Диссертация (1148382), страница 57
Текст из файла (страница 57)
Блог – этоматериал, сырье для философской публицистики. Теоретически из этих кусков можносделать философскую публицистику, но такой задачи не стоит. В общем, и не соотносится с ним. Блоги – это совсем другой жанр.– Кстати, сегодня пообщалась с Константином Анатольевичем Крыловым.Он считает, что Facebook – единственная площадка для философской публицистики.– Его не оценивал. Отношусь к нему крайне негативно во всех смыслах.
Вообще,это потрясающе, как можно так себя, такой талант, извратить... Он имеет философскуюподготовку, у него были публикации про Декарта и Аристотеля, это факт. Но то, что он244пишет в Facebook, никак не могу назвать философской публицистикой. Что в ней философского? Публицист из него очень даже талантливый: он убеждает людей, проводитсвою линию. Да, там есть широкие обобщения, но просто обобщений недостаточно,чтобы что-то относить к философии.– Как вы считаете, философская часть философской публицистики – как часто она бывает своя, не позаимствованная из других концепций?– Концепция всегда – только инструмент.
«Как часто» – это к кому вопрос? Еслико мне, то я вообще им не пользуюсь. Если к Эпштейну, так я его мало читал.– В принципе, мы говорим не только о вас, а, «вообще», о наблюдении завнешней средой.– Есть люди, которые могут придумывать. Кстати, можно упомянуть новосибирского социолога Николая Розова. Он во всех смыслах публицист и активный блогер.Написал большую философско-историческую книгу «Колея и перевал».
В своей концепции он объясняет: Россия развивается по кругу. В конце этого круга есть перевал,где она могла бы выйти из этой колеи, но каждый раз это не получается. На мой взгляд,это неоригинально, но он считает по-иному. Свою концепцию он вспоминает в каждомвтором сочинении. Я называю его человеком, который на все смотрит исключительночерез свою концепцию.
Хотя у него есть еще один любимый американский философКоллинз… Так что у Розова соотношение «своего» и «заимствованного» – пятьдесят напятьдесят.О России и зарубежье– Русская и зарубежная философская публицистика. Какие вы здесь видитеотличия и сходства? Кого из зарубежных авторов могли бы назвать философскимипублицистами?– Я плохо знаю зарубежную литературу, но все-таки … Пожалуй, Докинз?.. Видите ли, там совсем другая структура жанров, другая структура каналов подачи информации.
У них, например, есть такая вещь, как политическая книга, которую политикпишет, излагая свои взгляды. Джеффри Сакс пишет книги, Барак Обама тоже. Американские президенты почти обязательно публикуются таким образом, и их произведения,кстати, информативные. У нас политики пишут книги, но получается совсем маргинальная вещь, никому не нужная, никем не читаемая, никем не покупаемая, не анализируемая, де факто ее нет. Насколько они философские? Не очень-то философские.Есть Франция, где существует традиция философской публицистики, посколькутам большая культура участия философов в политической жизни.
Такого современногоавтора, как Бадью, я бы назвал в чистом виде философским публицистом, хотя он,наверное, считает себя просто философом по социально-политическим вопросам. Помоему, это довольно банальная и плохая публицистика. Опять же, у них там своя классификация жанров, я могу дать только оценку. Еще приходит на память Паскаль Брюкнер, писатель: он решил заняться философией, но выше уровня публицистики, эссеистики, конечно, не вырос. Ему кажется, что он пишет очень глубокие философские монографии. Фактически он создает эссе с претензией на обобщения. Сартр писал выдающуюся публицистику, которая была точна, логична.
Симона де Бовуар, жена Сартра,она писала. Причем это я говорю именно о публицистике в первом смысле слова, то естьполитической публицистике, обремененной большой философской аргументацией, философским образованием автора. Публицистикой в бердяевском смысле.Я, к сожалению, не читал социальные произведения Бертрана Рассела, у него есть«Брак и мораль», интересно, насколько он там выступает как философ. У американцев,кажется, философской публицистики нет, если что-то есть, я не слышал. В Америкеочень развита публицистика, но какая-то она не очень философская.
В ней широкоучаствуют экономисты, политики.245– Кстати, мне сейчас вспомнился Умберто Эко.– Ну, да. Хотя в «Пяти эссе на тему этики», которые у нас переведены, он неочень-то и философ. Строго говоря, он историк культуры, и эти эссе вполне себе научные, нет нужды применять к ним слово «философские». Они написаны очень образованным человеком, это правда.Тут есть еще вот какая зацепка. Один вопрос – об участии философов в политической публицистике. Второй – вопрос об облегченной стилистике философствования.В англоязычном мире этого нет, там господствует аналитическая традиция, для которойхарактерна стилизация под естественнонаучные дисциплины.
Это даже не стилизация,а по факту так вышло. Для человека без навыка, без привычки этот текст выглядит чистой тарабарщиной, схоластикой. Философ не может себе позволить писать по-другому– он выпадет из сообщества немедленно.У нас в философии нет вообще никаких законов, она чрезвычайно раздроблена.В каждом вузе философская литература изолирована, в каждом вузе свои традиции, поэтому, в принципе, среди нее можно найти все что угодно, любой стиль. Стиль старогосоветского марксизма, что-то более публицистическое или похожее на аналитическое.Но об этом никто не знает. Это хоронится в узких специальных изданиях, и до публикиособенно не доходит.Насколько я могу судить, в испаноязычном мире философия развивается в довольно легком стиле.
Там органично возникает то же, что у нас, – философия бердяевского типа. Я смотрю на таких философов, как Ортега-и-Гассет и Унамуно. Оба онибыли не просто публицистами, а вполне себе университетскими профессорами,Унамуно был даже ректором. Они писали книжки, которые читаются довольно легко,то есть в них мы не видим ни библиографии, ни ссылок на мысли предшественников.Они открыты к социальной проблематике.
Но это моя гипотеза и ее надо проверить. Виспаноязычных странах очень много университетов, но у них там сейчас, наверняка,чем дальше, тем больше, усиливаются американские влияния.– Если бы вы выбирали вектор развития российской философии, какой бывы выбрали? Академический, публицистический, эссеистический?– Видите ли, это технические подробности, это не важно.– Что важно?– Важен интеллектуальный уровень участников, и важна их открытость к взаимному общению, нежелание зашориваться в собственном стиле, терминологии, концептуальном поле, которое чем оригинальнее, тем более закрыто для посторонних.Есть такая теория, что коллектив, обсуждающий проблемы, скажем, в рамкахмозгового штурма, показывает результаты вне зависимости от уровня каждого отдельного участника.
Хороший результат зависит от их способности общаться, то есть: сетьсильнее индивида. В России с философией все плохо: индивиды есть разные, есть умные и образованные, но сеть совершенно разрушена. Люди не имеют особых мотивовинтересоваться друг другом, и сверх того, существует такое разнообразие стилей иуровней, что это влечет человека к подозрениям, что рядом с ним могут работать дилетанты, и он перестает их читать. Или они не дилетанты, но они совершенно другой традиции и метода, и он думает, что с ними невозможно взаимодействовать.
Например, ониработают в аналитической традиции и пишут, как американские авторы, общаются сними и ссылаются на них. Я, как их коллега из соседнего университета, понимаю, чтоне могу к ним просто подключиться. То есть я на них буду ссылаться, буду повышатьих рейтинг, а мне от этого ничего не будет и, соответственно, люди друг другом не интересуются.Есть еще кризис проблематики в философии, то есть философия развивается засчет культурологического, медленно трансформируюсь в культурологию. В общем, у246меня нет ответа на ваш вопрос… Дело в том, что в отличие от большинства других отраслей знаний, в философии нет никакой проверки качества, никакой проверки практикой.
Философия может быть плохой, хорошей, любой, и никто этого не почувствует. Ееможно полностью уничтожить, закрыть все кафедры, или не все, а 90%, – этого никтоне заметит. Может, так и стоит сделать. А может, и наоборот, они являются хранительницами старой литературы, помогают студентам хоть что-то узнавать. Непонятно. Но,то что сейчас наше министерство делает, то есть пытается заставлять ученых отчитываться своими рейтингами, публикациями, это, по-моему, единственное направление,куда можно стремиться. Нужны любые средства, которые подтверждают квалификациювсерьез.
Я тут не буду изобретать велосипед, но рейтинг цитируемости – даже не в западных, а хотя бы в российских изданиях, – очень важная вещь. Кстати, у меня чащевсего цитируется монография по фантастике и статья по клиповому мышлению. Так вот,про развитие философии: нужны любые способы проверки качества.– Мы говорили о философской публицистике, и на примере разных странувидели, что картинка очень разная, традиции разные. А общий корень есть?– Корень очень простой. Публицистика – жанр прессы, она возникла потому, чтовозникла газета. Технические требования, которые диктуются спецификой периодической печати, породили все сложности этого жанра.
Во-первых, имеется ограничение пообъему, во-вторых, ограничение по популярности. Философия исторически никогда небыла связана с прессой. Это чисто университетская вещь, она даже публиковаться неособенно должна, хотя сейчас все публикуются. Это преподавание.Может ли философия образовать какой-то плодотворный синтез с миром периодической печати? Наша культура такова, что в ней все смешивается со всем. И два любых сегмента культуры обязательно имеют буферную зону, где происходит плодотворение. Но это в частности, хотя вообще для этого нет никаких оснований. Прессадолжна быть популярной, философия не может быть слишком популярной. Прессадолжна быть массовой, философия не может быть массовой. Пресса занимается текущими социальными делами, философия – нет.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
