на мой адрес или звонят по телефону. Отклики бывают самые разные – отпохвал до серьезной критики: «Ты чего вообще?». Но отношения с коллегами – темадля отдельного разговора.К. А.

Крылов*: Философская публицистика невозможна без свободы слова– Константин Анатольевич, по образованию вы кибернетик и философ…– По первому – инженер-систематик, по второму – философ. Если быть совсемточным, то первая специальность не лишена гуманитарных составляющих.

Я учился вгруппе К-10: системный анализ управления экономикой. Экономикой я, правда, так ине научился управлять.– Как вы сами себя идентифицируете?– В принципе, слово «философ» в каком-то смысле ко мне применимо. Но еслибыть совсем точным, то я специалист по классификации. Этим я занимаюсь всю жизньна всех работах. Сейчас деньги получаю от работы редактором сайта «Агентство политических новостей». Моя основная задача связана с классификацией – отделить одно отдругого и поставить на свое место.По первой специальности – как инженер, работающий с компьютерами – занимался системой поддержки принятия решений. Одна из важнейших частей этой системы – словарь-классификатор. Машина, например, не может определить, относитсяли такое-то явление к такой-то сфере деятельности.

Эту задачку может решить толькочеловек. Но и человек должен иметь какую-то матрицу, словарь. Условно говоря, систему штампов.Например, убийство Немцова. Допустим, нам нужно понять, как этот кусок информации пометить. Есть словарь политических деятелей, среди которых имеетсяНемцов.

Со смертью уже сложнее. Бывает естественная смерть, убийство (при этом существует множество типов убийства). Является ли это убийство политическим – большой вопрос. Такого рода вопросы я и решал. Это предопределило тип интеллекта: начиная от построения систем и кончая идеологией. Все, что я сделал интересного в этойобласти – различил несколько понятий или усомнился, что некоторые из них несовместимы.Я закончил кафедру систематической философии, но не стоит придавать этомузначение.

Кафедра была так названа в виде эвфемизма, до этого она носила названиеК. А. Крылов – выпускник факультета философии МГУ, популярный блогер, главный редактор «Агентстваполитических новостей». Интервью проведено 5 марта 2015 г.*231«кафедры марксизма-ленинизма». В момент, когда кончился марксизм, нужно былопринять решение: либо отправить на пенсию старых профессоров и оставить лишь кафедры истории философии и логики, либо не обижать уважаемых людей.

Сделали жекрайне вредоносную вещь: переименовали кафедру, попросили делать поменьше ссылок на Маркса и Энгельса и отпустили всех, кого в лес, кого по дрова. На этой кафедредавали вечернее образование на правах дневного. Поэтому я был вынужден слушатьнекоторые философские измышления старых марксистов. По-своему, это было даже интересно. Но, с другой стороны, у нас были совершенно нормальные лекции по историифилософии, по логике. Потом кафедру опять во что-то переименовали. Во что – точноне знаю, так как не остался там. Нужно было зарабатывать деньги. А делать это одновременно с аспирантурой я не мог.

По этой причине я не стал профессиональным философом.– Употребляли ли вы по отношению к себе понятие «философский публицист»?– По сути да, но по форме… Меня можно отнести к категории публичных интеллектуалов. Собственно, философский публицист или социогуманитарный мыслитель(термин придумал Глеб Павловский) – примерные синонимы этого явления. На Западеданная ниша понятна и довольно обширна. У нас же на ней пасутся всего несколькочеловек, среди которых я.– Кто эти люди?– Надо понимать, что есть ранговые отличия. Были исследования, в результатекоторых построили рейтинг российских социогуманитарных мыслителей. На пятом месте был я, а на первом месте оказался Пелевин. Человек, который может претендоватьна роль властителя дум, но за пределы литературы не выходит: интервью не дает, напублике не появляется.

Писательство для него, очевидно, все. На восьмом или на девятом месте оказался другой писатель – Лимонов. Его высказывания для большой публики оказываются довольно интересными.– Называя себя публичным интеллектуалом, вы ставите себя рядом такимифигурами, как Ноам Чомски или Бернар-Анри Леви.– Это вопрос классификации.

Если сравнивать размер аудитории и влияние, интеллект и так далее, то я довольно мелкий и не могу быть равным им. Но если сравнивать по типу, то и они, и я – одно и то же: публичные интеллектуалы, хотя и разногоразмера. Так же, как среди семейства собачьих в природе есть большой дог и маленькаяболонка. Мы занимаемся одним и тем же – общественным мнением. Есть люди, которыене согласны со мной или вообще не знают о моем существовании. Но то, что я говорю,на них как-то влияет.– Не кажется ли вам, что, выбирая такие фамилии, как Чомски или Леви, иставя себя в связку с ними, вы рвете с отечественной традицией – Бердяевым, Булгаковым или Чернышевским?– Ничуть.

Связка с отечественной традицией существует, и вполне естественно.Дело в том, что отечественная дореволюционная традиция ничем не отличалась от европейской, и даже немного ее перегоняла. Безусловно, русское выражение «властительдум» при всей его неточности и претенциозности, не лишено смысла. Но нужно понимать, что люди, обслуживающие интересы общественного мнения, не являются его властителями. Впрочем, слугами их тоже не назовешь, хотя это ближе к правде. Например,Белинский был бесконечно зависим от публики.

И если бы он пошел против нее, топотерял бы все. На то он и авторитет, чтобы говорить вещи, приятные для публики. Вэтом отношении независимость от публики стоит перед мыслителем довольно остро.Розанов – публичный интеллектуал. Эмиль Золя работал по тому же самому механизму.232Россия была тогда естественной частью Европы. Толстой во второй половинесвоей жизни – публичный интеллектуал, мысли которого доходили аж до Индии.

Оноказал влияние на индийскую философию. И никакой разницы между отечественной иевропейской традициями нет.– Их следует понимать неразрывно?– Да, как и в большинстве других случаев. На самом деле, Россия была оченьмало оригинальна в сравнении с европейской цивилизацией. То, что началось дальше(Советский Союз – прим. авт.) – совсем другая тема. Но все было устроено в интеллектуальном отношении так же, как в Европе. Почему тому же самому Бердяеву удалось,переехав во Францию, стать заметным публичным интеллектуалом в тогдашнем европейском пространстве? Потому что ему не нужно было переучиваться. Он делал ровното же самое, что и в России.– А что было в советское время? И было ли то, что я называю философскойпублицистикой, а вы – явлением публичного интеллектуализма?– В советское время этим делом было заниматься невозможно из-за отсутствиясвободной печати.

Так же, как и из-за отсутствия легальной оппозиции. Как правило,публичный интеллектуал находится в той или иной степени оппозиционности к существующей реальности. Если все его будет устраивать, он будет молчать. Но есть и исключения – может быть интеллектуал, который, защищая власть, спорит с ее противниками.

Но для этого должны быть эти противники. Допустим, можно иметь десять публичных оппозиционеров, и возникнет один публичный роялист. И он будет делать имяна критике этих оппозиционеров. Если их нет, то кого ему критиковать? Писать о происках буржуазии – смешно. В советское время эта ниша, как и ниша бизнеса, отсутствовала.– Могу с вами поспорить. Не так давно я перечитывала советскую публицистику. Горький, Платонов – некоторые их вещи вполне подходят под мое понимание философской публицистики…– Но это 1920-1930-е годы. Тогда классическая советская власть еще не установилась. Тогда люди еще застали человеческую жизнь.

Характеристики

Список файлов диссертации