Диссертация (1145198), страница 64
Текст из файла (страница 64)
4:17; 1 Кор. 1:25), говорящему о разрывепорядка мира Божественным «безразличием». Бог творит из ничего,воскрешает мертвых и, с другой стороны, избирает «немудрое» (не-сущее),чтобы посрамить мудрое, – во всем этом «факт» бытия утрачивает значениедля понимания сущего в виду более значимого различия твари и Творца.Бытие, предоставленное самому себе, бессмысленно. Если мир обречен на«суету сует», то «быть или не быть – не вопрос», поскольку тщетауничтожает всякое различие между ними4. И лишь в дистанции,1Marion J.-L.
God without being, p. 84.Марион Ж.-Л. Метафизика и феноменология – на смену теологии, с. 134.3Там же, с. 140.4Marion J.-L. God without being, p. 127.2286разделяющей/связывающей мир с Богом, он может обрести свое достоинство.Поэтому Воплощение есть дар бытию, а не событие в пределах самого посебе Бытия. Лишенное своей основы – отеческого дара, Бытие становится«жидкими деньгами», которые «просачиваются сквозь пальцы», каквыделенное имущество в притче о блудном сыне1. Дар «нисколько неустановлен согласно Бытию/сущему, но Бытие/сущее дано согласно дару.Дар производит Бытие/сущее»2. В итоге тем, что позволяет мыслить Бога запределами онтологического различия, становится любовь, поскольку толькоона не страдает от немыслимости невозможного и не требует того, чтобы еедар был принят и возвращен.Таким образом, без-Бытийность Бога необходима для апофазисапоскольку лишь на ней основано трансцендирование, высвобождающее«дело Бытия» для имманентных ему интерпретаций, но для экзистенцииимеет смысл именно существование Бога, в котором, как она надеется,заключена ее истина.
Такое отрицание теологически составляет толькомоментэкзистирования,вкоторомконцентрированновыражаетсяпротиворечие экзистенции тому порядку бытия, в котором она себя находит.Марион задействует это отрицание и теологически и апофатически, ноименно в последнем отношении оно, как мы увидим, служит для увеличениядистанции между Богом и миром. Однако именно в этом отношенииВоплощение уничтожает дистанцию.
Оно является безумием в том числепотому, что прямо противоречит мудрости абсолютного дистанцированияТворца и творения, которое диктуется апофатической логикой.Дистанция – один из определяющих концептов в творчестве Мариона.Говоря о ней, он во многом следует за Левинасом, а также Г.У. фонБальтазаром,выделявшимположительныйсмыслдистанцирования,восходящий к ипостасному различию Отца и Сына и содержащий в себесмысл кенозиса, которым преодолевался отрицательный смысл дистанции12Ibid., p. 98.Ibid., p. 101.287как греховного разделения. Очевидно, что такая дистанция являетсятеологическим антиподом эманации. С апофатической точки зренияперенесение дистанции во внутритроичную жизнь является гностическимположением, утверждающим некий разрыв в Первоначале, как бызаставляющий его выйти из своей самодостаточности, которая вследствиеэтого оказывается ничтожной.
Мариона это нисколько не смущает и егомысль уверенно движется в русле негативной теологии. Он утверждает, что«дистанция разыгрывается в Троице, а также – иконически – в иерархии»1.Сын являет себя той стороной Божества, в которой оно бесконечно удаляетсяот себя, ничтожась вплоть до не-сущей материи, которую символизируетКрестная смерть, искупляющая все грехи творения именно потому, что в нейкоренится сама возможность греха, возникающего из стремления тварногобытия к дарованной ему самостоятельности.«Только Сын достаточно беден, чтобы быть Другим Отца. Стало быть,только Сын способен в инаковости, которую обеспечивает дистанция, всепринять от Бога. ...
та мера, благодаря которой человеческое и божественноемогут встретиться нераздельно и неразлучно, опирается на внутреннююдистанцию божественного,ибовоХристе божественнаядистанцияразыгрывается также и по-человечески. Дистанция потому становитсядистанцией между человеком и Богом, что она раскрывается как дистанциямежду Сыном и Отцом»2.Дистанция «симптоматически выявляет отказ Аб-солюта от владениясобой. ... То, что христианская традиция называет грехом, быть может, естьне что иное как это неуместное завладение божественным отказом отвладения собой»3.
Завладение Марион связывает с отказом человекавоспроизвести акт божественного дарения себя. «Дар не воспроизводится ине принимается как дар, если одаренный не становится – всецело и во плоти,1Марион Ж.-Л. Идол и дистанция, с. 209.Там же, с. 132-133.3Там же, с. 186.2288ипостасно, – даром»1. Таким образом, дару как деконструктивной«невозможности» Марион противопоставляет замкнутый на себя процесс,который уже не конституируется дарящим, даримым и одаряемым ни поотдельности,нивместе2.Творение,призванноекспасениючерез«прохождение» дистанции в согласии с парадигмой Божественного кенозиса,реализует предел, в котором Божество возвращается к себе, если не сказать –абсолютно одаривает себя.В итоге дистанция, взятая теологически, служит «варварскому»разрушению всего того, чего достигла мысль о Едином в ее противостояниигностическим учениям, как и современная апофатическая мысль об Ином.Очевидно, что «спасение» дистанции в таком случае должно было бысостоять в обосновании разрыва между теологией и апофазисом, но Марионостаетсянафилософскомпути,вдохновляясьвозможностямифеноменологии.
В результате ему, по нашему мнению, удалось сделатьдистанцию может быть более (если не просто по-другому) апофатичной, ноничуть не более теологичной. Марион видит дистанцию как чрезмерную длямысли и одновременно как абсолютно бедную, поскольку в ней самой посебе нечего мыслить. Напоминая плотиновскую материю, она разделяет Богаи творение, но ничем не наполняет это разделение, превращая абсолютныйразрыв в абсолютную близость по тому же принципу, по которому у НиколаяКузанского совпадали абсолютный максимум и минимум.Наиболееобщимконтекстомэтогоапофатическогосмещениядистанции являются поиски реалистичной онтологии.
Если протестантскоебогословие находило этот реализм в погружении Бога в «глубину бытия», тоу Мариона дистанция нацелена на то, чтобы возвысить отношение надсущностью. Дистанция определяет человека как термин абсолютногоотношения (здесь очевидны коннотации с разнесением и выжиданием, тонкоподмеченные Р. Хорнером: «так же, как Деррида утверждал бы, что differance12Там же, с. 201.См.: О Даре: Дискуссия между Жаком Деррида и Жан-Люком Марионом, с. 153 сл.289не есть Бог, Марион утверждает, что дистанция не есть differance»1), котороенеимеетнасвоемодном«конце»сверхсущностьиявляетсяконституирующим для относительности как таковой. Служа инструментомабсолютной релятивности, достигающей своей завершенности в апофазеИного, она пропускает момент, когда ей пришлось расстаться с богословием(тогда как Марион искал способ исправить философию богословием). Безбытийность, посредством которой Марион утверждает дистанцию в«четвертом измерении», нейтрализует онтологическое различие так же, как итеологию дистанцирования, оставаясь лишь апофатическим жестом.
Этоопять же хорошо заметно в его дискурсе об иконе, поскольку апофатическипреломленная в нем апостольская мысль (1 Кор. 13:12) делает уже неслишком важным то, что икона стала возможной после Воплощения.Мы уже неоднократно отмечали, что апофазис стремится занять местоверы. Но само по себе знание – не сила, а лишь инструмент, поэтомуправильнее было бы сказать, что вера стремится посредством апофазисааннулировать себя, то есть стать уверенностью. «Насыщенный феномен», окотором теперь пойдет речь, более всего годится на роль такого инструмента.С одной стороны, «насыщенное явление» реализует определеннуюапофатическую стратегию, которая, как говорит Марион, состоит вдоведении разума в его феноменологической установке до предела2. По мередвижения к этому пределу значимость веры ослабевает, но, взятое в своемчистом виде, это же движение ведет к отрицанию уверенности в любомтеологическом предмете.
В результате «слабая теология» становитсязащитницейверы,афеноменологизированноехристианство–еепротивником. «В то время как Марион заявляет, что вера состоит в доверии ктому, что уже видится, Капуто утверждает, что вера состоит в полаганиитого, что не доступно для видения»3.1Horner R. Jean-Luc Marion: A Theo-logical Introduction. Burlington: Ashgate, 2005. P. 59.Марион Ж.-Л. Метафизика и феноменология – на смену теологии, с.
139.3Schrijvers J. Ontotheological Turnings? The decentering of the modern subject in recent Frenchphenomenology. Albany: State University of NY. Press, 2011. P. 83.2290Тем не менее, Марион считает, что вера и «насыщенный феномен»соответствуют друг другу, поскольку их общей сущностью является избыток.Избыточность имеет длинную историю, уже у истоков которой она достигласвоей апофатической вершины в преизобилии Единого. Марион конечно жене использует избыточность в этом ее предельном смысле, поскольку онпротиворечит догмату о творении мира.
Но именно на ней основаны инасыщенность, и дистанция (избыточная нищета) и дар, и упомянутое вышепревосходство возможного над действительным.Феноменологически«насыщенныйфеномен»базируетсянаопределенном изменении взгляда, когда за видимым открывается видимостьневидимого (его не следует путать с тем, что не дано в созерцании, нопринципиально доступно для него). Слово «взгляд» не является здесьметафоройинтенциональности,посколькуинтендированиеподчиненоструктурности, близкой к кантовскому априоризму, тогда как в случае«насыщенности»всознаниивозникаетто,чтонеможетбытьконцептуализировано, отчего сама интенция становится «квази-объектом»,как бы составляющим предметную «часть» «данного-сущего».