Диссертация (1145159), страница 84
Текст из файла (страница 84)
Именно в этойобнаженности своего присутствия единичное предстает предельной мерой каксебя самого, так и безмерного, перед ликом которого оно свидетельствует о себе ио Другом, трансцендентном не только всякому сущему, но и потаенности егобытия. Перекрывая вкрадчивую речь бытия, свидетельство об этом абсолютнозабытом и за-памятном направляет по следу Другого мысль Эммануэля Левинаса.Его тексты – вызов любым формам всеобщего, тотальности истины и бытия; вэтом смысле они отчасти созвучны предпринятой Хайдеггером деструкции поляметафизики, однако обжитому дому бытия Левинас противопоставляетбесконечность трансцендентного, немыслимого и невозможного для философабытия. Левинас предпочитает говорить не о речи бытия, а о следе, уводящем отпростой связи с означаемым к боковому пути «необратимого прошлого»:Никакая память не смогла бы пройти по следу этого прошлого.
Это незапамятное прошлое,быть может это и есть вечность, чья значимость не чужда прошлому. Вечность – саманеобратимость времени, источник и убежище прошлого 703.След размечает место разрыва в самом бытии, распадение его на прошлое ибудущее, и первичным опытом такого разрыва, по Левинасу, является неконечность человека и бытие к смерти, а парадоксальное отношение к Другому,которое «ставит меня под вопрос, освобождает, не перестает освобождать отсамого себя, открывая во мне, таким образом, все новые ресурсы. Я не думал, чтотак богат, но я уже не имею права что-либо сохранить» 704.
Взгляд Другогопробуждает в человеке неведомую ему самому меру безмерного, бесконечноеЖелание Другого, врывающееся как событие, превосходящее бытие, всегда забытое и непосредственно обращенное к человеку в его собственномсвидетельстве, в каждой речи от первого лица:703704Левинас Эммануэль. Избранное. Тотальность и Бесконечное. М.; СПб: Университетская книга, 2000. С. 318.Там же. С. 314.383Его присутствие заключается в том, чтобы идти к нам, входить.
Это можно высказать так:феномен, каким является появление Другого – это также лик, или, иначе (чтобы подчеркнутьэто вхождение – в любой момент – в имманентность и историцизм феномена): богоявлениелика – это посещение… Его появление состоит в освобождении от формы, вместе с темвыявляющей его… Именно это выражается словами: говорящее лицо. Проявление лица –первая речь. Говорить – это прежде всего способ выйти из-за своей внешности, своей формы,выход из выхода705.В этом понимании лика важно то, что он является не образом, а речью, и невнешней речью, обращенной к человеку, а свидетельством первого лица,проговаривающим отсутствие и вместе с тем неутолимое Желание Другого.
Вотпочему «вхождение лика не является раскрытием мира», в мире лик абстрактен инаг, лишен собственного образа, но эта нагота лика и делает возможным наготу всебе706, наготу первого лица; ею снимаются все покровы вплоть до гологосвидетельства присутствия как разрыва и неполноты бытия, превращающих самобытие в меру несоизмеримости – за-бытый и стирающий себя след Другого.След Другого проявляют себя на границе настоящего, по ту и по эту сторонуего, подобно мерцающему знаку в гегелевском понимании. Знак не обозначает ниобъект, ни действие, но исключительно саму границу исчезновения и появлениякак это происходит в игре фрейдовского внука из «По ту сторону принципаудовольствия». Ребенок выбрасывает из своего манежа катушку ниток свозгласом «Fort!» и снова притягивает ее к себе с радостным «Da!», используяслова как команды, управляющие границей ухода и появления707.
Возвращаякатушку, ребенок присваивает себе пространство памяти по ту сторону своегонастоящего, при этом (в полном согласии с положением Канта) именно времяигры, последовательность явления и утраты, позволяет размечатьпространственные ориентиры, разбросанные в предшествующем времениотсутствии Другого.
Поскольку слова принадлежат Другому, они присваиваютсяТам же. С. 315.Там же.707Фрейд Зигмунд. «Я» и «Оно». Труды разных лет. Книга 1. Тбилиси, «Мерани», 1991. С. 146.705706384как потерянные и найденные внутри игры, как обретенная посредством знаковпамять, свидетельство забытого и вновь услышанного в слове чужого голоса.Свидетель говорит о том, что видел, однако свидетельство не может статькартиной происшедшего, покуда речь не станет условием взгляда, способомвидения. Витгенштейн в таком случае говорит о «форме жизни», определяющейязыковую игру и возможности понимания сказанного.
В «Философскихисследованиях» он подчеркивает, что, хотя картина пленяет наш взгляд, это некартина мира, которую описывает язык, она лишь порождается языком какиллюзия описания, скрывающая действительный способ существования языка708.Ребенок учится говорить, что ему больно вместо того, чтобы кричать, не потому,что «боль» означает «крик», а потому, что слово становится возможностью новогоповедения и нового отношения к боли 709. Так же точно слово «вспоминать» неозначает «вспоминания» в смысле скрытого внутреннего процесса, посколькуречь о прошлом и есть воспоминание710, и в этом смысле языковая игра действуетс прошлым, как и с настоящим, вместе с памятным проговаривая и забытое711.Душевное переживание не исключается высказыванием, но не является иреферентом, оно вовсе не отделено от речи и внешнего поведения, ибо однодается здесь через другое 712. Языковые игры не возвращают нас к простойноменклатуре действий и переживаний, включенной в ту или иную процедуруименования; наоборот, именование осуществляется в итоге сцепления различныхязыковых игр, никогда не повторяя в точности сказанное прежде: «НовоеВитгенштейн Л.
Философские работы / Пер. с нем. М. С. Козловой и Ю. А. Асеева. Ч. I. М.: Гнозис, 1994. С.128.709Там же. С. 171.710Там же. С. 185.711Такое понимание языковой практики предлагает Г.-Г. Гадамер: «Внутри слова – вот на самом деле способ,каким мы говорим. И если бы я в этот момент мог действительно блокировать поток моей потребности всообщении, подвергнув рефлексии произносимые мною сейчас вот слова и фиксируя их в своей рефлексии, то этополностью преградило бы поток речи. Настолько самозабвение принадлежит к существу языка».
Гадамер Г.-Г.Актуальность прекрасного. М.: Искусство, 1991. С. 36.708712«"Я заметил, что он был расстроен". Сообщает ли это о поведении или же о душевном состоянии? ("Небокажется предгрозовым" идет ли речь о настоящем или о будущем.) О том и о другом. Но не в ихрядоположенности, а об одном, данном через другое». Витгенштейн Л. Цит.
изд. С. 254.385(спонтанное, «специфическое») это всегда языковая игра»713. Откуда нам узнать,что мы испытываем «припоминание», или припоминаем то, что зовется«прошлым», если мы будем всего лишь следовать внешнему примеру, непримеряя его к собственной ситуации? С другой стороны, как нам назвать нечто«припоминанием», если не позаимствовав это слово из чужой языковой игры? Мыобучаемся подобным играм, пытаясь следовать чужому языковому поведению, ноэто обучение не является простым воспроизведением, поскольку каждыйусвоенный знак – это и след, и само отсутствие другого, и даже простоеповторение слова не только артикулирует его, но и проводит различие акта изнака, того, что говорится и что слышится по мере артикуляции. Обучаясь речи,ребенок усваивает это различие как возможность в следовании другомусвидетельствовать о самом себе, слышать в собственной речи признание себядругим, удерживать другого в бытии посредством отзвуков его речи и различать вних свое присутствие как присутствие в другом.Присущее речи различение сказанного и услышанного, акта и знака, позволяетнаходить в языке то, что он знает о нас и говорит о нас в отсутствие другого, какесли бы мы примеряли на себя не чужие слова, сказанные по иному случаю, аутраченную другим позицию, в которой слова впервые обретали свое значение изначили именно то, что вкладывал в них первый акт речи.
Вот почему речьнапрямую обращается к забытому, прошедшему и упущенному другим, дажекогда она сводится к пустому возражению, в котором мысль другого оспариваетсяего же словами, только что услышанными, забытыми и одновременноприсвоенными как выражение собственной позиции. Отношение акта и знакастоит сопоставить с предложенным Гилбертом Райлом различением «знания как»и «знания что»714, поскольку мы знаем, как артикулировать свою речь, аТам же. Эту мысль вслед за Витгенштейном развивает Борис Михайлович Гаспаров. См.: Гаспаров Б.
М. Язык,память, образ. Лингвистика языкового существования. М.: “Новое литературное обозрение”, 1996. С. 62.714Райл, Гилберт. Понятие сознания. М.: Идея-Пресс, Дом интеллектуальной книги, 1999. С. 36 и дальше. Эторазличие сопоставляют с принятым в психологии различением эксплицитной и имплицитной памяти, в частности вприменении к случаю Генри Морельсона: Кандель Э. В поисках памяти: Возникновение новой науки очеловеческой психике. М.: Астрель: CORPUS, 2012. С. 198.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
