Диссертация (1145204), страница 28
Текст из файла (страница 28)
От обмена к коммуникации: рождение программированного общества //Новая технократическая волна на Западе / под ред. П. С. Гуревича. М.: Прогресс, 1986. С. 417.263Аверинцев С. С. Поэтика ранневизантийской литературы. С. 119.264Там же. С. 121.262136Но подобная «верность» есть то, что требуя усилий, силы, рождает особоеэкзистенциальное состояние, отливающееся в чувства ответственности и долга.Она с необходимостью предполагает человеческое существо, способное отвечатьза свое слово в прошлом, настаивать на нем в настоящем и хранить его вбудущем, – состояние, которое пронизывает всю жизнь человека, становитсямелосом его жизни. И за этим стоит верность быть самим собой.Как отмечает С. С.
Аверинцев, именно специфика христианской символикикак символики «личной верности и “дружинной”, “воинской” службы богу»позволила ей стать ядром феодальной идеологии и быть «очень живо воспринятойварварскими народами в эпоху становления феодализма»: «Древнесаксонскийэпос “Гелианд” (ок. 830 г.) прочувствованно описывает Христа как раздающегодары конунга (the rikeo Krist), апостолов – как верных дружинников (treuhaftaman), Иуду – как воина-изменника (the treulogo); ключевые слова – “верный”(“treuhaft”) и “вероломный” (“treulogo”, “treulos”)»265. Однако можно несогласитьсясавтором«Поэтикиранневизантийскойлитературы»ипредположить, что, напротив, лишь существование в язычестве символическойфигуративности «вера – верность – преданность» и сделало возможным принятиехристианства скандинавскими, германскими, славянскими племенами.
Поэтомуне стоит резервировать личность как феномен исключительно за христианством.Конечно, именно для христианства персонализм и терминологически, ифактически становится своего рода конститутивом, однако изъять личность каксобытие и социальных, и жизненных «миров» из «миров» «языческих» – делонелепое и абсурдное. Совершенно очевидно, что любой архаический «мир»,пронизанныйсакрально-символическим,требуетЯдляисполнениясимволических «заданий». В частности, Бенвенист, анализируя такой концепт как«личная преданность», обращается к латинскому fides как «сохранившемудревнейшее значение» в отличие от других языков, где представлен тот жеиндоевропейский корень *bheidh, и пишет: «В самом латинском слово такжепретерпевает изменение в своем значении спустя некоторое время. Прежде его265Там же.
C. 127.137значение было не просто ‘доверие’, а ‘качество’, которым обладает личность,вызывающая доверие к себе и оказывающая покровительство тому, ктодоверяется ей» 266. Речь здесь идет именно об отношениях «личной преданности»,но об отношениях ассиметричных, то есть таких, которые устанавливаются«между человеком, наделенным властью, и тем, кто ему подчиняется по своейволе»267. Очевидно, что подобное отношение носит интерсубъективный характер,но ядром его остается Я.Терминологический комплекс «вера – верность – преданность – долг»становитсяцентральнымдляконкретизациифеноменагостеприимства.Действительно, гостеприимство выступает как феномен личной преданности,верности, воплощающейся в его символической данности, пред-данности изаданности. Так, например, один из эпизодов «Илиады» Гомера шестой книги«ПодвигиДиомеда»достаточноточноияркохарактеризуетфеноменгостеприимства именно в его личностном аспекте, вес которого может превыситьи актуальные социальные связи, и обязательства.
Главк и Диомед сталкиваютсяна поле боя. По своему статусу они враги, и исход этой встречи должен бытьоднозначен: победа одного и смерть другого. Но здесь в ситуацию боя самымнеожиданным образом вторгается матрица гостеприимства. В соответствии своинским обычаем противники излагают друг другу свои генеалогии, иоказывается, что их отцы были связаны ритуалом гостеприимства, – бойстановится невозможен. Прямо на поле боя Главк и Диомед осуществляют одиниз важнейших элементов практики гостеприимства – обмен дарами, причем вданном случае важной является не цена дара, а его ценность: герои обмениваютсясамым ценным, что есть у воина – доспехами.
«В оное время у Главка рассудок /восхитил Кронион: / Он Диомеду герою доспех золотой свой на медный, / Во стоценимый тельцов, обменял / на стоящий девять» 268, – по-видимому, с некоторойиронией отмечает Гомер.Бенвенист Э. Словарь индоевропейских социальных терминов. С. 84.Там же.268Гомер. Илиада / пер. Н. И. Гнедича.
Л.: Наука, 1990. С. 86.266267138Таким образом, значимыми для «сборки» феномена гостеприимстваявляются различия в доступе участников к символическому и в способахобращения ими символического в жизненные стратегии. В зависимости от этоговызываются к жизни и различные типы феноменальности гостеприимства. Естьсильно «формализованные» практики, которые в пределе вырождаются вэтикетный формализм. Но есть типы феноменальности, которые проявляются вуже упоминавшейся «части просторной сети», где начинает господствовать«поведенческая недетеминированность», которая изымает, «выносит за скобки»повседневную и утилитарную мотивацию и обращает гостеприимство в этосныйсценарий, дающий возможность выйти из рутины, но выйти как раз благодарясимволическим арматурам «вверх», возвышая здесь-бытие «участников» ритуала.Именно этим символическим обрамлением определяется, если так можновыразиться, конечность гостеприимства: оно ограничено и темпорально, итопологически, и оно связано с инициацией и не предполагает равного доступадля всех.
Вообще говоря, в соответствии с законами обычного права, «ребенок –мальчик ли, девочка ли – провожает своего гостя, как мужчина или женщина» 269.Приэтомисключительнонахозяина«дома»возлагаетсявсямераответственности за безопасность гостя, с одной стороны, и за не причинение имвреда представителям принимающей общности, – с другой.
Характерно, что влатинском языке «гость» (hostis и hospes) образовано от *hosti-pet-, где элемент pet-, со слов Бенвениста, «первоначально обозначал тождественность лица», а втерминах, относящихся к семейному кругу, – главу семьи, хозяина, ‘самого’.Кроме того, Бенвенист отмечает, что «в латыни вокруг слова *potis, будь тосвободная форма или часть сложного слова, сложилась большая группа слов,связанных между собой этимологически. Кроме hospes, от этого слова образованыприлагательные impos ‘который не владеет собой’; вне себя’ и соmpos ‘которыйвладеет собой; в своем уме’, а также глагол *potere, от которого сохранилсяперфект potui, вошедший в состав глагола possum ‘мочь’…» 270. Поэтому «хозяин»269270Канун – обычное право Северной Албании.
С. 137.Бенвенист Э. Словарь индоевропейских социальных терминов. С. 75.139– в первую очередь, это тот, кто «может», кто обладает силой и властью. Темболее что гостеприимство в архаических мирах, его практики, движение помаршрутам, которые оно предлагает, всегда опасно, так как ставка здесь – самосуществование, сама жизнь.Таким образом, базовыми условиями гостеприимства являются: наличиесингулярных Я; существование раз-личения между топосами, которые предстаютонтологическими «обителями», «домами», и где Я как сущие взращивают своинеповторимые лики; доступ к символическим полям артикуляции; присутствиесимволическойипотому–онтологическойскрепымежду«мирами»,связывающей их в единый «мир»; настрой встречи с «другим-чужим»,пронизывающий здесь-бытие участников гостеприимства чувством возвышенногои их возвышающий.140ГЛАВА 4.
ТРАНСФОРМАЦИИ ФЕНОМЕНА ГОСТЕПРИИМСТВА ВДЕСИМВОЛИЗИРОВАННОМ МИРЕ4.1. Декоративные фигуры гостеприимстваГостеприимство несет в себе заботу о Я, заботу о бытии-с-другими, а такжене деструктивную сопряженность здесь-бытия и бытия-с-другими. При этом,истолковывая феномен гостеприимства, необходимо учитывать различие типовчеловека, принимать во внимание неоднородность, многомерность феноменасообщества, а также различия в практиках конституирования различныхобщностей и в опыте опознания и признания «иного».Если использовать термин М. Хайдеггера, «разомкнутость» здесь-бытияотсылает нас к бытию-с-другими, и дело идет именно о бытии-с-другими, а не обытии-для-других.
Подобное различение знали уже древние греки. Так, дляАристотеля бытие-для-других – это существование раба, независимо от того, рабли он по закону или по природе, тогда как бытие-с-другими есть неизбежная инеобходимаяформасуществованиячеловекасвободного 271.Именноприменительно к бытию-с-другими и становится значимым определениехарактера отношения к «другому».
М. Бланшо пишет, что «человек имманентенчеловеку» 272, но следует признать, что не имманентность другому, а именноспособность оказаться в измерении имманентности, то есть «на своем месте»составляет человечность человеческого существа. Однако возникает вопрос,каким образом сцепляются, связываются поля имманентности человеческихсуществ, порождая имманентность их встречи.Рассматривая гостеприимство как форму сопряженности здесь-бытия ибытия-с-другими, как форму связи полей имманентности человеческих существ,См.: Аристотель.
Политика / пер. С. А. Жебелева // Аристотель. Соч. В 4-х т. Т. 4.Пер. с древнегреч.; общ. ред. А. И. Доватура. М.: Мысль, 1983. С. 378-379, 383.272Бланшо М. Неописуемое сообщество / пер. с фр. Ю. Стефанова. М.: Изд. МФФ, 1998.С. 8.271141то есть как феномен интерсубъективности, необходимо констатировать появлениев современном обществе нового антропологического типа: начиная с XVIII векана исторической арене появляется новое действующее лицо – «человек-масса».Феномен «массы» рождается в процессе сцепления различающихся серийфеноменов, зачастую весьма кратких, часто – просто не замечаемых инезаметных, однако эффект их резонанса один – коллапс, падение рас-стояниймежду Я и астенизация воли, которая словно рикошетом бьет по всем срезам исоциальных, и жизненных «миров».
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
