Диссертация (1145204), страница 26
Текст из файла (страница 26)
Однако стоит подчеркнуть, что темпоральность неизбывноТам же. С. 60.Там же. С. 61.236Хаттон П. Х. История как искусство памяти / пер. В. Ю. Быстрова. СПб.: ВладимирДаль, 2004. С. 201.237Поршнев Б. Ф. Социальная психология и история. С. 130.234235125связана с топологией, даже и в ситуациях и процедурах видимого отклонениятопологических разметок.Таким образом, очевидно, что топологические разметки гостевого феноменаобладают сакрально-символическим характером, разворачивая особый типвременности, неразрывно связанный с этими топологическими разметками.
Это –особое время, разрывающее монотонное время повседневности, рутинное времяжизни, потоки времени, принадлежащие и «хозяину», и «гостю», в которыхразмывается,исчезаетздесь-бытие.Встречагостя,создаваяподобныетемпоральные разрывы, отнюдь не аннигилирует временность, а создает время,пронизанное событием как цезурой, и потому время неравномерное, часто смертвыми сегментами, прерывистое. Хотя, впрочем, в сакрально-мифическоммире нет происшествий, но есть события или же, по крайней мере, их отсветы,отблески, тени. Поэтому и мифическое время связано с учреждением «вечностипрошлого»238,пронизывающейнастоящее.Событияпридаютвременифигуративность, лики, эоны, которые обладают различающейся интенсивностьюи конечностью.Сложность, комплексность временности как таковой, становится явной вфеномене гостеприимства, – это сплавление, сплав различающихся темпоральныхпотоков.Вчастности,многомерностьтемпоральностигостеприимстваэксплицируется в том, что гости могут приходить из времени и прошлого(например, духи предков), и будущего (феномен профетизма).
При этом втрадиционных «мирах» будущее смыкается, сцепляется с прошлым или с«изначальным», то есть предстает как «вечное возвращение подобного» (Ф.Ницше). Так, «гостями» зваными или незваными в традиционных «мирах» моглистановиться умершие родственники, и некоторые из обрядов, такие какколядование239, предполагают их прием и чествование, тогда как другие,Лакан Ж. Семинары, книга II: «Я» в теории Фрейда работы Фрейда по техникепсихоанализа (1954/55) / пер.
А. К. Черноглазова. М.: ИТДГК «Гнозис», Издательство «Логос»,1999. С. 30.239«… в наиболее архаических формах обряда, по-видимому, колядовщикисимволически изображали умерших родственников, которые приходят в гости с того света. Во238126например, «проводы души» 240, напротив, предохраняют от их появления внепредусмотренное время. Так как существует множественность миров, один изкоторых – мир мертвых, не менее, а то и более реальный, чем «наш» мир, егообитатели являются как «гости»; в частности, по поверьям некоторых народов,«гостем называют покойника, причем его возвращение на кладбище можетосмысляться как возвращение домой».
А. К. Байбурин и А. Л. Топорков пишут обэтом: «В народной традиции метафора хождения в гости организует всю сферуотношений между живыми и миром мертвых. Тема “гощения” активноразрабатывается в русских и литовских похоронных плачах, причем для ееаранжировки определяющее значение имеет оппозиция “свой”-“чужой”»241.В целом мифическое время, если воспользоваться термином Ф. Ницше,– этовсегда «сильное время», которое связано с «пафосом дистанции», развертываниемЯ собственной позиционности и «мира».
И, если вернуться к феноменугостеприимства, то оно оказывается полем манифестации, где человеческоесущество, забитое рутиной, должно ощутить свое Я, свое здесь-бытие, увидетьсвою предельность, благодаря чему только и может быть распознанным «иное»,только и возможна при-открытость ему. Именно удержание тождества,самотождественность делает возможным различение, само различие.всяком случае угощение колядовщиков имело ритуализованный характер и предполагалось, чтополученная ими пища достанется “умершим родственникам…”» (Байбурин А.
К., Топорков А.Л. У истоков этикета: Этнографические очерки. С. 124.).240См., напр.: Лопатин И. А. Проводы души // Шаманизм народов Сибири.Этнографические материалы ХVIII-XX вв.: хрестоматия в 2 т. Т. 2. 2-е изд., испр. и доп. / cост.,вступ. ст., исслед., прилож., заключ., подбор ил. Т. Ю. Сем.
СПб.: Филологический факультетСПбГУ; Нестор-история, 2011. С. 114-141.241Байбурин А. К., Топорков А. Л. У истоков этикета: Этнографические очерки. С. 126.1273.3. Символические стратегии гостеприимстваЛогика, онтология традиционных «миров» находят живое воплощение вэтосе гостеприимства, и этот этос предполагает не просто образ мысли, действия,но определенный тип человека, зачастую столь не похожего на те человеческиесущества, которые обитают в жизни, пропитанной рутиной повседневности. И,если воспользоваться термином П. Слотердейка, с полным основанием можноговорить о гостеприимстве как особой «антропотехнике».Одним из аспектов этой «антропотехники» является темпоральность,учитывая истолкование времени у Канта и у Хайдеггера: для И.
Канта время – этоне «объективный» процесс, а трансцендентальная чистая форма аффицированиясамости, чистая форма восприятия человеком самого себя 242; М. Хайдеггер,погружая время в опыт здесь-бытия, придает ему онтико-экзистенциальныйстатус, отливая это емкую формулу: «Человеческая жизнь не проходит вовремени, но она есть само время» 243.Такой тип времени, как время гостеприимства, пронизан, говоря языкомКанта, чувством «возвышенного». Нужно заметить, что обращение Канта к«возвышенному» предполагает акцент при восприятии не на предметных, а насиловых, энергийных, властных аспектах феноменов, потому и встреча с «иным»,лежащим по ту сторону Я, предстает как некое властное событие, вторгающееся вЯ и захватывающее его. Но схватывание этого «внешнего», лежащего по тусторону и понимания, и здесь-бытия Я, «есть субъективное движениеКант И.
Критика чистого разума // Кант И. Сочинения на немецком и русском языках.Т. II. Ч. 1. М.: Наука, 2006. С. 109, 111.243Хайдеггер М. Исследовательская работа Вильгельма Дильтея и борьба заисторическое мировоззрение в наши дни. Десять докладов, прочитанных в Касселе (1925 г.) //Шпет Г. Г., Хайдеггер М. Два текста о Вильгельме Дильтее. М.: Гнозис, 1995.
C. 171.242128способности воображения, которым оно совершает насилие над внутреннимчувством» 244.На Я словно обрушиваются образы, и эти образы таковы, что наносятсильнейший удар по «чистой форме внутреннего чувства», которое, по Канту,является и чистой формой времени, и чистой формой аффицирования самости, ичистой формой Я и идентичности, – формой, включенной в действительностьтрансцендентального сознания. Поэтому насилие «внешнего» приводит ктрансформации и времени, и сознания, и формы ощущения самости, и своейидентичности.
В частности, «гость» – это всегда явленность, манифестация«внешнего», и его вторжение в «мир» хозяина или, по крайней мере, в его «дом» снеизбежностью ведет к преображению «Я» хозяина. В принципе, это в полноймере относится и к «гостю», так как он должен претерпеть определенныеизменения своего состояния, чтобы оказаться способным войти в «чужой» «мир».Именноздесь–вакте«насилия»–можетродитьсячувство«возвышенного», но лишь в том случае, если Я оказывается в силах встретитьвторжение «внешнего», которое рвет обычный ход времени, ломает формуощущения самого себя, преображает опыт сознания.
Эта темпоральность«возвышенного» обнаруживается в неординарном событии гостеприимства какпраздника, который всегда является разрывом рутинного времени, временнойцезурой, где складываются условия возможности для возвышения Я и «хозяина»,и гостя. Они оба не просто становятся как бы выше «повседневности», но каждыйиз них возвышается и над самим собой.В то же время гостеприимство как «возвышенное» выстраивается на некомпарадоксе: с одной стороны, принятие «внешнего», «иного» сопровождаетсядостаточно строгой эйдетикой, которая, как уже было замечено, воплощается вдостаточно жестко формализованных ритуалах, телесных практиках, речевомопыте, топологической организации, – все это обладает отчетливой, если несказать, предметной данностью.
Однако, с другой стороны, эта эйдетика иКант И. Критика способности суждения // Кант И. Сочинения на немецком и русскомязыках. Т. IV. М.: Наука, 2001. С. 289.244129предметность, сопутствующая ей, не обладает самодостаточностью и, тем более,саморефентностью, но, скорее, обращается в аллюзию, отсыл к тому, что неподдается никакой фигуративности, эйдетичности и не исчерпывается ими, – кинтенсивности, силе, власти, выступающим принципиально не предметной, ноэнергийной данностью «миров» и «Я», и «другого», а также их связанности.Поэтому своего рода конститутивным ядром гостеприимства всегда являетсяспонтанность человеческих существ.
И именно поэтому «возвышенное»оказывается своего рода тактикой трансцендирования здесь-бытия и «хозяина», и«гостя», благодаря которому раскрывается связность «миров». Кантовскоеистолкование «возвышенного» в пределе основывается не на данностидействительности, «окружающей среды» и т.п., а на силах-способностях Я,благодаря чему прорисовываются контуры «моего» здесь-бытия, и лишь тогда Ястановится способным обратиться к «миру», к промысливанию его пред-данностиисобственногоздесь-бытия,котороеобретаетзаданность,«задание»,складывающиеся в судьбу. Здесь проявляется «иное» и рождается чувство«иного».Совершенно понятно, что такие процессы, сопутствующие встрече с«иным», в первую очередь, могут вызвать страх или ужас, но возможен и другойвариант: Кант настаивает на том, что встреча с «иным», «внешним» как с «силойвластью» [Macht] ведет к возникновению чувства «возвышенного» в том случае,если «власть-сила» самого Я укоренена в культуре, то есть если она опирается наопределенные символические ресурсы.
Поэтому и встреча с «гостем», если она невписана в символические поля, превращается в разрушительное вторжение или вкитчевый симулякр.Энергийный срез гостеприимства, который, возможно, и составляет сутьэтого феномена, задает особый настрой, ибо, как пишет Кант, «возвышенностьсодержится не в какой-либо вещи в природе, а только в нашей душе»245: когда Яохвачено чувством «возвышенного», «душа чувствует себя взволнованной[bewegt]… Это волнение Bewegung (главным образом вначале) можно сравнить с245Там же. С. 303.130потрясением, т.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
