Диссертация (1146107), страница 37
Текст из файла (страница 37)
о Советском Союзе. Эта память,особенно о послевоенном СССР, во многом, была «живой». Сенаторы, депутаты, министры ипрезиденты Третьей Речи Посполитой сами были свидетелями, а часто и активными участникамивспоминаемых событий, что предопределяло их личное, эмоциональное отношение квспоминаемому. Это же стало причиной значительных расхождений в оценках и трактовкахпослевоенных событий представителей различных политических взглядов в рассматриваемыйпериод, чего не было при вспоминании событий Второй мировой войны и тем более – XVIII–XIXвв. Для польской политической элиты 1989–2009 гг. нерешенным оставался целый ряд вопросов,связанных с послевоенной историей страны: было ли необходимым сопротивление подпольяпосле 1945 г.? Являлось ли существование ПНР исключительно потерянным временем длястраны или этот период имел свои позитивные результаты? Часто ответы на эти вопросы не былиоднозначными,отвечающимприходилосьделатьзначительныеоговорки.Кконцурассматриваемого периода большинство польского общества сошлось на том, что перемены 1989г.
и свержение коммунизма в Польше были важными достижениями поляков, необходимыми дляразвития страны528. Подобная точка зрения отражала, с одной стороны, тенденцию укреплениянегативных воспоминаний о ПНР, с другой – восприятие периода существования народнойПольши, как завершенного и закрытого, то есть прошлого, о котором оставалось тольковспоминать.Несмотря на то, что воспоминания польских политиков о послевоенном Советском Союзеразнились между собой, они не совпадали с тем, как СССР вспоминали в постсоветской России.Распад государства был травматичным для российских политиков и, очевидно, для российскогообщества.
Это государство вспоминалось неоднозначно, но прекращение его существованияоценивалось негативно. Для польских политиков подобные воспоминания были неприемлемы,так как для них СССР был страной, которая ограничивала польский суверенитет, лишалапольских граждан свободы.В трех параграфах, посвященных рассмотрению исторической памяти польских ироссийских политиков 1989–2009 гг. о России и Советском Союзе внимание обращалось также527Стенограмма заседания 15 мая 1999 г. // Государственная Дума.
URL:http://transcript.duma.gov.ru/node/2366/(дата обращения 30.04.2015).528Spojrzenie na miniony wiek w historii Polski / CBOS. Warszawa, 2008. Listopad. S. 6; Bitwa pod Grunwaldem wpamięci zbiorowej Polaków. S. 5.117на то, как польский народ, польское общество помнило те или иные событиях прошлого,связанные с восточным соседом. Завершая этот обзор, стоит обратить внимание также на то, чтопольские политики вспоминали в рассматриваемый период о российском (советском) народе.Историческая память о народе является важным компонентом памяти о стране в целом,хоть и несколько отличается от него. Например, Ю.
В. Николаева разделяет этнический ивнешнеполитический стереотипы529. Первый, в представлении исследователя, связан с образомнарода, второй – с образом государства. Такие образы хоть и являются взаимосвязанными иоказывают влияние друг на друга, одновременно с этим не совпадают полностью.Обращаясь к прошлому, польские политики в 1989–2009 гг. точно так же разделялипамять о роли российского (советского) государства в польской истории и память о народахРоссии (СССР).
Так, выступая 13 апреля 2000 г. у могилы Неизвестного солдата на площадиПилсудского в Варшаве, президент Квасьневский в своей речи, посвященной Катынскимсобытиям, затронул вопрос исторической памяти о русском народе: «Свидетельствуя о правде,компенсируя зло, мы не настраиваем против себя прошлое. С таким посланием и надеждой мыобращаемся сегодня к России и россиянам. Это было преступление нечеловеческой системы, закоторое мы не можем и не хотим обвинять целый народ»530.Польский исследователь Я. Прокоп отмечал, что еще в XIX в.
у поляков было двоякоеотношение к России: с одной стороны, они стремились бороться с «восточным деспотизмом», сдругой – относились с сочувствием к народам России, которые были «порабощены». Такое жеотношение сохранялось и во времена СССР, когда в подпольных публикациях в Польшеразличались советская власть и диссиденты. Формулируя свое отношение к России и русским, вПольше никогда не забывали о лозунге, провозглашенном во время Ноябрьского восстания 1830–1831 гг. – «за нашу и вашу свободу»531.В 1989–2009 гг.
о событиях XVIII-XIX вв., как было показано в первом параграфе,вспоминали не часто, еще реже политики отмечали, что русский народ не был тождествененРоссийской империи. Подобные высказывания были единичны, но имели место. Так, например,16 февраля 1996 г. депутат от ПКП Я. Доброш, говоря о демагогических националистическихвысказываниях В. В. Жириновского, обратился к народу России: «Выступите против людей типаЖириновского и генерала Лебедя. Остановите возвращение существовавших раньше имперских529Николаева Ю. В.
Эволюция образа Франции в массовом сознании россиян // Вестник Санкт-ПетербургскогоУниверситета. Серия 6: Философия. Политология. Социология. Психология. Право. Международные отношения.2005. №1. С. 116.530Prezydent złożył hołd ofiarom zbrodni katyńskiej.531Прокоп Я. Антирусский миф и польские комплексы// Поляки и русские: взаимопонимание ивзаимонепонимание/ сост. А. В.
Липатов, И. О. Шайтанов. М., 2000. С. 34118и большевистских идеологий, а также мечтаний. Уже не раз сами русские делили судьбупорабощенных народов империй Романовых и Сталина»532.Чаще всего в рассматриваемый период польские политики обращались к памяти о народеРоссии, вспоминая о событиях, произошедших после 1917 г., когда на Востоке от Польшивозникла «советской империя». Отождествляя Россию и СССР, российский и советскийимпериализм, политики Третьей Речи Посполитой чаще всего разделяли русских и большевиков(коммунистов). Причем, разделение это происходило в исторической памяти поляков с самогоначала, то есть с революции 1917 г. Например, 12 июня 2007 г.
Витольд Балажак, депутат изфракции ЛПС заметил, что «поскольку нечеловеческий и безбожный коммунизм был укоренен вРоссии, его начали отождествлять с этой страной, забывая или целенаправленно фальсифицируяреальность, что Россия – это только первая жертва утопического коммунистическогоэксперимента, проводимого сознательно.
По сути, революция была русской только вгеографическом смысле, поскольку среди ее руководителей было только несколько русских, а из556 большевистских чиновников в 1918 году только 17 – это русские»533. Еще в 1990 г. 26 апрелячлен Гражданской парламентской фракции Марек Юрек отметил, что русский народ не простонельзя ассоциировать с коммунизмом, более того, он был в числе тех, кто с этой идеологиейсражался: «Можно критично оценивать современную историю России. Но одной вещи нельзясказать о России, того, что так, как другие народы Европы, спокойно и без протеста [она] принялатоталитарную систему. Цвет русской молодежи добровольно пошел сражаться противкоммунизма и пал в этой битве»534.Как отмечалось выше, основным проблемным узлом, разделяющим польскую ироссийскую памяти после 1989 г.
стало восприятие Второй мировой войны и событий с нейсвязанных. Началу войны, с точки зрения представителей польской политической элиты,способствовало заключение 23 августа 1939 г. пакта Молотова-Риббентропа. Примечательно,что, говоря об ответственности властей СССР за подписание пакта, польская сторонаодновременно снимала эту ответственность с советского народа. Например, в резолюции,принятой Сеймом ПНР 23 августа 1989 г., выражалась надежда, что высшие политическиепредставительства народов, во имя которых, хотя, не спрашивая их мнения, этот пакт был5322 kadencja, 73 posiedzenie, 3 dzień (16.02.1996) // Sejm Rzeczypospolitej Polskiej, Prace Sejmu II kadencji.URL :http://orka2.sejm.gov.pl/Debata2.nsf/main/7ABD108C (дата обращения 10.09.2014).533Sprawozdanie stenograficzne z 43 posiedzenia Sejmu Rzeczypospolitej Polskiej w dniu 12 czerwca 2007 r.
(pierwszydzień obrad). Warszawa, 2007. S. 77.534Sprawozdanie stenograficzne z 28 posiedzenia Sejmu Rzeczypospolitej Polskiej w dniach 26, 27 i 28 kwietnia 1990 r. S.100.119подписан, осудят его, а также признают недействительным с точки зрения права с самогоначала»535.Подобный взгляд находим и в других воспоминаниях польских политиков о событиях1939–1945 гг. Так, по словам министра иностранных дел Владислава Бартошевского, вступлениеКрасной армии на территорию Польши 17 сентября 1939 г. было связано с началом «временисталинской ночи, той ночи, которая была ночью не только для поляков, также для очень многихукраинцев, русских, белорусов, других народов этого большого государства и различных группменьшинств и меньшинств среди этих меньшинств»536. Примечательно, что в польскомисторическом сознании сложные вопросы советско-польских отношений, после 1991 г.
былиперенесены практически полностью с СССР на Россию, однако память поляков о советскомнароде чаще всего (но не всегда) разделялась на память о русских (россиянах), украинцах ибелорусах, которые также страдали от тоталитарного строя. А. Квасьневский подчеркивал:«Жертвами этой системы стали также миллионы русских и других народов, проживающих натерритории Советского Союза. В ужасающем архипелаге ГУЛАГ поляков с нашими восточнымисоседями объединяло братство страдания»537.О ГУЛАГе и преступлениях советской системы против ее собственного народаупоминалось и в резолюции Сейма, принятой 23 сентября 2009 г. в 70-ю годовщину вступленияКрасной армии на территорию Польши с Востока: «Архипелаг ГУЛАГ поглотил миллионычеловеческих жизней всех народов этого региона, в том числе многих граждан СССР.Организация системы, продолжительность и масштаб явления придали этим преступлениям, втом числе Катынскому преступлению, признаки геноцида»538.Таким образом, отделение исторической памяти о народе СССР от воспоминаний осоветском государстве затрагивало и символ польских страданий – Катынь.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
