Диссертация (1145171), страница 50
Текст из файла (страница 50)
На наш взгляд, в проанализированныхрассужденияхЦицеронаможнопроследитьпрообразбудущихлингвистических представлений о дискурсе как коммуникационномсобытии между адресантом и адресатом в определенном контексте (Т.Ван Дейк1).Понятие «речи» в «узком» смысле, в свою очередь, в пониманииЦицерона редуцируется до искусства публичных выступлений, и по сути,синонимизируется с концептом «красноречие» (eloquentia). В данномслучаедискурсивныепрактикифилософовиоратороврезкопротивопоставляются.
«Речь» философов, по утверждению Цицерона,«боитсясолнца»(тоестьориентировананаинтеллектуальнуюдискуссию в кругу единомышленников), наполнена специфическойлексикой («она чужда мыслей и слов, доступных народу» (Cic. Orator,64)), характеризуется низким уровнем рефлексии и эмоциональнойэкспрессии: «в ней нет ни гнева, ни ненависти, ни ужаса, нисострадания, ни хитрости, она чиста и застенчива, словно невиннаядева» (Ibid.).
Именно по этой причине, по мнению римского мыслителя,для характеристики дискурсивных практик философов более приемлемтермин «беседа», нежели «речь».Было бы неверным, однако, утверждать, что содержательныеотличия «публичной речи» оратора («речь» как «красноречие») отвышеупомянутой«беседы»философов-диалектиковлежатисключительно в области отдельных стилистических и лексическиххарактеристик.случаеимеютНа наш взгляд, гораздо большее значение в данномвыдвигаемыеЦицерономсоциальныефункциипубличного выступления – тем более, что внимание римскогомыслителя к данной тематике чрезвычайно высоко: в трактатах De1См.
Van Dijk T. Ideology: A Multidisciplinary Approach. London: Sage, 1998. PР. 191-312.267Oratore и Orator автор вновь и вновь обращает внимание на значениекрасноречия для формирования общественного мнения. Указанноеобстоятельство позволяет нам рассмотреть данный сюжет в большихподробностях.Регулятивная функция публичной речи. «Покоряющаядуши, миром правящая речь» - эта, несколько пафосная цитата изтрагедии драматурга Пакувия «Гермиона», приведенная Цицероном вовторой книге трактата «Об Ораторе» (Cic. De Orat., , 2, 187) отнюдь небыла для римского мыслителя лишь громким пустым призывом – в 55 г.до н.э., когда писалось это сочинение, римская республика ещесохраняла видимые остатки жизнеспособности, а Цицерон – еще лелеялнадеждунато,восстановлениючтоегопризывыпорушенногок«согласиюполитическимисословий»инеурядицамигражданского мира не останутся неуслышанными. Вероятно, именнопоэтому трактат De Oratore проникнут искренней верой мыслителя вовсемогуществоживогослова–словаоратора,«повелителяобстоятельств и лиц» (Cic.
Orator, 123), покоряющего сердца и умы немечом, но красноречием.Основной социальной функцией публичной речи для Цицеронастановится, таким образом, функция регулятивная, а если быть болееточным - регулятивно-управленческая. Мысль о том, что оратор естьгосподин над мыслями и чувствами своей аудитории, а речь –инструмент воздействия на сознание больших масс людей, краснойнитью проходит через весь риторический цикл сочинений римскогомыслителя. «Пусть зовется оратором тот, кто умеет своей речьюубеждать» (Cic.
De Orat., 1, 260) – таково каноническое определениеоратора, предлагаемое Цицероном. Весьма симптоматично, что один изучастников трактата De Oratore не скрывая некоторой иронии называетречь «превосходным орудием управления» (Cic. De Orat., 1, 38). Обратимвнимание, что идея языка как «орудия» («инструмента») отнюдь не268нова для античной лингвофилософии – в данном случае следуетвспомнить рассуждения Сократа из диалога Платона «Кратил» («имяесть некое орудие»… (Plato.
Crat. 388)). Однако если Платон делаетакцент, в основном, на «знаковой» функции слова (имени) как орудия«поученияиразборасущности»(Ibid.),тоЦицеронэтимнеудовлетворяется, рассматривая уже не отдельные слова, но речь каклингвистическоемакроявлениевкачествесвоеобразногоутилитарного инструмента господства.Если попытаться проиллюстрировать данный тезис, опираясь намодель коммуникативных взаимодействий вида «адресант – адресат»,можно сделать вывод, что в рамках предложенной Цицерономконцепции первый субъект коммуникативного процесса (оратор)занимает доминирующую позицию по отношению к реципиенту(массовая аудитория). Оратор для Цицерона – своего рода «властительдум», посредством слова оказывающий воздействие, с одной стороны, намысли и чувства аудитории, с другой – на ее поведение.«Управление мыслями» слушателей по Цицерону предполагает, впервую очередь, привлечение их внимания, затем - воздействие насознание аудитории (рациональная, когнитивная категория), и, наконец-управление их эмоциональным состоянием (иррациональная,экспрессивная категория) (Cic.
De Orat., II, 128). В частности, в устаодного из участников диалога, оратора Красса, Цицерон вкладываеттакие слова: «я не знаю ничего прекраснее, чем умение силою словаприковывать к себе толпу слушателей, привлекать их расположение,направлять их волю куда хочешь и отвращать ее откуда хочешь» (Cic. DeOrat., I, 30). способен «всех волновать и всех услаждать» (Ibid. 130),«одним своим словом и взволновать и успокоить любые людскиестрасти» (Ibid., 202).
В конечном счете, «вся мощь и искусствокрасноречия в том и должны проявляться, чтобы или успокаивать, иливозбуждать души слушателей (Ibid., 17). Управление мыслью аудитории269посредством речи – своеобразная «идея фикс» Цицерона, которая, вразличных формулировках, бесконечно повторяется и воспроизводитсяна всем протяжении трактата. Ритор в представлении Цицерона – «жрецкрасноречия» (Cic. De Orat.,I, 202), который силою живого слова«глубоко врезается в души», «преображает чувства и мысли людей» (Cic.De Orat.,I, 222). Таким образом, заключает Цицерон, подлинныморатором может считаться лишь тот, кто «достиг такой силы, что можетпо своему произволу управлять мыслями слушателей» (Cic.
De Orat. II,69).ВременамиидеалистическийпафосЦицеронаприобретаетнесколько гротескные формы. Особенную претенциозность приобретаютрассуждения Цицерона в устах еще одного участника диалога (Антония),заявляющего, что все ораторское искусство есть не что иное, как набор«остроумных» правил «для руководства умами людей и для подчинениясебе их воли» (Cic. De Orat., II, 32). Может сложиться впечатление, чтоотношения доминирования всистеме взаимодействийаудитория»характер,носиттотальныйавласть«ритороратора-надвнимающими его речи людьми фактические абсолютна: «…перед кем желюди трепещут? На кого взирают потрясенные, когда он говорит? Кемвосторгаются? Кого считают чуть ли не богом среди людей? (sic! –Д.Ф.) Того, кто говорит стройно, развернуто, обстоятельно, блистаяяркими словами и яркими образами… — одним словом, красиво» (Cic.De Orat., III, 53).
В данном случае идеализация оратора и всемогуществаего слова со стороны Цицерона, обретая крайние черты, де фактоперерождается в телеологизацию: «мы взыскуем… истинного жрецакрасноречия — человека, который не только приобрел немалыеспособности, благодаря самой своей науке [риторике – Д.Ф.], но прямотаки кажется обладателем божественного дара, так что дажечеловеческие его качества представляются не исходящими от человека,но ниспосланными человеку свыше» (Cic. De Orat., I , 202).270Совершенно очевидно, что столь комплементарные характеристикине являлись лишь плодом досужих рассуждений Цицерона, а имели подсобой вполне реальные социокультурные и исторические основания –можно частично солидаризироваться с теми исследователями1, которыесоотносят концепцию «совершенного оратора» (perfectus orator) собразомидеальногоправителягосударства(rectorreipublicae),развиваемым Цицероном в ряде других сочинений.
Данный, достаточноподробно освещенный в литературе вопрос2, при всей его значимости ибезусловной дискуссионности, выходит, однако, далеко за рамкиисследуемойнамипредметнойсферысоциально-философскихвоззрений рассматриваемого автора.Таким образом, вышеприведенные высказывания Цицерона офактическом всемогуществе ораторского искусства не являются лишьнабором наивных гипербол и слабо подкрепленных аргументамиритуальных призывов, призванных лишь привлечь внимание читателя ксвоему трактату. Конечно, временами фантастические заверения МаркаТуллия в едва ли не божественном всемогуществе ораторского искусстване могут не вызвать ощущение, что мы имеем дело со своеобразнойсамоиронией. Подобные опасения, однако, быстро рассеиваются, стоитлишь более внимательно присмотреться к оценкам Цицерона в адресвторого субъекта коммуникативного процесса – аудитории, без которой,в конечном счете, нет и красноречия: «подобно тому как флейтист не1См.
напр: Дератани Н.Ф. К вопросу об исторической обусловленности образаоратора у Цицерона // Цицерон. 200 лет со времени смерти. Юбилейный сборникстатей. М., 1959. С.70.2Более подробно о цицероновской концепции rector rei publicae см. напр.: Утченко С.Л. Древний Рим. События, люди, идеи… С. 303-316; Reitzenstein R. Die Idee desPrinzipats bei Cicero und Augustus // Gött. Nachrichten. Phil. hist.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
