Диссертация (1145162), страница 61
Текст из файла (страница 61)
«Я счастлив тем, что вошёл в сознательнуюжизнь под знаком великого переворота Октябрьской эпохи, – утверждал мыслитель незадолго до своей внезапной кончины. – Он определил всё моё мироощущение, и я продолжаю сознавать эту жизненную ситуацию как "первичный феномен" моего существа» 189.187Из автобиографии идей: Беседы М. А. Лифшица // Контекст-1987: Литературнотеоретические исследования. – М., 1988. С. 275.188См. об этом: Мих.
Лифшиц. Почему я не модернист? – М., 2009. С. 40-364.189Лифшиц Мих. Вместо предисловия // Мих. Лифшиц. Собр. соч. в 3-х т. – Т. I. М., 1984. С. 4.271Уже более двадцати лет сознанию нашей общественности навязываетсяпредставление, будто развитие русской философской мысли было насильственнопрервано большевиками и до тех пор, пока труды мыслителей, высланных изстраны в 1922 году по инициативе Ленина, не были переизданы в России, философию на одной шестой части суши замещал сплошной марксистско-ленинскийдогматизм. Это, конечно, не менее искажённое представление, чем то, что при советской власти была уничтожена человечность, а взамен неё воцарились хамствои зло. Пропаганда, как обычно, преследует свои особые цели и ради их достижения искусно хитрит, смешивая правду с ложью.
Чтобы не пасть её жертвой, требуется понять, что такие представления превратны уже потому, что развитие человечности и философии никакая власть (ни советская, ни антисоветская, ни любая другая) прервать не может. Хотя по видимости явления доставляют нам примеры обратного, в действительности никто не в силах уничтожить где-либо человечность и одну из её высших, вместе с искусством и религией, форм – философское познание истины. Признание этого, разумеется, ни в коем случае не оправдывает всего, что творилось в советский период нашей истории вообще и в области философии в частности. Бесчеловечности и догматизма в годы советской власти, бесспорно, хватало с избытком, но, во-первых, они были до неё и есть сейчас,а, во-вторых, при советской власти были отнюдь не только они. Вот почему этиизвращающие правду пропагандистские штампы должны быть отвергнуты стольже решительно, сколь и превознесение сталинской пропагандой Павлика Морозова, донёсшего властям на своего отца и убитого за это отцовскими товарищами.Чтобы выяснить реальное положение дел, необходимо исследовать и по достоинству оценить то, что удалось достичь выдающимся мыслителям советской эпохикак благодаря, так и вопреки установкам советской власти, поскольку оба этифактора были тогда продуктивны.Нельзя отрицать, что в историческом развитии есть прерывность, но этововсе не означает, что в нём отсутствует непрерывность.
Подчёркивать одно ивычёркивать другое значит вольно или невольно искажать историю, греша по отношению к ней субъективностью и предвзятостью. Слишком рассудочно и сенти-272ментально поступают те, кто пытаются вытянуть из нашего сложного прошедшего какую-то нить, например, такую внешне привлекательную, как нить так называемой «белой России», России господ, наивно полагая и уверяя других, что в нейодной заключалась вся соль нашей жизни. Тоска по той России сегодня свидетельствует не только об уважении к достатку и образованности, но и о непреодолённом господско-рабском сознании, ибо в условиях русского абсолютизма высшее развитие духа было, как правило, уделом представителей господствующихсословий, преимущественно – дворян. Дети, рождённые в других сословиях, презрительно именовались тогда господами с холопскими душами «кухаркинымидетьми», или «чумазыми», и получали возможность высшего образования лишь висключительных случаях (как, например, М.
В. Ломоносов или Т. Г. Шевченко).Только советская власть распространила такую возможность на весь так называемый «чёрный народ», который был призван править Русью и с помощью специалистов, подготовленных до революции, так справлялся с этим призванием, чтонаша страна, несмотря на огромные человеческие потери, понесённые ею вследствие самых жестоких войн, репрессий и эмиграции, стала одной из двух великихдержав, а советская система образования была признана соперничающей стороною лучшей в мире. Это показывает, что революционное прерывание постепенности исторического процесса отнюдь не исключает действительного развития.Напротив, такое прерывание ровно настолько является необходимым моментомистории, насколько прокладывает дорогу в будущее – к новому, второму рождению прошлого в настоящем.
Настоящее возрождение прошлого состоит в свободном утверждении истинной формы его идейного содержания, отрицающей отрицание тех случайных исторических форм, в которых это вечное содержание когда-то выступало во времени, шаг за шагом являясь на свет. Не мир, но меч принёс, как известно, основоположник христианской религии, положивший началоновой эре развития человечества именно тем, что только новые мехи возвещённойим всеобщей свободы, недостижимой без познания истины, могли сохранить старое вино культуры, преумножив её достоинства и устранив недостатки, обусловленные рабовладением.
Не менее радикальный и близкий духу первоначального273христианства переворот начался в России в 1917 году. Это движение русскогонарода за коренное преобразование традиционного способа своей жизни, болеемассовое и последовательное, чем протестантская Реформация, питало своейэнергией советскую культуру как сознательную альтернативу деградирующейкультуре Запада, чей упадок, заметный уже в конце XIX века, в следующем столетии пощадил только технику и непосредственно связанные с нею отрасли науки искусств.Современную пропаганду питает стремление узких, но влиятельных кругов, заинтересованных в её успехе, отождествить в глазах общественности русскую революцию с европейским восстанием масс, о котором писал Хосе Ортегаи-Гассет.
Необходимо, однако, заметить, что хотя в этих исторических явленияхесть черты внешнего сходства, делающие утверждения об идентичности большевизма и фашизма правдоподобными и убедительными для части публики, по сутисвоей они различны. Автор "Восстания масс" тоже иногда путал их, но он делалэто нечаянно, по инерции, вызванной его философским мировоззрением, принципкоторого восходил к кантовскому дуализму материи и формы, опыта и разума,природы и духа, отчего противоположность «массы» и «избранных» казалась Ортеге изначальной и непреодолимой.
Однако, завершая своё исследование, Ортеганедвусмысленно констатировал, что славянский «коммунизм – это крайне странная нравственность, но это нравственность», тогда как европейский массовый человек отверг прежнюю нравственность «не ради новой, а ради того, чтобы, согласно своему жизненному укладу, не придерживаться никакой» 190. Поэтому,встретив его слова: «В конце концов, единственное, что действительно и по правуможно считать восстанием, – это восстание против себя, неприятие судьбы» 191,следует продолжить мысль Ортеги за её ограниченный европейский горизонт исказать, что русская революция есть не что иное, как восстание русского народапротив судьбы быть «массой», вынужденной подчиняться манипулирующей ею190Ортега-и-Гассет Х.
Восстание масс // Х. Ортега-и-Гассет. Избр. труды. – М., 2000. С. 161162.191Там же. С. 110-111.274«элите». В этом и состоит её принципиальное отличие от русского бунта, бессмысленного и беспощадного, по словам А. С. Пушкина, как раз оттого, что бунтещё не поднимает народ до исторической перспективы бесконечного развитиясвоего духа, открываемой действительной революцией. Интеллигенция, возникающая в ходе такой революции, уже не представляет собой слоя, обособленного отжизни народных масс, а является результатом их неудержимого порыва к самоуправлению и вершинам мировой культуры. Проницательный испанский мыслитель нисколько не ошибался, когда перед лицом фашистской угрозы писал: «Европе не на что надеяться, если судьба её не перейдёт в руки людей, мыслящих "навысоте своего времени", – людей, которые слышат подземный гул истории, видятреальную жизнь в её полный рост и отвергают саму возможность архаизма и одичания. Нам понадобится весь опыт истории, чтобы не кануть в прошлое, а выбраться из него» 192.
Ортега, безусловно, прав и в том, что единственным способом освоения опыта, выработанного человеческим духом во времени мировой истории, может быть только настоящая философия. «Подлинная философия – единственное, что может спасти Европу», – категорически утверждает Ортега и в примечании поясняет, что для того, чтобы она воцарилась, «вовсе не требуется, чтобы философы правили, как предлагал Платон, и не требуется даже, чтобы правители философствовали, как более скромно предлагалось после него. Оба вариантаплачевны. Чтобы философия правила, достаточно одного – чтобы она существовала, иначе говоря, чтобы философы были философами.
Едва ли уж не столетиеони предаются политике, публицистике, просвещению, науке и чему угодно, кроме своего дела» 193. Эти положения позволяют понять, почему проблема отношения опыта и философии, или, другими словами, исторического и логического стала для мыслителей советской эпохи основной проблемой, а то, как каждый из них192Там же. С. 98.Там же.
С. 110. К последним словам, которые, как вся работа, написаны в 1929 году и потому явно указывают на Гегеля как последнего настоящего философа, выступившего к тому времени, нелишне добавить: то, что философы, чтобы быть философами, должны заниматьсяименно подлинной философией, вовсе не исключает их участия в других необходимых делах.193275решал эту проблему, определяло ценность его вклада в историю отечественнойфилософской мысли.История философской мысли продолжала у нас длиться благодаря тому,что для некоторого множества учёных, действовавших в области философии в советский период, существительным в словосочетании марксистко-ленинская философия, которое обозначало единственное философское учение, официальнопризнаваемое истинным на просторах нашей страны, была, в согласии с грамматикой, философия.
Среди них, разумеется, были не только учёные, искренне разделявшиеосновныеположениямарксистско-ленинскогоучения,какМ. А. Лифшиц и Э. В. Ильенков, но и критически относившиеся к любым его положениям, как Е. С. Линьков. Однако все, кто видел суть своего дела не в личномблагополучии, а в философии как таковой, при советской власти имели реальнуювозможность не быть ортодоксами и догматиками. Такие учёные могли стать истановились настоящими мыслителями, читали лекции и публиковали книги, чьёзначение, несмотря на условности, характерные для того времени, не ограничивается эпохой, когда они создавались. Это, конечно, ни в коем случае не гарантировало им спокойной жизни и успешной карьеры, однако именно их трудами действительно развивалась философская мысль в СССР.Импульсом к развитию философии в направлении, заданном всей классической философской традицией от Фалеса до Гегеля включительно, стала поставленная Лениным задача дальнейшей разработки логического метода, открытогоГегелем и не забытого на Западе, пожалуй, только Марксом и Энгельсом.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
