Диссертация (1148275), страница 5
Текст из файла (страница 5)
Paris, 1970. (Русское издание:Тодоров Ц. Введение в фантастическую литературу. М., 1999). - Краткий обзор основных немецкоязычныхработ по фантастике делает Ш. Берг, упоминая труды: Freund W. Von der Aggression zur Angst. ZurEntwicklung der phantastischen Novellistik in Deutschland // Phaicon 3 (1978), S.9-31.; Fischer J.M.Deutschsprachige Phantastik zwischen Décadence und Faschismus.; Jehmlich R. Phantastik -Science fiction –Utopie // Phantastik in Literatur und Kunst. Darmstadt, 1980. S. 11-33; Penning D. Die Ordnung der Unordnung.Eine Bilanz zur Theorie der Phantastik // Phantastik in Literatur und Kunst. S.34-51; Hennlein E.
Erotik in derphantastischen Literatur. Essen, 1985; Marzin F. Die phantastische Literatur. Eine Gattungsstudie. Frankfurt a. M.,1982. - Как констатирует Берг, все эти работы не вносят качественно новых взглядов на представление офантастике. Berg S. Schlimme Zeiten – böse Räume. S. 7.61Lachmann R. Erzählte Phantastik. Zu Phantasiegeschichte und Semantik phantastischer Texte. Frankfurta.M.,2002. Рус. перевод: Лахманн Р. Дискурсы фантастического. Перевод с немецкого. М., 2009.
СогласноЛахман, социокультурная функция фантастики состоит в том, чтобы создать универсум гетеродоксии,пртивознания и «антиантропологии».62Головачева И.В. Фантастика и фантастическое: поэтика и прагматика англо-американской фантастическойлитературы. СПб., 2013. В работе предлагается системная трактовка фантастики как специфического видалитературы. Под фантастическим понимается особый способ репрезентации нереального, чуждого,девиантного, экстремального — избыточного или, напротив, дефицитного.63Смирнов И.П.
Олитературенное время. СПб., 2008. С. 134.19Ганса Гейнца Эверса, Карла Ганса Штробля, Густава Майринка, ОскараШмитца, Оскара Паницы, Пауля Эрнста и др., к которым мы будемобращаться при анализе текста, были знакомы Кубину в том числе в связи сего иллюстраторской деятельностью.В отличие от временного реверса, альтернативная истории в романескладывается особым образом.
Она возникает не из отдельных «дополнений»к фактическим городским историям или «вычитаний» из них, что характернодля рассматриваемого литературного контекста, а из совокупности городских«историй», отсылающих к Праге и Мюнхену, Вене и Зальцбургу, чешскомуЛейтмерицу и швейцарской Асконе одновременно.Стратегия художественного синтеза, используемая Кубином присоздании образа города в «Другой стороне», характерна и для егоизобразительного творчества64феномену(синтетическогоGesamtkunstwerkвлияние которого в началеархитектуры,литературы,.
Она определяет причастность романапроизведенияXX века распространяетсяискусствакниги.искусства),на областиИспользованиепонятияGesamtkunstwerk правомерно как по отношению к художественномупространству, так и по отношению ко всему произведению, в которомразмываются границы между вербальным и иконическим, а также междулитературой и другими дискурсами, в частности, философией65иоккультизмом66.64Assmann P.
Künstlerische Quelle für eine andere Moderne // Alfred Kubin. Drawings 1897-1909. München,2008. S. 55-68.65А. Гайер останавливается на ключевых для романа тематических блоках - сна и действительности, а такжежизни и смерти, рассматривая художественную апроприацию Кубином следующих философских трудов:«Анализ ощущений и отношение физического к психическому» (1885) Э.
Маха, «Мир как воля ипредставление» (1819, 1844) А. Шопенгауэра, «Веселая наука» (1882) Ф. Ницше, «Философия спасения»(1876) Ф. Майнлендера, «Опыт о погребальной символике древних народов» (1859) И. Я. Бахофена,«Противоречие в познании и сущности мира» (1882) Ю. Банзена. См.: Geyer A. Träumer auf Lebenszeit.Alfred Kubin als Literat. Wien, 1995. S. 114, 122-126, 129-130, 147-149,153-154. См. также: Hauff S.
Gutbalanziert nirgends eingebissen. Alfred Kubin und die schöpferische Indifferenz Salomo Friedländers // A. Kubin1877-1959. München, 1990. S.177-186. Brunn C. „Ja warum kann ich da nicht selbst längst dahinter“. ZurMainländer Rezeption Alfred Kubins. // Was Philipp Mainländer ausmacht: Offenbacher Mainländer-Symposium2001. Würzburg, 2002. S. 79-88.66Karbach W. Phantastik des Obskuren als Obskurität des Phantastischen. Okkultische Quellen phantastischerLiteratur // Phantastik in Literatur und Kunst.
Darmstadt, 1980 S. 281-298. Gnam A. Erkenntnisformen desPhantastischen. Okkulte Vorstellungen in Gustav Meyrinks Golem und Alfred Kubins Die andere Seite // MusilForum 29 (2007). S.190-206; Frenschkowski M. Okkultismus und Phantastik. Alteritätsforschungen im Dialog //Alfred Kubin und die Phantastik. Ein aktueller Forschungsrundblick.
Wetzlar, 2011. S. 103-120.20Формирующие фантастический город Перле элементы оказываютсяпод влиянием различных форм гротеска (изобразительный, карнавальный,романтический, сатирический), который,наряду с фантастикой, являетсяодним из важнейших элементов художественного своеобразия исследуемогоромана. Гротеск в «Другой стороне» возникает на уровне отдельных образов,во многом восходящих к творчеству любимых Кубиным Брейгеля, Босха,Гойи, Калло, Клингера, Ропса, Энсора, определяет специфику всего текста иобразрассказчика,атакжесоздаетособыйтипхудожественногопространства.Городвроманепредставляетсобойсовокупностьтопосов,возникающих из совмещения «разнородных сфер»: во-первых, отдельныхчастей города, главным образом, его учреждений и институций, и прочегогородского пространства, во-вторых, различных институций между собой, втретьих, города и лежащего за пределами городской стены мира природы.Результатом такого соположения становятся гротескно-фантастическиехронотопы города-муравейника и города-болота, города-театра, города-замкаи города-архива, города-борделя и города-музея, города-кладбища, городазоосада,города-помойки.Нарушениевнутригородскихструктурныхвзаимосвязей, а также формирование новых взаимосвязей между городом ивнегородской,природнойсредойвлечетзасобойупразднениеурбанистического пространства как единого целого.
Город утрачивает своюисконную функцию – места хранения материальных и культурныхценностей, «контейнера в контейнере» (Л. Мамфорд)67, что приводит к егоокончательной гибели, превращению в «горы мусора» (267), в гигантскуюпомойку цивилизации.При этом средствами гротеска и фантастикидеструкции в романе подвергаются одновременно и модель городскогоустройствавцелом,иотдельныегорода,отсылкиккоторымобнаруживаются в Царств грез. Под влияние гротескного превращения67Mumford L.
The city in history. N.Y., 1961. (Нем. перевод: Mumford L. Die Stadt. Geschichte und Ausblick.Köln, 1979).21попадает и главный герой произведения, художник, для которого распадстарого миропорядка и состояние «карнавальной свободы» дают импульс коткрытию новых внутренних сущностей и многоплановости собственнойприроды.Учитывая обусловленность гротескно-фантастических превращенийразнообразнымидеструктивнымипроцессами,втораяглаваработы«Эсхатология города» будет посвящена теме разрушения Царства грез,связываемой с традицией городского апокалипсиса.68 Эта тема обнаруживаетбогатую литературную традицию и приобретает особую популярность вкультуре конца XIX – начала XX века с характерным для нее повышенныминтересом к теме смерти69.
В этой связи одним из излюбленных мотивов уписателей эпохи становится мотив мертвого города, импульсом дляразработки которого, вероятно, послужила повесть Жоржа Роденбаха (18551898) «Мертвый Брюгге» (1892). Этот мотив, активно разрабатываемый втворчестве Штробля и Майринка, а позднее у австрийцев Отто Сойки (18821955) и Лео Перуца (1882-1957)70, приобретает особые формы реализации вромане Кубина, совмещая в себе черты романтической эстетики и элементыскладывающегося в эти годы экспрессионистского мировидения.Другимхудожественнымприемом,формирующимобразапокалиптического города в романе, является гротескно-фантастическоепревращение, приводящее к распаду городского пространства на рядгротескно-фантастических хронотопов.В романе представлены и общие, универсальные причины городскойэсхатологии, связанные с процессом вечного круговорота, ведущего к чередезамещений культуры природой (город-муравейник, город-болото), жизни смертью (город-кладбище), и те причины, которые актуализируются в68См.: Sofsky W.
Der Untergang der Städte // Frankfurter Hefte 6 (1983). S.57-64; Apokalyptische Visionen in derdeutschen Literatur. Lodz, 1996.69Jablokowska J. Die Apokalyptik um die Jahrhundertwende // Die Rampe (1989) H.2, S. 7-24; Rasch W. Dieliterarische Décadence um 1900.
München, 1986. S. 28f; Fischer J.M. Fin de siècle. München, 1978.70Речь идет, прежде всего, о романах «Ева Морсини – женщина, которая была» (Eva Morsini –eine Frau diewar, 1923) Отто Сойки и «Мастер страшного суда» (Meister des Jüngsten Tages, 1924), а также «Cнег СвятогоПетра» (St. Petri-Schnee, 1932) Лео Перуца.22культуре начала XX века.
Одной из таких причин разрушения города вромане является кризис утопического мышления71, который обнаруживаетсебя,во-первых,вдеструкцииосновныхформальныхэлементовлитературной утопии, во-вторых, в крахе любых альтернативных проектовжизнеустройства, среди которых «габсбургский миф» (город-замок, городархив), эстетическая утопия (город-музей), антропологическая утопия (городбордель), а также так называемая «утопия момента» (город-сказка), в которойпредставление о «прекрасном новом мире» сводится лишь к краткому мигу, квнутреннему эпифаническому переживанию героя.Возникающие в результате совмещения сфер культуры и природы,городского пространства и его институций, а также самих институций междусобойгротескно-фантастическиехронотопывыступаютнетолькосвидетельством распада цельности города, но одновременно приобретаютзначение метафор, в иносказательной форме указывающих на фобии и страхисовременной культуры.
Так, подоплекой города-муравейника послужили какстрах перед биологической угрозой и деградацией человеческой личности,такиконкретнаяопасностьтехнизацииианонимизацииЕвропы,подпадающей под влияние американской культуры. В свою очередь, образгорода-болота, восходящий к древнему культу матери-земли, ассоциируетсяв романе и с гнетущей, губительной урбанистической атмосферой, а также ссостоянием стагнации в жизни и искусстве.В третьей главе работы «Город и герой» в центре вниманияокажутся такие гротескно-фантастические трансформации города, которыенаходят отклик в судьбе героя-художника, «обживающего» чуждый емувначале мир Царства грез и обнаруживающего все больше точексоприкосновения с ним.