Диссертация (1148382), страница 58
Текст из файла (страница 58)
Хотя, конечно, есть социальная философия, есть политическая философия, но они, как минимум, не очень текущие. Они могутбыть актуальными, но они могут быть вечно актуальными. Можно себе представитьстрану, в которой вообще нет философской публицистики – не будет спроса, и никто незаплачет, и редакторы не будут говорить: «А найдите мне философского публициста,что-то давно не было философской публицистики!»Философская публицистика – инициатива таких людей, как Розанов. Я не сравниваю себя с Розановым по качеству, но по социальному положению могу себя с нимсравнить. Я – человек, который имеет склонность к философствованию, но работающийв периодической печати. Наши ситуации однозначны.
Если взять Ортегу-и-Гассета –это человек, который с удовольствием жил бы на кафедре, но попал в такую эпоху, чтоне мог молчать, и стал искать способы для общения с прессой, чтобы сказать, что ондумает об этом обо всем. То есть философская публицистика – это авторская инициатива, предложение, которое возникает без спроса. Ну, а дальше существует больше милостью редакторов, чем читателей. Редактор может на это пойти, может нет. Редакторможет быть человеком образованным, я сам редактор, но поймут ли это читатели, прочтут ли… Многое зависит от размера.– Послушайте, но ведь была же перестройка, и философская публицистикабыла очень востребована в этот период, на нее имелся спрос.– Во время перестройки было несколько другое явление – возникла резкая популярность философии. Удивительно, насколько мало было философской публицистикиво время перестройки, при том что сама публицистика пережила такой бум, который незнала ни до, ни после.
Это был век публицистов. Когда им казалось, что их возьмут в247министры, и они будут делать реформы. Не философские публицисты, а экономисты,социологи. Помню, были Селюнин, Шмелев. Этих я помню. А вот, чтобы философскиепублицисты, не помню.С другой стороны, вдруг открылось обществу интеллигентных людей, что мы никогда не знали, что такое философия, что от нас скрывали огромное наследие: во-первых, русское наследие, во-вторых, все достижения Запада. Люди начали активно читать,переводить философскую литературу.
В философы или философы-любители пошливсе, кому не лень. Вопреки всякому здравому смыслу, открылось дикое количество философских факультетов и даже богословских, которые были не нужны, но кормили преподавателей.Наверное, на этой почве не могло не быть философской публицистики, но тамбыла масса других переходных жанров, интерес к искусству, в том числе авангардному,возник в стране.
Стали писать эссе на эти темы. Являются ли они философскими?Можно их так назвать. Были заумные литературно-критические статьи, которые можнопри желании идентифицировать как философские. Был взрыв экспериментов в областикультуры, в том числе письменной культуры, текстовой. Люди пытались осваивать новые жанры, новые направления, стили, новые виды литературы.Что бы там ни было, со временем публицистика увяла и превратилась в – естьеще хорошее слово – колумнистику. Колумнистика – это не жанр, а скорее объем.
Публицистика выродилась в колумнистику, а интерес к философии просто кончился. Теперьфилософия пребывает в тех границах, где она должна быть, то есть в рамках профессиональных научных институций, университетских кафедр. За их пределами таких любителей, как я, осталось очень мало. Даже если взять Крылова – уж не знаю, испытывалли он когда-то интерес к философии, но сейчас не испытывает. Кстати, а почему вывзяли интервью у Крылова? Вы считаете, что он философский публицист?– Я считаю, что он очень редко…– Редко, да метко?– Очень редко, но пишет такие статьи. Есть несколько публикаций, например, в сборнике «Прогнать чертей», которые можно назвать философской публицистикой.– Тогда, может быть, да.О футурологии и философской публицистике– Одна из частей моей диссертации посвящена прогнозам в философскойпублицистике. Публицистика и прогноз – часто ли они совпадают? Слово «прогноз» к публицистике вообще применимо?– Ну, конечно.
Прогноз – самая законная вещь, когда обсуждаются социальнополитические вопросы.Но, вы понимаете, здесь всегда можно сказать и «да», и «нет». Потому что неточень четких границ между видами гуманитарной литературы. В словарях говорят, чтосоциальная философия – это то же самое, что общая социология. Но черт его знает,наверное, социологи с этим не согласятся. Сейчас появились разные монстры, типа макросоциологии, экономисты вроде Дугласа Норта занимаются теорией истории со своейстороны. С точки зрения отнесения чего-то к какому-то разряду сложно пользоватьсятрадиционной терминологией, и вы вынуждены ввести свою классификацию...Тем не менее, отвечая на ваш вопрос, повторюсь: прогноз есть самая законнаявещь в деле рассуждения на политические и социальные темы. В том числе и рассуждения философского характера.
Философия, вероятно, отличается тем, что делает прогнозы, исходя из самых предельных обобщений, которые только возможны. Например,обобщений о человеческой природе: «Человеческая природа всегда стремится туда-то,248и поэтому предстоит то-то». Или: «Общество развивается так-то, и, продолжая эту тенденцию...» Хотя такие обобщения делаются не только в рамках философии, иногда подаются и математически.
Но и вот, скажем, теория марксистских формаций – это философия или политэкономия? Говорят, что социальная философия. Не знаю.Дело в том, что на те интеллектуальные операции, которые производит автор социально-философского текста, чтобы сделать прогноз, есть слишком много прецедентов со стороны других наук. И мне скажут: «Да это же не философия, это социология,политическая экономия и так далее». Сейчас есть много красивых слов – «клиодинамика» какая-нибудь.Скажем так, социальная философия пользуется широкими обобщениями, с однойстороны.
С другой стороны, не приближаясь к математизации, как это делают социальные науки, – да, она постоянно генерирует прогноз.– Если ссылаться на отечественных теоретиков прогноза, типа БестужеваЛады, то они вам скажут, что прогноз к публицистике никакого отношения неимеет. Прогноз, по их мнению, – это чисто научное явление, когда команда исследователей движется вперед по четко разработанному плану.– Хорошо, а экономические реформы к публицистике имеют отношение? Строгоговоря, нет.
Экономическая реформа – это когда 15 ученых, причем не просто ученых,а собранных в министерстве экономики или в научном центре, что-то там разрабатывают. Но это не значит, что публицист не может выражать свое мнение о реформах.– Но, пользуясь советской терминологией, а это пока самое понятное, что ячитала о прогнозе, публицистика, в том числе и философская, не прогнозы делает,а предвидения. Более общие, интуитивные, размытые.– Я считаю, что это игра словами.
Тут очень туманная терминологическая область. Прогнозирование – широкая вещь, она встречается на каждом шагу. Мы с вамипредвидели, что сегодня встретимся. Есть научное прогнозирование, но оно существуеттолько в тех науках, где отработано. В истории, скажем, его нет, а в экономике есть, ноисключительно ошибочное. (Смеется – прим. авт.) Есть в метеорологии – да! Но никакой публицист не будет предсказывать погоду, хотя он может поговорить об этом.– О глобальном потеплении, например.– Да, о глобальном потеплении. Действительно, всему свое место. Прогнозы натемы «Что будет с человечеством» или «Что будет со страной» имеет право делать любой. Поскольку у нас нет достоверных научных методов, то любой прогноз будет нелучше другого.Впрочем, это не значит, что нет методов вообще. Методов у нас полно, но опытпредсказаний, которые давались, скажем, Римским клубом в 1960-е годы, говорит, чтосуществуют большие проблемы.
Говорит, что всегда выскакивают факторы, которыенеизвестны были при мозговом штурме, и которые сильно ломают картину. Поэтому набезрыбье и публицист имеет право высказывать свое честное мнение, которое может ввиду его особой проницательности, или потому что он угадает, оказаться верным.– Вы, как публицист и эссеист, какими методами пользуетесь, когда говорите о будущем?– Нет никаких специальных публицистических методов.
Публицистика – характеристика стиля, а не метода. Прогнозирую я, как футуролог.Главный, конечно, метод – экстраполяция тех тенденций, которые на сегодняшний день наблюдаются. Но она, как всем известно, может обмануть, если тенденцияпресечется другими тенденциями или по каким-то иным причинам остановится. Поэтому, чтобы сделать экстраполяцию, мало усмотреть тенденцию.
Здесь нужно еще увидеть, кому эта тенденция выгодна, кто является ее проводником, что она дает?249Например, у меня есть, как я считаю, очень хорошие прогнозы по развитию банковского и денежного дела. Как я их вывел? Потому, что вижу, что обществу и банкамэти тенденции выгодны. И если они будут реализованы, то увеличат выгоду всей экономической системы в целом, а, коли так, то нет оснований считать, что люди откажутсядальше продвигать данные тренды.
Тренд несет некоторую опасность, но не такуюбольшую, чтобы вы от него отказывались. Это первое условие: есть субъект, которыйзаинтересован и располагает средствами, чтобы определенную тенденцию продвигать.Кроме того, эта тенденция соответствует направлению общего развития общества, тоесть вписываться в какой-то более глобальный, более мировой вариант.Но и этого еще мало. Хорошим подспорьем будут аналогии. Если аналогичныезадачи уже решались в другой области, то мы можем предположить, что этот способбудет заимствован из нее для достижения необходимых целей.Вот такая методика.