Диссертация (1145204), страница 14
Текст из файла (страница 14)
А. Подороги, однако, мысль не существует отдельно от плана еевыражения,–коммуникативного,языковогоизмерения.Философскоепроизведение – это, прежде всего, текст; при этом он наделен особымипространственно-временными характеристиками. «…текст – не только наборфилософских терминов, своей конфигурацией организующих поле значения, ноособая материя чтения, которая “ткется” (Ф. Ницше), предстает как “особаяплоть” (Э. Гуссерль), разновидность “тела” (П. Валери, Р. Барт), ощущается как“текстура” (М.
Мерло-Понти)…»116, – замечает Подорога. Исходя из трудовлингвистов (начиная с Гумбольта), показавших, что «язык сплетается изпространства», очевидно, что «мысль топологична, поскольку имеет место и безнего немыслима»: «танцующее мышление» Ницше не может осуществлятьсяиначе, как «посредством» «афористических фрагментов», и читатель его текстовстановится «пленником афористической манеры письма»; мысль Киркегораориентирована на внезапное «точечное воздействие» на читателя, и ей органична«стратегия пунктирования»; «техника этимологического (“дефисного”) письма»Хайдеггера призвана вовлечь в «произнесение-прослушивание мыслимого»,работу с «диалектным», «архаическим» словом, «еще наделенным силамипервоначальной, геоморфной пространственности».Подвергая критике интерпретацию как стратегию присвоения опыта«другого-чужого», Подорога противопоставляет ей «чтение».
Позитивную115116Там же. С. 18-19.Там же. С. 23.68значимость для чтения текста обретает «непонимание». При этом важным всоответствии с рассуждением автора о «методе» представляется не преодолеть«непонимание», осуществив моноцентрацию смысла, инвентаризацию значений,а, напротив, удерживать, пока длится акт чтения, состояние когнитивногодиссонанса, вызванного вторжением на нашу экзистециальную территорию«другого-чужого».
«Удержать мгновение чтения как оно дано в своейдлительности, удержать «мгновение непонимания» – вот цель, которой хотелосьбы достигнуть в ходе последующих анализов» 117, – пишет Подорога. Именно«непонимание»размыкаеткругбесконечногосамоповторениясубъекта,«выставляет» мышление за пределы нарциссического, «обобществленного Я», тоесть «читать – это значит находиться по другую сторону от собственныхпроцедур понимания, быть вне себя, быть до мысли и до языка»118.Письмо, чтение и «идеальная телесность» связаны между собой «мировойлинией»;между«мной»пространственно-временнойи«другим-чужим»континуум,неформируетсявидимыйуникальныйобычнымзрением,вступление в который и передвижение по которому осуществляется посредством«идеального тела».
«Непонимание», переживание абсурда, создавая остановку вследовании мысли проторенной дорогой, переводят ее в иной регистр, чемприсущий рациональному субъекту.Представляется, что в некотором смысле описываемый Подорогой «сбой»сродни смерти у Киркегора, как она описывается собственно в «Выражении исмысле»: смерть не как «“конец всего”, но как знак, указывающий навозможность перехода в иную интенсивность жизни» 119, – в данном случае делоидет о переходе с субъектной позиции на объектную. Как подчеркивает философ,взаимодействие «я»/ «другой» в пространстве письма и чтения имеет характерассиметрического: «… читая, я вступаю в сферу коммуникативной стратегии,которая организуется не моей способностью понимать, а строением философскогоТам же. С. 19-20.Там же.
С. 23.119Там же. С. 94.11711869произведения. Когда я читаю, не я понимаю, а меня понимают…»120. При этомпогружение в пространство текста, движение в нем трансформирует Ячитающего: воздействие «другого-чужого» будто оставляет оттиск на его«идеальном теле», вызывает психо-миметические изменения.С теоретической позиции В. А. Подороги, эффекты взаимодействия Я /«другой» проявляются в «ландшафтном образе» того или иного философскогомира. Подобный «ландшафт» не несет в себе смысла географического илиискусствоведческого, – он «мета-физичен». Причем значение имеют обесоставляющие термина: с одной стороны, ландшафтный образ зримо проявляетустойчивые принципы организации коммуникативных стратегий; с другой, – онпредставляет собой место опыта, соразмерного телесной и мыслительнойпрактике: «Ландшафтный образ остается образом, демонстрирующим нам нестолько некое “чувство природы”, сколько воображаемый план места, где можетрасположиться архитектурный идеал той или иной философской системы» 121.Автор приводит такие примеры «архитектонических идеалов», «философскихреквизитов» как бочка Диогена, вулкан Эмпедокла, шпиль, венчающий собор,Канта.
Рассуждая о «метафизике ландшафта» В. А. Подороги, О. Тимофееваобращает отдельное внимание на существ, обитающих в философских мирах,«имманентных» своим местам обитания: речь идет о марионетках Киркегора,«Дионисе со всеми его масками, Заратустре со всеми его животными» Ницше,земледельце Хайдеггера, тело которого подчинено земле.О. Тимофеева, вслед за Подорогой оперируя «ландшафтными образами»,представляет следующим образом его собственного философского персонажа: это«некий анархист-эколог, проникающий, подобно старому разведчику, натерриторию, где обитает какое-нибудь диковинное животное, и осторожноосваивающийся на ней». Исследовательница пишет: «Подорога не толькопровозглашает автономию этой заповедной территории, но и защищает ее.
Он водиночку ведет за нее и ее обитателя тихую и яростную партизанскую войну –120121Там же. С. 23.Там же. С. 27-28.70войну против армии колонизаторов “от науки” или против идущего по следамохотника – например Ж. Деррида, который, сознательно покушаясь на автономиюданной территории, нарушает ее экологическое равновесие» 122.Соглашаясь с этим рассуждением Тимофеевой, можно дополнить, чтоописание Ж. Деррида феномена гостеприимства, когда «гость» становится«хозяином» и учреждает «закон», прочитывается как аллегория техникидеконструкции.
Подобно Сократу, выступающему в роли «чужеземца», Деррида,осуществляя аналитику текста, отрекается от языка оригинала, занимает позицию,внешнюю по отношению к топосу мысли автора. При этом позиция, с которойосуществляется чтение – всегда чужая и ему самому: философ лишь симулируетобитателя того или иного философского мира, не имея ни собственного тела, ни«места родины»; его стихия – форсированное движение оторванных от корнейзнаков.
Подобно мимету, он меняет одну маску за другой. «Тотальная кабинетнаяпыль, помноженная на бумажную власть деконструкции, – маска, снимающаямаску маски и на пути бесконечно вьющихся субститутов и подмен,проблематизирует саму возможность автора и сокрывает последние знаки егоприсутствия» 123, – пишет об этом В. В. Савчук. Так, например, обращаясь кнаследию Маркса, Деррида как четки перебирает позиции, из которыхпроизводится аналитический дискурс, определяя и переопределяя их в диалоге сШекспиром, Валери, Альтюссером124. В лучшем случае деконструктивистскоевзаимодействие с «другим-чужим», опыт которого актуализирован и у-плотнен втексте, есть, со слов самого философа, «нанесение раны, которая превращается вговорящие уста» 125, тогда как в случае предельном совершается «отцеубийство»,– «приход в гости» оборачивается экспансией.Тимофеева О.
Заповедная философия // Синий диван. Журнал / под ред. Е.Петровской. [Вып. 9]. М., 2006. С. 249-250.123Савчук В. Конверсия искусства. СПб.: Петрополис, 2001. С. 129.124Деррида Ж. Призраки Маркса. Государство долга, работа скорби и новыйинтернационал / пер. с фр. Б. Скуратова; под общ.
ред. Д. Новикова. М.: Logos-altera, Eccehomo, 2006. 256 с.125Рана истины или противоборство языков. Интервью с Жаком Деррида ЭвелинГроссман // Отечественные записки: Журнал для медленного чтения. 2004, № 5 (19) // URL:http://www.strana-oz.ru/2004/5/rana-istiny-ili-protivoborstvo-yazykov (дата обращения: 10.10.2012).12271Несомненно и то, что «экологический» пафос присущ В.
А. Подороге. (Сбольшой буквы) Правило, на которое ориентирован философ, состоит в неповреждении (пере-) открытых им чужих миров. Вполне очевидно, что подобнаяустановка способствует уменьшению груза идеологического багажа, – техсхематик, в которые упаковывается опыт встречи с «другим-чужим» какобъектом.Значимымздесь,однако,представляетсязадатьсявопросом,сформулированным А. Магуном следующим образом: «... не преувеличена ливозможность проникнуть средствами феноменологии в досимволические миры? Аза опасностью столкновения с дикими вещами и силами, возможно, стоитопасность столкновения с “хищными вещами”, вроде компьютерных вирусов,производимых хитроумным человеком для самоуничтожения испокон веков?» 126.Или, иначе говоря: не преувеличена ли В. А. Подорогой возможность сохраненияв процессе чтения, интерпретации, какой бы искусной она не была, опыта, слова«другого-чужого» в нетронутом, девственно-чистом виде? Действительно, будтовоплощенная, принятая философом позиция «хозяина» из деконструктивистскогосценария гостеприимства, который ждет «гостя» как «освободителя» – позицияобъекта – приводит к утрате границ самости, установление которых возможнолишь с субъектной позиционности, и как результат – к смешению «своего» и«чужого», утрате их жесткого и внятного различения.