Диссертация (1145201), страница 18

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 18)

Это означает, что он не укладываетсяв принципы науки и, более того, сам определяет их целесообразность, функциональность, т.е. может не только помогать, но и мешать науке, дезориентировать ее объективные усилия. В отличие от робких подходов научного познания, на рефлексию человечности по-разному, но одинаково смело, претендуют религиозное и художественное познание. Беда лишь в том, что полученные в них идеальные выражения не имеют сопоставимого и соизмеримого результата и, видимо, никогда не смогут его заиметь.

Они воспроизводят столь различные очертания человечности, что сами не в состоянии соиз-87мерить, сопоставить и разделить между собой сферу компетентности в общем деле.Таким образом, вспоминая знаменитую басню Крылова, можно было быстоль же лаконично заключить, что «воз и ныне там»: научно-философскоепознание тонет в дисциплинарной детализации знаний о человеке; художественно-философское познание парит в метафизических облаках и смотритна человека с такой высоты своего полета, где человека разглядеть почти невозможно; а религиозно-философское познание пятится назад – к первородному общечеловеческому греху, с которого всё начинается и от которого зависит понимание сути человеческой жизни «как искупления греха».Человек способен очеловечивать бесчеловечную природу, но точно такжеон может, а порою и должен сливаться с внешним миром, растворяться в неми, тем самым, обесчеловечивать или вовсе расчеловечивать свое человеческое бытие.

Иным путем человеку не преодолеть раскол между собой ивнешним миром; «человек вынужден отчуждаться, чтобы затем преодолетьэтот раскол в деятельности разума»48.Анализируя эту ситуацию Э. Фромм пишет: «Только в том случае, если ямогу отличить внешний мир от самого себя, если внешний мир становитсяобъектом, я могу охватить его мыслью и, превратив его в собственный мир,вновь слиться с ним»49. В связи с этим Э. Фромм приходит к необходимостивыделения двух основных альтернатив: одна связана с попытками человекавновь обрести гармонию с природой путем регресса к дочеловеческим способам существования, за счет элиминирования специфически человеческих качеств - разума и способности любить; другая ставит целью полное развитиечеловеческих возможностей и установление новой гармонии с ближними и сприродой.

По сути, это два сосуществующих направления - регресс и прогресс. Здесь каждое мгновение человеческого существования сжимается в48Фромм Э. Из плена иллюзий. Как я столкнулся с Марксом и Фрейдом // Душа человека: Пер. с нем. –М.: Республика, 1992. – С.321.49Там же. – С.320-321.88тисках между жизнью и смертью, между радостью и страданием, между свободой и необходимостью. Это означает, что человек в каждое мгновениежизни, «в каждый отдельный момент должен искуплять в самом себе своючеловечность»50. Но и на этой необходимости не оставляет человека в покоеобъективная закономерность бытия. Поэтому человек каждым мгновениемжизни практически реализует меру своей человечности не только в отношении себя и других людей, но и в отношении всего вселенского естества, соизмеряемого с миром культуры, со «второй природой».

За пределами миракультуры человечность теряет свой онтологический смысл и статус, ибо «человеческие особенности не соизмеримы с устройством космоса. Они “человечны”, т.е. они “мечтают” уже о резерве космического целого»51. Горизонтчеловеческого бытия и связанной с ним человечности раздвигается вместе спродвижением в бесконечное нечеловеческое бытие. Сплошная тьма всепоглощающих «черных дыр» вселенной, преодолевается просветляющим разумом человечности.

В этой связи ясно, что человечность может существоватьне иначе как в форме постоянной борьбы человека за человеческое в себе и вмире. В ходе этой борьбы столь же непрестанно преодолеваются две противоположные крайности - обесчеловечивание того, что не может быть доступным человеческому и расчеловечивание того, что становится «слишком человеческим».Объективные отношения человека к обществу и человека к человеку, атакже связанные с этими отношениями законы общества порою принуждаютотдельного человека или все общество быть бесчеловечным. В такой внутренней схватке не каждый человек способен противостоять объективирующемуся в нем принуждению; не каждый жертвует собой во имя устойчивостисвоего человеческого облика, но и в такой неустойчивости может быть выражено специфическое измерение генезиса личной человечности.

Поэтому5051Ницше Ф. О пользе и вреде истории для жизни // Несвоевременные размышления / Соч. в 2 т. – М., 1990.Мамардашвили М., Пятигорский А. Сознание и символ // Эстетические исследования: методы и критерии./ Отв.ред. К.М.Долгов, – М., 1996. – С. 148.89можно ставить и решать проблему совмещения таких далеких друг от другаформ человечности как, к примеру, нравственно-пацифической и военнополитической, государственной и гражданской, формально-правовой и нравственно-этической, которые прямо противоположны друг другу и имеютсвое, порою, несоизмеримое локально-историческое, семантическое, аксиологическое и др.

оправдание в разных социальных пластах и в разных социально-проективных отношениях современного цивилизованного общества.Но, только ли объективные отношения и законы принуждают людей бытьбесчеловечными? Выделяя свой облик из этих отношений, человек обретаетлишь возможность для истинной человечности. Именно в этом смысле объективные отношения людей чаще выступают не как цель, а как средство дляразвития человечности. Абсурдность и бесчеловечность возникает не толькоиз объективной общественной необходимости, но и из объективированногообщественного сознания. Так, например, война, какой бы формой каннибализма она ни была, - экономической, политической, психологической, идеологической и т.д., - всегда выступает в виде насильственного разлома и «поедания» одним государством другого.

Военная техника при этом становитсяне просто страшной, а ужасающей силой милитаристского каннибализма.Здесь каннибализм выходит за рамки своего натуралистического бытия и получает статус «культивируемого» в милитаризме способа отношений.Если внешний драматизм человечности только начинает заявлять о себепроблемами современной кибернетизации и технизации человеческого бытия, то внутренний драматизм человечности уже давно является бушующимпламенем истории. Внутренний драматизм человечности проистекает из тогообстоятельства, что один (будь это человек или народ) может полностьюуничтожить другого, но никогда не сможет так же полностью спасти и сохранить уникальность и специфику другого, сделав за него свой выбор, открывая ему свой образ жизни, свои цели и идеалы, свои возможности и способности.

Уничтожение «другого» и сохранение «другого» всегда находятсяв асимметричном соотношении. Сохранение может быть совместным делом90как сохраняющего, так и самого сохраняемого, а уничтожение – лишь делоуничтожающего или уничтожаемого. Конфликт, война, кризис - это, своегорода, негативное искание иной человечности, - искание не через добро,дружбу и радость, а через страдание, вражду и злодеяние, которое разделяетлюдей на две стороны - агрессивную и жертвенную.С точки зрения жертвы, война становится суровой необходимостью борьбы за свое выживание, а с точки зрения агрессора война используется в качестве особого механизма, обеспечивающего более рациональный (хотя и невсегда нравственный) способ дальнейшего существования.

В случае победыагрессор существует после войны на основе и с учетом тех достижений, которые столь кропотливо создавала для себя его проигравшая жертва. Поэтому агрессор, даже выбор своей будущей жертвы осуществляет порою с предвкушением и в зависимости от тех возможностей и достижений, которые перед ним открываются в случае победы. Победителя не судят - победитель самстановится не только объектом, но и субъектом правосудия.В отличие от войны как особой исторически прорегламентированнойформы социального каннибализма, террор проявляется как ничем нерегламентированная попытка агрессивной стороны насилия «проглотить»свою жертву.

Специфика террора состоит в том, что жертва здесь, какправило, несоизмеримо больше и значительнее, чемагрессор. Поэтомуагрессивная сторона террора всегда стоит перед задачей всеобъемлющегорасчленения своей жертвы, в том числе и физического, и психологического.Объективированное общественное сознание, если оно формируетсянасильственным внедрением агрессивной идеологии в психическое бытиемассового сознания, выглядит пугающей тенью и лишь подчеркивает обратную величину бесконечно удаленного от себя величия и самоценности феномена человечности. Насильственная реализация даже позитивно выглядящего потенциала человеческих возможностей в сфере чистой субъективности, лишенной объективного начала, выворачивает эту бесчеловечность91наизнанку и обнажает ее обратную, не менее абсурдную сторону, например,в виде социальной утопии и попыток ее практического осуществления.Идеальное общество, которое бы только поощряло своих членов, ни в чёмне сдерживая их разумную жизнь, всегда существует идеально и во временипредставляется реальным только на порядок дальше того, что есть сейчас.Человек может конструировать модель идеального общества, только пребывая в реальном состоянии солидарности с другими людьми.

Поэтому солидаризм в рамках традиционализма выглядит формой утопизма, а во взглядахперспективизма он выглядит как теоретическое основание историческоготворчества. Однако опыт традиционализма постоянно свидетельствует о том,что реальное общество существует в колоссальном иерархическом неравенстве его членов, где одни служат средством для других. Таким образом, общество существует не иначе как в виде подчинения большинства меньшинству. Поскольку солидарность людей не может охватывать и пронизывать всеобщество, то в результате этого общество всегда находится в конфликте с человечностью, а социально-общие нормы жизни – в конфликте с индивидуально-личными нормами, относящимися к отдельному человеку.

Характеристики

Список файлов диссертации