Диссертация (1145204), страница 15
Текст из файла (страница 15)
Поэтому необходима инаяконцептуальная стратегия, которая не просто смещает конститутивный центр ссубъекта на объект, но позволяет выйти за пределы субъект-объектной матрицыкак таковой.Магун А. Совращение и отвращение // Синий диван. Журнал / под ред. Е. Петровской.[Вып. 9]. М., 2006. С. 225-226.126722.4. Диалог: по ту сторону объективацииИменно как попытка ускользания от объективации интерес представляетконцепция «диалогизма» М.
М. Бахтина, в наибольшей мере разработанная им наматериале произведений Ф. М. Достоевского.Сегодняпонятие«диалога»М.М.Бахтинаполучилоширокоераспространение и часто используется в философии, современных гуманитарныхнауках:«диалог»какметодкритикитекста,«диалог»какспособинтерперсональной, межкультурной коммуникации и т.д. и т.п. При этом«диалог» трактуется как нечто сугубо позитивное и созидательное. Так, например,М. Штемберг пишет: «Для Бахтина отличие «самость-другой» являетсяизначальной оппозицией, на которой основываются все другие различия. Но…Бахтин делает акцент не столько на бездне в самом центре человеческойэкзистенции, связанной с отношениями «Я-другой», сколько на том, какимобразом через эту бездну может быть переброшен мост» 127. Вместе с тем, стоитотметить, что подобное истолкование отсылает лишь к одной из ипостасейфеноменальности «диалога». Дело в том, что «диалог» может выступать и в такихжестких, неприятных формах, как, например, «скандал» 128.
Так для самого М. М.Бахтина вся «сюжетно-композиционная структура романов Достоевского»определяется «острыми диалогическими синкризами, исключительными ипровоцирующими сюжетными ситуациями, кризисами и переломами, моральнымэкспериментированием, катастрофами и скандалами…» 129 . И, если попытаться127Sternberg M. The World From the Addressee’s Viewpoint: Reception as Representation,Dialogue as Monologue // Style, 1986. Vol. 20 (3). P. 10.128Представление диалога как скандала сформулировано совместно с В. Ю. Сухачевым,И.
А. Кребель и представлено в ст.: Кребель И. А., Сухачев В. Ю., Ватолина Ю. В. «Диалог» как«скандал» // Омский научный вестник. 2013. № 5 (122). С. 202-206. Сер. «Общество. История.Современность».129Бахтин M. M. Проблемы поэтики Достоевского // Бахтин М. М. Собр. соч. в 7 т.
Т. 6:Проблемы поэтики Достоевского, 1963. Работы 1960-х-1970-х гг. М.: Русские словари; Языкиславянской культуры, 2002. С. 176.73понять саму сущность «диалога», то понять его без «диалога-скандала» простоневозможно, ибо «диалог-скандал» по сути и есть предельное «исполнениеполноты» [entelecheia] «диалога».Говоря об интерпретациях текстов Ф.
М. Достоевского, М. М. Бахтинотмечает, что они пронизаны «монологизмом»: «голос автора», как правило,отождествляетсякритикамис«голосами»егоотдельныхгероев,илиреконструируется посредством их сведения в единое целое, или героирассматриваютсякаксоциально-психологическиетипы,выявленныеивоплощенные создателем произведений.М. М. Бахтин выстраивает описание произведения через определениепозиции автора, характеристику статуса героя и его «слова». В традиционномпроизведении герой объектен, и его образ завершен в сознании автора. Словогероя имеет «характерологическую функцию» или «служит выражениемсобственной идеологической позиции автора».
С этим положением персонажейсвязана точка зрения автора, внешняя по отношению к ним и над ними надстоящая. Отношения автор / герой, Я / «другой» выстраиваются здесь каксубъектно-объектные отношения.Подобная – монологическая – структура взгляда и повествования имеетместо в произведениях Н. В. Гоголя, А. С. Пушкина, но обретает завершенность впроизведениях Л.
Н. Толстого. Бахтин, обращаясь к рассказу Толстого «Трисмерти», констатирует завершенность жизней, описываемых в нем, уже на уровнефабулы: изображений смертей барыни, ямщика и дерева. Завершенностьюобладают не только жизни, но и сознания героев, которые не знают друг друга, непопадают один к другому в поле зрения. Персонажам рассказа отказывается и в«знании» себя, каком-либо внятном самосознании: «Барыня видит и понимаеттолько свой мирок, свою жизнь и свою смерть, она даже и не подозревает овозможности такой жизни и смерти, как у ямщика и у дерева. Поэтому сама онане может понять и оценить всю л о ж ь своей жизни и смерти: у нее нет для этогодиалогизирующего фона.
И ямщик не может понять и оценить мудрости и правдысвоей жизни и смерти. Все это раскрывается только в избыточном авторском74кругозоре. Дерево, конечно, и по природе своей не способно понять мудрость икрасоту своей смерти, – это делает за него автор»130. Автор с надмирной позиции,занимаемой им, видит, устанавливает связь разрозненных жизней как связьсугубо событийную. Также, лишь в «авторском кругозоре», в авторском словераскрывается глубинный смысл каждой из описываемых жизней и смертей.«Здесь т о л ь к оодинпознающийс у б ъ е к т , все остальные толькоо б ъ е к т ы его познания» 131.ПриэтоммонологическомпроизведениямпредставленияединствеохудожественномабсолютноДостоевского,несоздавшегопроизведенииприменимык«совершеннокаконоваторскимновыйтипхудожественного мышления» и совершенно новую художественную форму, емусоответствующую,–мышлениеиформу«полифонические»,или«диалогические».В полифонических романах Достоевского позиция автора, его голосрядоположен с сознаниями и голосами персонажей.
Писатель отказывается отизображения мира и своих героев в свете единого авторского сознания, отпозиции, дистанцированной по отношению к ним и их объективирующей: «Точказрения извне как бы заранее обессилена и лишена завершающего слова» 132. Героиего романов обретают самостоятельность и «свободу». Они – не объекты, непредметы, – они становятся сущими. М. М. Бахтин пишет: «Достоевский, подобногетевскому Прометею, создает не бесгласных рабов (как Зевс), а с в о б о д н ы хлюдей, способных стать р я д о м со своим творцом, не соглашаясь с ним и дажевосставать на него» 133.
Изменение статуса героя, означает, прежде всего,отсутствие встроенности жизни его сознания в канву жестких определений,предоставление ему права на самоопределение и самовысказывание.Бахтинпоказывает,какизменения,привнесенныеДостоевскимвхудожественное мышление и изображение, проявляются в ранних произведенияхБахтин М. М. Проблемы поэтики Достоевского. С. 82.Там же. С. 83.132Там же. С. 62.133Там же. С. 10.13013175писателя. Показательно, что Макар Девушкин читает «Шинель» Н.
В. Гоголя,воспринимает ее как повесть о самом себе, комментирует точку зрения,занимаемую в отношении него автором. Достоевский низводит здесь фигуруавтора с позиции, которую можно определить как позицию демиурга, в рангодного из персонажей. «Можно было бы дать такую несколько упрощеннуюформулу того переворота, который произвел молодой Достоевский в гоголевскоммире: он перенес автора и рассказчика со всею совокупностью их точек зрения идаваемых ими описаний, характеристик и определений героя в кругозор самогогероя, и этим завершенную целостную действительность его он превратил вматериал его самосознания» 134, – замечает Бахтин.
«Твердый социальнохарактерологический облик» персонажей Гоголя рассыпается в самоописаниях исамооценках героев Достоевского. В частности, описание из-вне «наружности»«бедного чиновника» Гоголя у Достоевского уступает место ее самоосознаниюгероями посредством созерцания ими себя в зеркале (как Девушкин) или видениюсвоего двойника (как Голядкин).Итак, если попытаться эксплицировать условия возможности «диалогизма»Бахтина,товполнеочевидно,чтоисходнойдиспозициейявляетсяпринципиальное утверждение «множественности равноправных сознаний с ихмирами», включая мир и сознание авторского «я», сосуществование множестванеслиянных, равноправных «голосов», воплощающих различающиеся опытысознания.МетафорическимвыражениемструктурыромановДостоевского,выделенной им, Бахтин считает дантовский образ мира, без учета егостатичности, где «духи и души» переносятся в вечность, «образовывая там, нетеряя своей индивидуальности и не сливаясь, а сочетаясь», «статическиефигуры»: «образ креста (души крестоносцев), орла (души императоров) илимистической розы (души блаженных)».
Другой эквивалент художественного мираДостоевского – «церковь, как общение неслиянных душ, где сойдутся грешники иправедники».134Там же. С. 58.76Весьма примечательно, что Бахтин связывает различающиеся опытысознания с различающимися «мирами». У каждого из этих миров – свойонтологический ландшафт с особым типом событий, особыми «обитателями», соспецифическими горизонтами и «кругозорами», – «миры» «раз-личны», и потомумежду ними – рас-стояния, дистанции. И такая топологичность неизбежнодраматизирует «внутренние противоречия и внутренние этапы развития одногочеловека», порождая двойников и симулятивные измерения, создавая странные изачастую болезненные экзистенциальные, семиотические и т.д. «мезальянсы».Топологическая сложность несет в себе сложные формы перспективизма,высвечивающие характерность связывания «миров» в размерности «диалога»: содной стороны, значимой оказывается проявленность «мира» в той или инойперспективе, закрепленной за определенным участником; с другой, – самиучастники претерпевают серьезные преображения в ситуации взаимодействия,преображения, которые могут стать для них и их «миров» катастрофическими.Так, черты человека, втянувшегося в «диалог», оставаясь содержательно теми жесамыми, переведенные из одного плана изображения в другой, приобретаютсовершенно иное значение, причем эта инаковость способна просто упразднитьздесь-бытие Я, так как процедура переноса «вещей» из одной перспективывидения в другую вызывает их преобразования, подобные трансформациям впроективной геометрии: «вещи» обретают совершено иное звучание, значимость,оказываясь в иной системе координат.Это касается и языка, «слова»: «Только при внутренней диалогическойустановке мое слово находится в теснейшей связи с чужим словом…» 135, – пишетМ.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
