Диссертация (1148382), страница 56

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 56)

Кстати, я неуверен, что в западных языках есть слово «публицистика».– Оно очень своеобразное, – отсутствует в англоязычных странах, есть в Германии, но, скорее, как синоним журналистики.– Дело в том, что в российской традиции слово «эссеистика» не очень характерно.И в XIX веке этого термина не было.

То, что можно назвать «эссе», люди просто называли публицистикой или литературой. В российской традиции точной грани между публицистикой и эссеистикой найти невозможно. Философская публицистика, наверное,входит в нечеткую область коннотации лексических ассоциаций.Публицистика больше связана с политической пропагандой. Эссеистика болеелирична. Эссеистика идет к литературным журналам, а публицистика к ежедневнойпрессе, именно, к газетам.

Точных определений нигде нет. Во всех русских учебникахжурналистики слово «публицистика» есть, слова «эссеистика» практически нет. Эссеистика – высокий жанр.Эссе иногда называют «опыт», это от Монтеня идет. Но иногда так называюткрупные монографии. Большие научные работы, не очень нудные, но все равно научные, – их тоже называют эссе. Терминология здесь не отработана. Вначале надо датьопределение.– Если провести эту тонкую грань между эссеистикой и публицистикой, высебя куда бы отнесли?– Все-таки к эссеистам, потому что мало пишу о текущих делах и, в отличие отЭпштейна, у меня нет философских публикаций в газетах.

Все мои философские публикации – они журнальные и довольно большие по объему. Публицистика не можетбыть очень большой. В XIX веке она была большой, тогда крупный писатель писалбольшую статью о положении в стране, освещая все возможные вопросы – это называлось публицистикой.– Что касается желания передать свои убеждения, то я читала ваши публикации на антропологическую тему. И, мне кажется, вы очень осторожно относитесь к оценкам.– Конечно.– В частности, вы писали о будущем человека, об изменениях, которые обязательно произойдут, они не могут не произойти, и вы воздержались от оценки,хорошо это или плохо?– Если так ставить вопрос, то я вообще никакой не публицист, тогда я строгоэссеист.

Я не пытаюсь пропагандировать. Вот, кстати, как блогер, я публицист, таммного актуальных тем, но это короткие записи. Блог есть блог, это другой жанр. У меня242нет актуальных политических, сильно политизированных вещей. Пытаюсь, скорее,разъяснить, чем навязать. Хотя, разъясняя, мы навязываем, но, с точки зрения эмоциональной насыщенности, тон другой.

Это, скорее, научные публикации, но облегченноготипа. Опять же они, облегченные не совсем по моей воле, а потому что таковы требования тех каналов, через которые вынужден публиковать свои материалы. В отличие отЭпштейна, который, будучи вполне академическим ученым, пишет, куда же идет Россия(не туда). Он крайне политизирован, как мы знаем.– Вот мы добавили в вашу копилку еще одну идентификацию.– Был интересный такой персонаж, мой друг Борис Диденко. Я о нем написалстатью в «Википедии», и там его назвал эссеистом. Он писал большие труды о захвативших нас людоедах.

У него была такая научная теория: что существуют разные антропологические типы. И самые худшие из них приходят к власти. Это была эссеистика,хотя он иногда давал интервью, иногда писал средних размеров книжки, которые, однако, по жанру были чистой эссеистикой.– Итак, эссеистика может быть придатком литературы или науки, но остается еще слово «философская». Как философию вы для себя определяете, и что изфилософии выносите в свои тексты? И чем это отличается от философии, как мыпривыкли ее понимать?– Слово «философская публицистика» включает в себя два явления, которые,условно, можно развести.

При этом у Розанова есть оба, и у Бердяева есть оба. С однойстороны, это просто философствование, но более облегченным литературным способом, то есть это стилистически облегченная философия, иногда не обременяющая себябиблиографическим аппаратом. И второе – решение публицистических задач, но с использованием инструментария, который человеку дает его философская подготовка.Это философски экипированная политическая публицистика. Вот Эпштейн часто к таким возможностям прибегает.

Бывает, что мы поднимаем вопрос «Что такое путинскийрежим?», а дальше начинается перечень каких-то ссылок на Ильина, Бердяева, списокочень громоздких философских концепций, которые якобы помогают разъяснить. Но яэтим почти не занимаюсь. Я занят, да, философствованием, думаю, так можно было быопубликовать многие мои работы, чуть-чуть добавив библиографии, чуть-чуть дописаввводных. Немножко серьезнее тон, отбросить некоторые метафоры, и они годились быдля публикации в специальных журналах.

У меня есть подобные публикации.– В «Вопросах философии» есть?– Там нет, но есть в журнале «Историческая социология и психология истории»и разных других изданиях.– Почему вы не занимаетесь этими специальными публикациями?– Раньше я был более активный, было много разных публикаций, и иногда пробивался в эти журналы. Активно предлагал свои работы разным изданиям – с большимили меньшим успехом налаживал сотрудничество с редакциями. И по мере этого выяснилось, что мои тексты по своим форматам и жанрам лучше всего идут в толстых литературных журналах, причем в отделах публицистики.

У них традиционно, это двухвековая традиция, есть отделы публицистики. Литературный журнал должен соединятьлитературу, публицистику и критику. Три составляющие. Ставить мои тексты в «критику» там не очень хотят, а в «публицистику» я хорошо вписался. Хотя, когда читаю, очем пишут другие публицисты, то это совсем не похоже на мое. Но редакторы считаюттак...Есть еще одно обстоятельство. До недавнего времени в России существовали полунаучные журналы, – толстые интеллектуальные журналы, которые находились пожанру где-то между литературными и научными.

Мой самый любимый пример – «Отечественные записки», который сейчас закрыли. На этом и кончилась история. Для меня243это был самый важный журнал. Еще печатался в «Свободной мысли», – это бывшийжурнал «Коммунист». Идеологический орган ЦК КПСС в советское время, потом онполностью изменился, там ничего не осталось от «Коммуниста». Был еще журнал, который издавал Кургинян, назывался «Россия сегодня», кажется.

Были журналы, которые издавали политологические центры – например, «Вестник аналитики». Такие журналы были для меня интересны, полезны.У нас гуманитарные науки не очень научны. Прямо скажем, до нас не дошла математизация, которая есть на Западе в сфере политических и социальных наук. У насмного профессоров, которые считаются профессорами, а по сути они ничего не стоят,будем прямо говорить. Им тоже нужны какие-то такие жанры полугуманитарные, полулитературные, и это процветало, но это умерло. Все эти журналы закрылись, потому чтоне могли найти себе места. Они не были вестниками науки в кафедральном смыслеслова, и читателей, аудитории у них не образовалось.

Что-то, наверное, в политологииеще есть, опять же, Интернет кругом. Политическая публицистика очень сильно сталапохожа на блоги, колонки стали короткие. Так у меня остался единственный вариант: ястал автором толстых литературных журналов. Не знаю, что будет завтра.– Литературные журналы – или Facebook, как вы уже упомянули.– Да, это так. Но Facebook не предполагает длинных текстов, не технически, апросто – нет читателя.

У меня большой опыт. Объемный текст не читается. Хорошо,если соберет один-два лайка. Facebook идеален для политизированных людей.– Тем не менее публицистику вы там размещаете почти ежедневно. Какойобъем текста, с вашей точки зрения, уже может являться философской публицистикой?– Есть свойства, которые проявляются только в связи с масштабом явления. Температура есть только у кубометра газа, но не у одной молекулы.

Философская публицистика есть специально приготовленное блюдо, довольно искусственное, оно незаконное, грубо говоря, потому что пресса не предназначена для публикации философии. Уфилософии есть свои жанровые законы. Появляются люди, вроде Бердяева, который нигде никогда не работал. Розанов был в душе философ, но кормился журналистикой, самотмечал: «я кормлюсь литературой».– Да, в те времена все были «литераторами».– Тогда такая терминология была.

Они прекрасно знали, как писать «правильные» философские тексты. Розанов написал большую скучную монографию, то естьначал с этого. Они специально разрабатывали стиль философской публицистики.Можно представить: я беру свою большую философскую статью и путем некоторыхпрепараций превращаю ее в философское эссе. Или наоборот. Путем вычеркивания некоторых художественных кусков, добавлением строгой библиографии получаю научный текст. Это даже легче. У меня всегда есть библиография, но в научной публикацииее должно быть больше.В блоге о жанре, о формате не думаешь, пишешь отдельные куски – не тексты, акуски текстов. Может войти, теоретически, этот кусок в научную статью.

Характеристики

Список файлов диссертации