Диссертация (1145189), страница 49
Текст из файла (страница 49)
Иначе говоря, если мы говорим о чем-то как о средстве (например, средство для защитыот дождя), то подразумеваем, что мы сами определяем, насколько это средство служит для этойцели, насколько это средство нам необходимо, сами определяем, в какой момент мы хотимвоспользоваться этим средством, а в какой - нет. Если же мы говорим о чем-то как опосреднике (например, посредник при издании книги), то тем самым подразумеваем, что хотя иесть наши собственные цели в отношении книги, но есть также и что-то, что не находится внашей власти при обращении к посреднику (часть его условий при издании, собственные целипо получению выгоды). Вопрос в таком случае в том, насколько мы отличаем, имеем ли мыдело с чем-то как со средством или как с посредником.
Например, часто говорят, что наркотикивыполняют функцию средства для достижения области трансцендентного, в то время как тутмы, скорее, имеем дело не с наркотиком как средством, а как посредником: иллюзия того, чточеловексамопределяет,наскольконаркотикемунеобходим,составляетоднуиззакономерностей наркозависимости.Если обратить это различие средства и посредника на прямое и косвенное отношение, тоименно представление, что мы в том или ином отношении имеем дело со средством, в то времякак на деле это не средство, а посредник, и позволяет впадать в иллюзию прямого отношения кобъекту.
В самом деле, в том же примере, когда мы смотрим за окно, представление о прямомотношении возникает не в последнюю очередь потому, что мы полагаем, будто осознаем тесредства, которые участвуют в этом отношении, в то время как помимо средств в нашем169отношении также участвуют и посредники, а также многое из того, что мы полагаем средствомна деле является посредником: расхожее утверждение, что это не мы, а глаза посредством нассмотрят за окно, является прямым указанием на косвенное отношение в виде глаз какпосредника.Все это вынуждало бы нас говорить о том, что нет никакого прямого отношения, а что мыимеем дело с тем ли иным косвенным отношением к объекту. Однако и это утверждение, всвою очередь, может быть ложным потому, что различие прямого и косвенного не учитываетрежима, с точки зрения которого с прямым или косвенным отношением мы имеем дело значения не имеет.
Это отношение можно представить (хотя это и затруднительно) посредствомтого же примера со взглядом за окно. Прямое отношение к окну подразумевает, что мы самисмотрим за окно; косвенное отношение подразумевает, что мы участвуем в опосредовании,которое позволяет что-то увидеть за окном. Но возможно и такое отношение, при котором самиразличия собственного и несобственного, прямого и косвенного, средства и посредникастираются: в моем взгляде за окно нет привязки к тому, что является источником этого взгляда- я сам или же какое-либо опосредование, но есть странный переход от одного к другому: япредставляю, что имею дело с собственным взглядом, но в то же время представляю, чтособственный взгляд дан через опосредование, но и на этом не останавливаюсь, а нахожу в этойигре прямого и косвенного свою собственную особенность взгляда, но и на этом неостанавливаюсь, а представляю это собственное как сотканное из нитей несобственного и т.д.Это отношение, по аналогии с прямой, косвенной и несобственно-прямой речью, можно назватьнесобственно-прямым44.Более удачно примеры несобственно-прямого отношения легко показать на примере такойформы представления, как искусство.
Так, именно игра между собственным и несобственнымсоставляет суть несобственно-прямой речи в литературе. В хрестоматийном примере из«Преступления и наказания» («Но вот его комната. Ничего и никого; никто не заглядывал.Даже Настасья не притрогивалась. Но, господи! Как мог он оставить давеча все эти вещи в этой44 Понятие несобственно-прямой речи уже давно является предметом исследования в филологии (обзор различных концепцийнесобственно-прямой речи дан еще в работе В.Н.Волошинова / М.М.
Бахтина «Марксизм и философия языка» [8, 468-486]; см.также подробное исследование И.В. Труфановой [108]). На значение же значение несобственно-прямого за пределами языкауказали такие разные мыслители, как М.М. Бахтин, Ж. Делез (вводя понятие «несобственно-прямого образа» для анализаобраза-перцепции в кино [41, 124-130]) и П.П. Пазолини (вводя понятие «несобственно-прямой субъективности» какотличительной черте поэтического [86]). При этом Бахтин, признавая важность феномена несобственно-прямой речи для языка,связывал, тем не менее, развитие несобственно-прямой речи с социальной тенденцией - «глубокой субъективизациейидеологического слова-высказывания», с утратой «утверждающего слова», с заменой прямого высказывания на различные егооколольные образования [8, 485-486].
Напротив, Пазолини трактует несобственно-прямое как способ снятия противоречиямежду искусством и жизнью, как «предлог, оно нужно для того, чтобы говорить косвенно, с помощью какого-либонарративного алиби, - от первого лица, а, следовательно, тип речи, который используется для внутренних монологов такогорода «маскирующих» персонажей, - это речь от «первого лица» человека, видящего мир в основном в иррациональном свете идля самовыражения вынужденного прибегать к самым кричащим выразительным средствам «языка поэзии»» [86, 65]. ДляДелеза же несобственно-прямой образ позволяет снять оппозицию между субъективным и объективным образом и обнаружитьмоменты ускользания в строении самого образа.
Важно то, что всех этих вариантах несобственно-прямое трактуется какпродуктивное (хотя Бахтин эту продуктивность понимает негативно, Делез и Пазолини - позитивно).170дыре?») видно, что здесь не только косвенная речь передается одновременно и как прямая, но исамо высказывание «Но, господи! Как мог он оставить давеча все эти вещи в этой дыре?» какбы снимает отличие между теми, кто эту фразу говорит (герой или рассказчик): это голос героя,который в то же время дан как голос рассказчика, но в то же время это голос рассказчика,который дан как голос автора.
Эта фраза представляет собою перебрасывание от одногосубъекта к другому - так, что определенность субъекта высказывания утрачивается, он непредставляет собою что-то определенное, он являет собою ускользание от определенности того,кто говорит.Не менее выразительно несобственно-прямое отношение можно усмотреть в кинематографе.В одной из сцен фильма Антониони «Хроники одной любви» камера вполне традиционноследуетзадвижениемгероини:кудаследуетдевушка,тудажеследуетикамера,«субъективное» видение девушки совпадает с «объективным» видением камеры.
Но в какой-томомент камера задерживается на расстоянии от героини, которая смотрит за окно. Выждавнесколько мгновений, камера словно обретает свою независимость, сама подходит к окну,наблюдает за происходящим на улице, затем отходит на прежнее место, девушка же при этомвсе также неподвижно смотрит за окно. В этих нескольких секундах автономности камерысмешиваются субъективное видение девушки и объективный взгляд камеры - так, что камерастановитсяфункциейсубъектиноговзглядагероини,авзглядгероинистановитсясамостоятельным благодаря взгляду камеры.
Мы имеем дело с несобственно-прямым видением:взгляд за окно словно перебрасывается от одного субъекта к другому, этот взгляд являетсясобою ускользание от того, кто смотрит.То, что как прямое, так и косвенное отношение представляют собою удержание, видно как изприведенных выше примеров, так и из того, что в этих отношениях нам дано удержание самогоотношения: для прямого отношения важно удерживать границу между прямым и косвенным,для косвенного же отношения важно удерживать само опосредование (будь то как средство иликак посредник), посредством которого строится отношение.Напротив, для несобственно-прямого отношения ни удержание границы между прямым икосвенным, ни тем более удержание опосредования не существенно.
В нем важно ровнообратное: само состояние, в котором нет различия между прямым и косвенным, переход отодного к другому без какой бы то ни было определенности. Это и есть ускользание: в примерахиз «Преступления и наказания» и «Хроники одной любви» важно именно то, как ускользаетсубъект высказывания или видения, как он утрачивает свое единство, как точка высказыванияили точка взгляда ускользает от того, чтобы быть субъективной или объективной.Различие прямого и косвенного - с одной стороны, и несобственно-прямого - с другой даютпредставление о множественности, которая действует как ускользание, хотя, как и в первом171случае, было бы ошибкой полагать, что множественность (и ускользание как функциямножественности) и есть несобственно-прямое.Следует отметить, что есть нечто общее в названных представлениях: в обоих случаях речьидет об отношении (при этом предложный и творительный режимы в большей степеникасаются отношения к объекту, а прямой, косвенный и несобственно-прямой режимы -отношения к объекту), оба случая восходят к лингвистике.
Чтобы была возможность говорить осерии представлений о множественности, третье из них не должно иметь отношение клингвистике и не должно быть связано с отношением.с) Начальное и безначальноеДля представления о режиме множественности возможно также иметь в виду и различиережимов начального и безначального. Первое подразумевает, что все то, что дано, находится втом или ином отношении к началу, второе же подразумевает отношение к безначальному.Первый режим вполне согласуется со здравым смыслом: то, что дано, существует потому,что есть его начало; если есть нечто, то есть и начало этого нечто.Вместе с тем режим начального подразумевает не только то, что имеется нечто начальное, нои то, что начальное не может не быть каким-либо единством. Ибо чтобы сложилосьпредставление о начале и чтобы сложился режим начального, необходимы как минимум дваусловия: во-первых, чтобы имело место какое-либо единство, данное как начало, во-вторых,чтобы начало имело место в каждом из моментов подначального.
Режим начальногоподразумевает, что только некое единство может выступать началом; в пределах этого режимапредставляется недопустимым, чтобы нечто, будучи началом, не было бы при этом единством.Так, в пределах этого режима только в том случае мы говорим о том, что какое-либо действиепослужило началом для последствий из этого действия, если само это действие, сколько бынеоднородным или многообразным оно ни было, предстало как единство: нечто неединное неможет быть началом, нечто неединое не может иметь производительный характер. Кроме того,о начале какого-либо действия мы говорим и в том случае, если в том, что являетсяподначальным этому действию (его последствием) каким-либо образом дает о себе знать самоначальное.Однако при всей очевидности режима начального возможен и другой режим, в которомимеется нечто безначальное.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
