Диссертация (1146588), страница 15
Текст из файла (страница 15)
Но его и некоторых его коллег вомногом оправдывает блестящая эрудиция, благодаря которой их выводы, пустьдаже формально не обоснованные и подкрепленные только опытом и чутьемавтора, все же часто оказываются верными. Однако можно ли считатьоправданным,чтоновоепоколениеученых,подражаяименитымпредшественникам, высказывает поверхностные суждения, не подкрепляя своиощущения более ясными аргументами? Уточним: трудно (и не нужно) оспариватьтот факт, что данным, предоставляемым ранними рукописями, в большинствеслучаев должна отводиться решающая роль при решении таких вопросов, какавторство стихотворения и его редакция.
И все же использование такихпараметров, как частота употребления размеров и различных их вариантов, анализсостава словаря поэта, поддающиеся выделению и характеристике особенностиупотребляется для обозначения актов божественного творения (нафас ар-Рахман), чему мистики придавали особоезначение. См.: [Шиммель 1999, 31, 212].6465его индивидуального стиля – шире, всего спектра методов, применяемых ватрибуции текстов на сегодняшний день, не только оправданно, но и необходимо.Поэтому ниже мы попытаемся эти параметры учитывать.1.2.3.3.
О подлинности добавочных стихотворенийОбратимся теперь к нескольким стихотворениям, которые составляютдополнительный корпус редакции ‘Али. Сюда, помимо восьми касыд и отрывков,входит еще упоминавшееся выше стихотворение «Гайри ‘ала с-салвани кадир».Перед исследователями творчества Ибн ал-Фарида стоит вопрос, накоторый до сих пор никто не дал однозначного ответа: подлинны ли этипроизведения, действительно ли они принадлежат Ибн ал-Фариду или являютсяпоздними подражаниями, а может быть и просто приписаны поэту по ошибке?Как ни странно, даже обнаружение подлинного авторского текста дивана, вопрекинадеждам Скаттоле и Хомерина, больше всех занимавшихся этим вопросом, непомогло бы нам разрешить эту проблему. Ведь по разным причинам не всестихотворения поэта могли быть помещены в эту рукопись, если бы она исуществовала.
Не имея возможности рассмотреть вопрос о подлинности каждогопроизведения, мы предлагаем ниже наблюдения, касающиеся трех из них, вкачестве образца.Стихотворение 1) («Ма байна дали-л-мунхана»), в отличие от некоторыхпоследующих, можно сравнить с лучшими образцами Ибн ал-Фарида, и оновыдерживает это сравнение на всех уровнях, начиная со «словесного облачения»(алфаз)(включаясюда,разумеется,ихудожественноеоформление)ивоплощаемых ими мотивов (ма‘ани) и заканчивая общим настроением и стилем –тем, что гораздо труднее выразить в конкретных понятиях и можно лишьпопытаться представить как определенное сочетание слов и смыслов.Существует, однако, еще один существенный довод в поддержку авторстваИбн ал-Фарида.
В своей статье, посвященной двум касыдам поэта, созданным вподражание ал-Мутанабби92, Т.Э.Хомерин попутно обратил внимание на то, что«приписываемая Ибн ал-Фариду короткая касыда «Ма байна дал…» с рифмой на92Подробнее об этом см. ниже.6566лам» также имеет черты сходства со стихотворением ал-Мутанабби [Homerin2005, n.19]93. Совпадает их рифма и размер – камил, а кроме того, восемь изтринадцати рифм «Ма байна дал…» имеют соответствия в касыде Мутанабби.Эти совпадения,как справедливоотмечает Хомерин,являютсявескимаргументом в пользу того, что касыда принадлежит Ибн ал-Фариду.Несмотря на это, в другой своей статье, обсуждая вопрос подлинностистихотворений «дополнительного корпуса» дивана, Хомерин склоняется к инойточке зрения: «Скорее всего, – пишет он, – это стихотворение все же непринадлежит поэту» [Homerin 2006]. Очевидно, показания текста (т.е.
наличиеили отсутствие данного произведения в ранних рукописях) перевешивают дляученого любые другие доводы. Однако по нашему мнению, автором «Ма байнадал…» является именно Ибн ал-Фарид.Второе стихотворение в дополнительной части дивана – небольшая касыдас рифмой на -ра’. Ее начало:Сделай меня от избытка любви еще более очарованным тобой,И пощади мое сердце, горящее пламенем страсти к тебе…وارْ ﺣَ ﻢْ ﺣَ ﺸﺎ ً ﺑﻠ َﻈَﻰ ھﻮاك ﺗﺴﻌﺮاِزد ْﻧﻲ ﺑﻔ َﺮْ طِ اﻟﺤﺐ ﻓﯿﻚ ﺗ َﺤﯿﺮاХотя до сих пор исследователи не обращали внимания на эту касыду, она,безусловно, весьма примечательна. Среди других она выделяется сильнымэмоциональнымнапряжением,приподнятостьютонаиэксплицитностьюрелигиозно-мистического содержания.
Если судить с точки зрения литературныхдостоинств, стихотворение ничем не уступает лучшим образцам поэзии Ибн алФарида. С другой стороны, именно его эксплицитность, близость к т.н. шатахат– парадоксальным (и часто шокирующим) высказываниям суфиев, самоезнаменитое из которых, вероятно – халладжевское «Ана ал-хакк!» – могутзаставить сомневаться в авторстве поэта, для которого более характерно иноенастроение.Темнеменеев диванеИбн ал-Фаридаесть безусловнопринадлежащие ему строки, которые звучат не менее торжественно (Кафиййа,б.36; в особенности же Мимиййа 1, б.25: ва-би йактади фи-л-хубби куллу имами).93В издании дивана ал-Мутанабби, выполненном Ф.Дитерици, эта касыда помещена на с.
416-423 [Mutanabbi].Хомерин пользовался другим изданием, однако вопрос, о какой именно касыде Мутанабби идет речь, сомнений невызывает.6667Имеются дополнительные соображения, в частности, онованные наредакции ал-Бурини. В его комментарии [MS №504 f. 195v] находим такую фразу:«Сия касыда, знаменитая среди певцов, – предел красноречия и край прочности94,и многие из [поэтов] сочиняли [стихи] с таким метром и рифмой ()ﻋﻠﻰ ﻣﻮازﻧﺘﮭﺎ.Далее комментатор приводит имена трех авторов: андалусца Абу Бакра Ибн‘Аммара (ум.
479/1086), известного египетского поэта 13 в., современника Ибнал-Фарида Шараф ад-Дина Ибн ‘Унайна (ум. 630/1233) и Бурхан ад-Дина алКирати, также египтянина, умершего в Дамаске в 781/1379г.95, считая, что все ониориентируются на один образец (асл), а именно – касыду Мутанабби [ibid. f 200r].Действительно, в его диване есть касыда в размере камил с рифмой на -ра[Mutanabbi, 732-740].
Вновь, как и в случае с предыдущим произведением («Мабайна дал...»), более половины рифм в касыде Ибн ал-Фарида совпадают с еерифмами, и это дает основания говорить, что один автор сознательноориентировался на другого.Таким образом, сведения, приведенные ал-Бурини, довольно убедительно,хотя и косвенно указывают на авторство поэта.Стихотворение 4) в старейшей ныне известной рукописи редакции ‘Алипредваряет фраза: «Из того, что ему приписывается»96. Отсюда видно, чтоподлинность его вызывала сомнения, хотя неясно, принадлежат ли эти замечаниясамому ‘Али или переписчику. В более поздних рукописях данное примечание,по-видимому, исчезает.
В комментарии ал-Бурини произведение отсутствует.Хомеринхарактеризуетэтостихотворениеиследующеезанимтак:«неприкрашенные и, в общем, чуждые витиеватому и усложненному стилю Ибнал-Фарида». На наш взгляд, это высказывание можно признать справедливымлишь в отношении второго из двух стихотворений (№5); что же касается первого,«Насахту би-хубби», оно заслуживает отдельного разбора. Вначале для удобстваприведем его текст:94т.е. очень красноречива и мастерски сделана.Более подробно об этом см.
ниже, глава 4. Там же сведения об упоминаемых авторах.96в отличие от стандартной формулы: «Сказал он – да будет доволен им Господь! – …» или другого похожеговыражения, помещаемого обычно в начале каждой длинной касыды956768 ﻧﺴﺨﺖُ ﺑﺤﺒﻲ آﯾﺔ اﻟﻌﺸﻖ ﻣﻦ ﻗﺒﻠﻲ * ﻓﺄھ ُﻞ اﻟﮭﻮى ﺟُﻨﺪي وﺣُﻜﻤﻲ ﻋﻠﻰ اﻟﻜُﻞ١ِﻓــﺘﻰ ﺳـــﺎﻣـﻊ اﻟﻌﺬلًﻓــﺘﻰ ﯾﮭـﻮى ﻓــﺈﻧﻲ إﻣـــﺎﻣﮫ * وإﻧﻲ ﺑﺮيء ﻣـﻦً وﻛــﻞ٢َِﮭْﻮ ﻓـــﻲ ﺟﮭﻞَ وﻟــﻲ ﻓﻲ اﻟﮭﻮى ﻋﻠﻢٌ ﺗ َِﺠﻞ ﺻﻔـﺎﺗﮫ * وﻣـ َﻦ ﻟﻢ ﯾﻔـﻘﮭْﮫ اﻟﮭﻮى ﻓ٣ِوﻣـ َﻦ ﻟﻢ ﯾﻜﻦ ﻓﻲ ﻋﺰة اﻟﺤـﺐ ﺗﺎﺋﮭﺎ ً * ﺑـﺤــﺐ اﻟـــﺬي ﯾـﮭـــﻮى ﻓـﺒﺸﺮْ ه ﺑـﺎﻟﺬ ُل٤ِ إذا ﺟــﺎد أﻗــﻮامٌ ﺑﻤــــﺎلٍ رأﯾْـﺘ َـــﮭﻢ * ﯾﺠـﻮدون ﺑـﺎﻷرواح ﻣـﻨـﮭـﻢ ﺑــﻼ ﺑـﺨﻞ٥ِﻷﺳـــﺮار ﺗــ َﻨــ َﺰه ﻋـــﻦ ﻧـﻘـﻞًٍ وإنْ أودِﻋﻮا ﺳـﺮا ً رأﯾﺖَ ﺻـ ُﺪورَ ھﻢ *ﻗـﺒــﻮرا٦ِﺑﺎﻟـﮭـﺠﺮ ﻣﺎﺗـﻮا ﻣـﺨﺎﻓﺔ ً * وإنْ أوﻋِـﺪوا ﺑﺎﻟﻘـﺘـﻞِ ﺣــ َﻨﻮا إﻟـﻰ اﻟﻘﺘﻞِ وإن ھﺪدوا٧ِاﻟﺠـﺪ واﻟﺒﺎﻗﻮن ﻋﻨﺪي ﻋﻠﻰ اﻟﮭﺰلِ َﻌ َﻤْ ﺮي ھُـﻢُ اﻟﻌ ُﺸﺎق ﻋـﻨﺪي ﺣﻘـﯿﻘﺔ ً * ﻋﻠﻰ٨ﻟِﺐ واﻟﺨـ ِﻼن واﻟﻤﺎل واﻻھﻞِ ﻓــ ْﻠِﻠﻌِـﺸْـﻖِ أھــﻞ أﺷْﻐـﻠـﺘ ْﮭـﻢ ﻓــﺘـﻮة ٌ * ﻋﻦ اﻟﺼﺤ٩1 Своей любовью я стер айат любви, существовавший до меня,И влюбленные [теперь] – мое войско, и я повелеваю всеми.2 И я – имам любого влюбленного юноши,Но я не причастен к тому [влюбленному], что прислушивается к упрекам,3 В любви я обладаю знанием, знаки которого велики,А тот, чьим наставником в религиозных науках не была любовь, пребывает в невежестве.4 Ведь кто [никогда] не терялся в величии любви,Которой он охвачен – возвести ему об унижении.5 Если [обычные] люди щедро расточают богатства, ты видишь, что ониЩедро расточают свои собственные души, не скупясь.6 И если им была сообщена тайна, ты видишь, что их грудь –Могила для тайн, что слишком возвышенны, чтобы передаваться.7 И если им угрожают разлукой, они умирают от страха,А если угрожают убить их, они стремятся к этому8 Клянусь жизнью, это для меня – поистине влюбленные,[влюбленные] всерьез, а остальные вызывают у меня лишь смех.9 Ведь у любви есть преданные люди, кому футувва сталаВместо друзей и спутников, имущества и семьиСтихотворение не богато фигурами бади‘, стиль его действительнодостаточно прост, но в содержании и частично в словесном оформлениипрослеживается определенное сходство с Ибн ал-Фаридом.
Первые два бейтаявляются, по сути, «мистическим фахром» – утверждается превосходствоговорящего над всеми остальными мистиками (ахл ал-хава) и каждым из них вотдельности (куллу фатан йахва). Для выражения этого превосходстваиспользуются образ военачальника (влюбленные – мое войско), султана (власть6869моя – надо всеми), наконец, имама, предстоящего на молитве.
Эта же тема развитаи в третьем бейте: любовь наделяет говорящего знанием, чьи атрибуты поистиневелики (ли фи-л-хава ‘илмун таджиллу сифатуху). Более того, постулируется, чтолишь таким путем полученное знание истинно, иное же знание есть невежество.Это утверждение носит явно парадоксальный характер (т.е. привычное, расхожеепредставление о предмете сталкивается с чем-то противоположным, условноговоря, черное называется белым) – прием вообще характерный для суфийскойпоэзии, а для Ибн ал-Фарида являющийся одним из самых важных средств длясоздания художественного впечатления.