Диссертация (1145159), страница 79
Текст из файла (страница 79)
Здесь важно повторение, но не буквальноеДжемс Уильям. Психология. М.: «Педагогика», 1991. С. 52.Там же. С. 69. Мы видели, что уже Юм обращает внимание на то, как сохранение внешнего порядка и формыспособствует припоминанию и даже новому переживанию забытого впечатления (глава VII. Внутренняякаузальность). По-видимому, таким порядком как раз и является ритм; по крайней мере, в устных культурах, гдене существует представления об отдельном слове, запоминание полагается на устойчивые речевые формулы, вкоторых слова могут меняться, а сохраняется и воспроизводится именно ритм.
См.: Walter J. Ong. Orality andLiteracy. The Technologizing of the Word. Routledge: London and New York, 2002. Р. 34.659660362воспроизведение одного и того же, а непосредственное повторение одного вдругом. Возможно, так стоит понимать слова Гуссерля о парадоксе репродукции,в которой вторичная данность явления является первичной данностью самогоповторения. Можно сказать, что ритм и есть первичное повторение, и в немважнее всего промежуток, разделяющий такты повторения, интервал,искривляющий опыт, чтобы явить в настоящем знак будущего воспроизведения.Ритм превращает настоящее в представление прошлого, более того, делаетпрошлое подлинным субъектом восприятия, способным видеть продолжение себяв подвижном рисунке повторений.Такое представление существенно отличает воспоминание от всплывающейкартинки прошлого, которую мы нередко выдаем за образцовую работу памяти.Замечательный парадокс подобного суждения о памяти предлагает Витгенштейнв заметках «О достоверности».
Допустим, я знаю, что в течение месяца каждыйдень принимал ванну. Вспоминаю ли я каждый день и каждое утро? Нет, простознаю, что это случалось каждый день, не выводя свое знание из каких-то простыхданных памяти661. В самом деле, вспоминая отдельные дни, мы можем и невспомнить каждый прием ванны, но, если всякий день отмечен подобнымсобытием, этот нехитрый ритм способен определить наше знание об истекшеммесяце. Иначе говоря, я знаю, что мылся каждый день, потому что не помню,чтобы хоть раз провел утро не в ванной; пусть не один из дней не представленздесь сам по себе, но каждый из них отбивает общий ритм припоминания.Возможно, нас ставит в тупик то, как множество событий неразличимособирается в образе прошлого, но решение здесь то же, что и в случае болееобщей апории дискретности и непрерывности сознания.
Джемс видит разрешениеэтой апории в том, что любой разрыв восполняется, и единство сознанияобразуется множеством ритмов, возникающих из подобных разрывов ивосполнений662; это значит, что и воспоминание в форме своей являет не толькоВитгенштейн Л. Философские работы. Пер. с нем. М. С. Козловой и Ю. А. Асеева.
Ч. I. М.: Гнозис, 1994. С.371.662«Разве оглушительный взрыв не разделяет на две части сознание, на которое он воздействует? Нет, ибосознавание грома сливается с сознаванием предшествующей тишины, которое продолжается: ведь, слыша шум от661363разрыв, но и восполнение, появление нового рисунка, нового ритма настоящего. Сэтим связаны и различия в восприятии времени: наполненное событиями оно,кажется, пролетает быстро, но затем вспоминается как продолжительное; и,наоборот, время без событий длится мучительно долго, но вспоминается каккраткий промежуток между более важными моментами663.
Едва ли мы вообщеспособны помнить чистое проживание времени, но, двигаясь от события ксобытию, мы удерживаем ритм, который различает очертание прошлого внастоящем и тем самым задает самый общих набросок всех возможныхвоспоминаний.В «Различии и повторении» Делез выделяет три типа повторения, то естьсобственно три типа ритмов, с помощью которых настоящее коммуницирует спрошлым и будущим. Первый нам хорошо знаком, поскольку в нем прошлоевоспроизводится в новом настоящем без осознания прошлого: так работаетдоведенная до автоматизма привычка у Бергсона 664. Повторение второго типаобратно первому и представляет собой отражение настоящего в прошлом; оноопределяется Делезом как повторение воспоминания665, хотя речь здесь можетидти лишь о чистом воспоминании в смысле «Материи и памяти», овоспоминании как чистой виртуальности.
Наконец, третий тип повторенияозначает рождение и смерть как событие будущего в настоящем 666. Триповторения Делеза – три способа соотнесения прошлого и настоящего, переходаили переноса одного в другое, в действительности всегда соседствующих всложном и изменчивом ритме вспоминания. Повторение привычки означаетперенос последовательности действия, преставление прошлого в формевзрыва, мы слышим не просто грохот, а грохот, внезапно нарушающий молчание и контрастирующий с ним».Джемс Уильям.
Психология. С. 65.663Там же. С. 184. На это обращал внимание еще Гегель, подчеркивая субъективный характер представлениявремени в отличии от времени внешнего созерцания: «в созерцании время становится для нас коротким, когда мысозерцаем многое, и, напротив, долгим, когда недостаток данного материала побуждает нас к рассмотрению нашейбессодержательной субъективности; наоборот, в представлении те промежутки времени, в которые мы былимногообразно заняты, кажутся нам долгими, тогда как те, напротив, когда мы были мало заняты, кажутся намкороткими». Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук.
Т. 3. Философия духа. М.: «Мысль», 1977. С. 283.664Делез Ж. Различие и повторение. С. 96.665Там же. С. 112666Там же. С. 119.364метонимии, что при вспоминании позволяет разгадывать следы прошлого,ориентироваться в пространстве, заключать от видимых фрагментов кневидимому целому. Карло Гинзбург определяет подобный тип памяти имышления как «уликовую парадигму», связывая с ней помимо прочего искусстварассказа, а значит и происхождение самой истории667.Метонимическим можно назвать отношение действия и предмета, причины иследствия, однако путь от привычки к воспоминанию предполагает не толькососедство и последовательность элементов, но и уподобление настоящего ипрошлого, действия и результата, внутреннего единства и внешнего порядкапроисходящего. В фильме Вернера Херцога «На 10 тысяч лет старше» вождьплемени уру-эу в одном из эпизодов вспоминает, как убил семью белыхпоселенцев, и, чтобы восстановить этот случай в памяти, начинает ходить иразмахивать луком.
Мы видим представление прошлого, ставшее танцем ипесней; поскольку тело движется как живая сцена воспоминания, вождь,принадлежащий теперь образам и событиям прошлого, становится выражениемвторой фигуры повторения. В его танце происходит встреча и взаимноеуподобление настоящего и прошлого, что превращает само воспоминание вметафору совершенного убийства. Эрнст Кассирер отмечал значение метафорыдля мифологического мышления, и его примеры в особенности интересны тем,что совмещают в себе черты как метафоры, так и метонимии, потому что,667«На протяжении тысячелетий человек был охотником.
На опыте бесчисленных выслеживаний и погонь оннаучился восстанавливать очертания и движение невидимых жертв по отпечаткам в грязи, сломанным веткам,шарикам помета, клочкам шерсти, выпавшим перьям, остаточным запахам. Он научился чуять, регистрировать,интерпретировать и классифицировать мельчайшие следы, такие, как ниточка слюны.
Он научился выполнятьсложные мысленные операции с молниеносной быстротой, замерев в густых зарослях или очутившись наоткрытой поляне, где опасность грозит со всех сторон…Этот тип знания характеризуется способностью восходитьот незначительных данных опыта к сложной реальности, недоступной прямому эмпирическому наблюдению.Можно добавить, что эти опытные данные всегда подлежат такому упорядочению, которое ведет к порождениюнарративной цепочки; в своем простейшем виде эта цепочка может быть сведена к формуле "здесь кто-то был".Возможно, сама идея рассказа (как чего-то, отличного от заговора, заклинания или молитвы) впервые возникла всообществе охотников, из опыта дешифровки следов. В пользу такого предположения - разумеется, неподдающегося прямому доказательству - мог бы свидетельствовать и тот факт, что риторические фигуры, накоторые до сих пор опирается язык охотника-следопыта: часть, замещающая целое, следствие, замещающеепричину, - соотносятся с осью метонимии (организующей для прозаического языка) и полностью исключают осьметафоры.».
Гинзбург К. Мифы-эмблемы-приметы: Морфология и история. Сборник статей/ Пер. с ит. и посл. С. Л.Козлова. – М.: Новое издательство, 2004. С. 197.365используя принцип pars pro toto, они показывают, как архаичная мысль находитспособ занять место другого, оказаться в его шкуре, освоить его мир и егоповадки, но такой перенос не обходится без метафоры, устанавливающейвнутреннее тождество охотника с животным предком, его прошлого – срассказанным мифом 668.Пьер Бурдье указывал, что ритуалы могут служить своего рода мнемотехникой,построенной на взаимном отражении различных пространств и метафорическомпереносе из одного поля в другое социальных навыков поведения иориентирования669.
Воплощающий в себе разнообразие подобных навыковгабитус, по определению Бурдье, есть не что иное, как «метафора мира вещей,где последний сам есть не что иное, как бесконечный кругвзаимосоответствующих метафор»670. Как мы знаем, взаимное отражениеразличных миров определяет суть платоновского понимния памяти. Душа должнаувидеть свое отражение в облике и речах другого, возлюбленного или учителя,чтобы подняться в припоминании к богу, с которым ее связывает отношение ещеболее совершенного подобия.
Увязывая различия с подобиями, метафорапроводит сквозь инаковость становления, позволяя заглянуть в забытое, прошлое,запредельное, и сам дар Мнемозины, в конце концов, открывается посредствомметафоры, чтобы с помощью восковой дощечки и отпечатков перстней мыпроникли к спрятанным следам прежних жизней и давно минувших эпох.Крайней оппозицией платоновскому взгляду можно считать кантовские формысосуществования и последовательности, метонимия которых напоминает чистуюпривычку разума, однако, признавая в этих формах пространство и время, Кант668Кассирер Э.
Сила Метафоры// Теория метафоры: Сборник. Общ. ред. Н. Д. Арутюновой и М. А. Журинской. М.:Прогресс, 1990. С. 38.«Если бесписьменные общества имеют в виду особую склонность к структурным играм, столь увлекающимэтнологов, то главным образом потому, что те служат целями мнемотехники: отмечаемая гомология междуструктурами распределения семей в деревне и могил на кладбище, которую можно встретить в Кабилии (АитХишем, Тизи Хибель), помогает, очевидно, облегчить поиск могил, традиционно анонимных (по структурнымпринципам, добавляя передаваемые характерные ориентиры)».
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
