Диссертация (1145234), страница 75
Текст из файла (страница 75)
В духовном наследии Рерихов наложен запрет на понятие «смерти». Смерти нет,смерть выступает в качестве важнейшей фигуры умолчания. Смерти нет, но что же есть изтого, что страшит и угнетает, заставляя угрюмо биться сердце и в свете дня, и во мраке ночи?Есть забвение и память, страх и трепет, радость просветления и любви и ужас небытия,обиды, ненависти…Пакт Рериха – реакция ужаснувшегося человечества на развергнувшуюся безднувозможностей смерти культуры, безвозвратной утраты памятников, «намоленных» многимипоколениями людей. Почему же при вере в неуничтожимость духовной оболочки человека,12Братство. Ч. 2. Надземное.
Издание любое. Строфа 886.Там же. Строфа 43.3АУМ. 1936. – Рига: Агни-Йога, 1936. Строфа 494.4Братство. Ч. 2. Строфа 893.287страх смерти культуры был движущим моментом деятельности Рериха? В ожиданиинахождения новых аспектов понимания наследия Рерихов все время наталкиваешься на рядтупиков, ряд парадоксов, которые громадами теснятся как досадные и неустранимыепрепятствия на пути расширения сознания.Внутреннее сопряжение темы жизни и культуры проходит через все духовноенаследие Рерихов. Культура многолика, но для Рериха важно, что именно она есть укрытиедуха.
В рериховском понимании культуры присутствует момент императивности,долженствования. Культура как бы задает образец, эталон человеческим деяниям,подтягивая человека, постоянно возвышая его. Общеизвестно, что человек – это постоянноеусилие им быть. При этом Рерих никогда не абсолютизирует противоположность должного исущего, никогда не отсылает ценности культуры «в облачную недосягаемость». Во многихочерках Н.К. Рериха тема морали внутренне связывается с темой культуры, тема знаниясмыкается с темой любви, с темой «огня сердечного», с пониманием сердца как «чашиопыта».
Живая Этика – восстановление живых корней, связывающих отдельного человека сУниверсумом во всей полноте его бытия, а не только в рефлексивном акте, не одним«познанием», а в акте воли и целостным духом. Живая Этика выступает прояснениемонтологического статуса и смысла творчества, понимаемого как ведущее начало жизни. Впоисках онтологических истоков креативности Живая Этика обращается к праистокамкультуры – к беспредельной диалектике Универсума, к процессу Космогенезиса.Памятники культуры, аккумулируя энергию жизни ушедших поколений, питаютживую ауру планеты, являясь мощнейшим импульсом ноосферы (В.И.
Вернадский), а точнеепневматосферы (П.А. Флоренский). Эта идея в преобразованном виде переходит всовременные исследования в качестве новых подходов к сохранению и использованиюкультурного и природного наследия в России.Витальная энергетика культуры становится явной даже при изучении надгробныхпамятников: культура сильна благодаря присутствию в ней темы смерти, ухода, разлуки,расставания, памяти и забвения. Каждый культурный памятник несет животворящую смерть,поданную в своем собственном модусе.
Встреча с культурным памятником – это встреча сдлящейся-застывшей окаменелой жизнью – т.е. со знаком смерти, ухода, умирания. Встречас культурным памятником – это встреча с жизнеутверждающей смертью.Культурный памятник – не только толщина стен, соразмерность, архитектурныйизыск, утонченность стиля, – это еще и способность удержать наше внимание одновременнона обоих берегах Харона, – это грандиозная и не сопоставимая ни с чем мифо-реальность.Хорошая архитектура – это всегда мифореальность, это монументальная проявленностьотношения ко времени и безвременью, вечности, к началам и концам, к их возможному или288невозможному сопряжению.В этой связи рериховский проект спасения культуры являет собой своеобразныйвыход за пределы русского традиционного космизма, являя нам свои европейские и мировыекорни.5.3.
Встречные тенденции в генезисе восточноевропейского модернаПредставление окосмизме будетнеполным безпопыткиисториософскогоосмысления восточноевропейского модерна в столкновении двух тенденций его развития: соднойстороны,переопределенияпроектовсамоговселенскогоцентравеличия,новоевропейскойопирающихсянацивилизации,возможностигипотетическисмещающегося в Восточную Европу (Н.К.
Рерих, М.К. Чюрленис, А. К.Скрябин,К.Э. Циолковский и др.), и с другой стороны, − иронической улыбки над модернистскимпафосом гигантизма (Бруно Шульц, Б.М. Кустодиев, В.В Розанов и др.). Задача данногопараграфа состоит в том, чтобы наметить некоторые возможности историософскогоосмысления модерна, опираясь на сопоставление имен, которые по тем или иным причинамоказались на обочине мыслящего рассмотрения.1Модерн рассматривается в статье как констелляция альтернативных практик «эпохилюдей» конца XIX – начала XX вв. На просторах Восточной Европы это было время взлётакультуры, − взлета, породившего несбыточные ожидания радикального переопределенияцентраиперифериивновоевропейскойцивилизации,−преодолениявековой«провинциальности» по отношению к Европе Западной.Попробуем зафиксировать исследовательское внимание на «встречных» моментахгенезиса модерна.
Речь пойдет о глубинной противоположности творчества Николая Рерихаи Бруно Шульца. Если Николай Рерих, (также как Константин Циолковский, ВячеславИванов, Александр Скрябин и др.), напряженно грезят о Вселенском величии, то БруноШульц нежно, но беспощадно иронизирует над модернистским пафосом гигантизма, − такжекак иронически улыбаются Борис Кустодиев (в своих «Русских красавицах», в «Купчихах», в«Ярмарках» и «Шаляпине») или − В.В. Розанов в «Уединенном» и «Опавших листьях».1При написании этого параграфа использованы материалы из следующих совместных статей с К.С.Пигровым:Рерих и Чюрлёнис: космическое видение и социальная мифология Модерна (К 140-летию со дня рождения Н.К.Рериха).
/ Е.А. Трофимова, К.С. Пигров // Научно-технические ведомости СПбГПУ. – 2014. – № 4 (208). Сер.«Гуманитарные и общественные науки». – С.98-108. – (0,5/ 1 п.л.); Пафос и ирония: «двухпутное время»восточноевропейского модерна / К.С. Пигров, Е.А. Трофимова (подготовлена к печати).289Потаенный мазохизм в ироническом восхищении «большими прекрасными женщинами» уКустодиева рифмуется с мазохистскими мотивами у Б. Шульца.Модерн – это трагическая эпоха, когда Новоевропейская цивилизация воочиюпрозрела свой неотвратимый конец. В модерне переплелись взлет и декаданс, − величие,сплошь и рядом переходящее в демагогическое самовозвеличивание, и в то же время −потаенная самоирония, коренящаяся в напряженном переживании конечности этой эпохи.Модерн развивался в разных сферах культуры не синхронно.
Философия первойулавливает сдвиги грядущего сознания, − примерно на сто лет раньше, чем они проявились вискусстве(импрессионизм,авангард,футуризм)иполитике (социалистическиеинационалистические движения, социалистические и консервативные революции «новоготипа»). Началом Новейшей философии, − по существу первой констелляцией философиимодерна, – обозначают 23 марта 1820 г., когда А.
Шопенгауэр прочел в большом залезаседаний Берлинского университета свою пробную лекцию. Среди слушателей был весьФилософский факультет во главе с Г.В.Ф. Гегелем.НачавшаясясШопенгауэрановейшаяфилософияоказаласьреакциейнасвоеобразную «сенсорную депривацию» классической немецкой философии, где вербальносмысловые пространства подавляли поля сенсорные, – поля чувственности. Модерн − этоповорот от гегелевского панлогизма к материально-телесному бытию. ФилософиюФейербаха и философию Маркса, вышедших из Гегеля, можно понять в их инновационноститолько в контексте модерна.
Далее, через экзистенциализм и феноменологию, происходитсдвиг к «фундаментальной онтологии» М. Хайдеггера с ключевым экзистенциалом «Dasein».Соответственно в художественных практиках модерна происходит трансформация отрациональногоидискурсивногоинтуитивному,иррациональному.кВсенсорному,философиичувственному,русскогоэмоциональному,космизмаэтотпроцессприобретает характер трансформации рациональности к «цельному» знанию.Представлявшийсяпарадоксальныминеожиданнымсдвигкматериально‐телесному, − эмоциональному, бессознательному, архаическому, детскому, −предстаёт как более или менее сознательное «возвращение» на ином уровне от религии кмифу.Это неминуемосословность)иозначаетполитическогоотходот(например,традиционныхмонархия)социальногопорядков,(например,базирующихсянавсепроникающей религиозности.
Тысячелетняя религиозная культура, которая ранее«отделила» Небо и Землю, Небесное и Земное, была подвергнута суровому испытанию. Вповороте к мифу Горнее и Дольнее, разведённые в религии, как будто снова соединяются.«Возвращение» к мифу принимает не только атеистические, «естественнонаучные»,290осознанно богоборческие формы, как у Н.Г.
Чернышевского и Д.И. Писарева, но также иформы поисков новых форм религиозности. Поэтому-то против Н.К. Рериха, которыйпытался дерзко экспериментировать в этой области, до сих пор выступают некоторыедеятели современной Русской Православной церкви («сатанизм для интеллигенции»).В русском модерне этому хайдеггеровскому философскому нововведению визвестном смысле сродно всеединство В.С. Соловьева, которое конкретизировалось как«вселенскоечувство».Последнеепредставляетсобойдорефлексивнуюданность,«гештальт», а также – инсайт, «озарение» творческой личности, соединяющее эстетическуюартикуляцию в культуре и нравственное самоопределение индивидуальности.ИтогклассическогопериодаНовоевропейскойцивилизациихарактеризуетсязначительным увеличением народонаселения в Западной и Восточной Европе, СевернойАмерике.
Продвинутыми технологиями общения (прежде всего, сама индустриальнаятехника как таковая) модерн отвечает на Вызов «восстания масс».Самой существенной формой общения, в известном смысле − «формой СМК»становится сама индустриальная техника как таковая, активно вторгшаяся, начиная с второйполовины 19-го в., во все стороны бытия общества. Романтический вкус модерна кфантастике находит свое неожиданное подтверждение в отчаянном футуризме техническихинноваций. При всей своей кажущейся нацеленности только на утилитарную полезностьновая техника заставляет людей чувствовать и мыслить иначе; она потребовала иногочеловека, переживающего себя как творца сущего.
С новыми технологиями связанымногообразныеизмененияповседневнойжизни.Производствомассытоваровипроизводство для массы народа, дешёвые товары, впоследствии − массовый автомобиль(Форд, Фольксваген), массовая, пошитая на конвейере одежда, фабрики‐кухни, – всё этоопределило новый менталитет урбанизирующегося населения в Западной и ВосточнойЕвропе, в Америке.Такимобразомреализовалось«восстаниемасс»вповседневнойжизни.Развернувшееся во второй половине 19 в. многообразное социалистическое движение даетсоциально-философское обоснование для архитектурных революций Ле Корбюзье, Баухауза,Гауди и обоснование для изменения образа жизни формирующегося «среднего класса».Возникает новый этап в развитии книги и в «срочной словесности».
Происходитпереоценка соотношений интимного и публичного:1) с одной стороны, в условиях, когда Бог мёртв, беззастенчивый, но прагматическиэффективный цинизм власти по отношению к индивидуальности;2) с другой стороны, – всплеск индивидуации, раскрывающей возможности публичнообратиться к самому интимному.291В связи с разговором о противопоставлении приватного и публичного хотелось быпривести некоторые рассуждения известного социального философа Ханны Арендт,своеобразно объясняющей ценность приватности в глазах обывателя. Рассуждая обимпериализме, Ханна Арендт увидела в нём «…пагубную несоизмеримость причины иследствия»: «На многие важные события новейшей истории она налагает отпечатоккарикатурного, кровавого спектакля.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
