Диссертация (1145159), страница 80
Текст из файла (страница 80)
Бурдье П. Практический смысл. СПб.: Алетейя,2001. С. 144670Там же. С. 150.669366превращает их в метафору линии и числа, с помощью которой пытается вернутьреальность внешнего мира и себя самого как «мирового существа».Роман Якобсон предположил, что метафора и метонимия образуют две оси,вдоль которых развивается речевое событие, сообщение671; мы можем к этомудобавить, что и воспоминание, то есть сообщение памяти, не обходится без тех жефигур. Есть, впрочем, и важное различие двух сообщений, поскольку в языке мырасполагаем знаковым материалом, тогда как вспоминание впервые превращаетразличные моменты в знаки прошлого. И в этом случае значение метафоры иметонимии определяется не столько построением цепочки сообщения, сколькоформированием определенного видения, способного различать в фигурахнастоящего возможность игры, представления, разыгранного в присутствии, илипод взглядом, прошлого.
Ни метонимия, ни метафора не подчиняют настоящеепрошлому или прошлое настоящему; сближая различное, они не снимают его вформе последовательности или подобия, а удерживает как складку наповерхности, задающую путь воспоминания. Так, по дороге домой можнозадуматься, где в прошлый раз свернул с проезжей части, и вот уже узнаешьместа, по которым шел, вспоминая как рассматривал строящийся дом илипробегал взглядом по изгибам дороги. Вспоминается путь, но одновременно самоместо направляет припоминание: его очертания запечатлелись в мысли, потомучто стали ее формой, способом видеть и узнавать себя на этом пути из прошлого внастоящее.
В самом очевидном и, несомненно, важнейшем случае рождениеподобного видения происходит при узнавании; не случайно прошедшие событиямы лучше вспоминаем, когда возвращаемся на прежнее место, когда встречаемсявзглядами с человеком, казавшимся только что совершенно незнакомым.Различные типы повторений стоит назвать пре-ассоциативной сферой памяти,поскольку механика ассоциаций уже предполагает выделение, отбор«Речевое событие может развиваться по двум смысловым линиям: одна тема может переходить в другую либопо подобию (сходству), либо по смежности. Для первого случая наиболее подходящим способом обозначениябудет термин «ось метафоры», а для второго — «ось метонимии», поскольку они находят свое наиболееконцентрированное выражение в метафоре и метонимии соответственно».
Якобсон Р. Два аспекта языка и два типаафатических нарушений//Теория метафоры: Сборник. Общ. ред. Н. Д. Арутюновой и М. А. Журинской. М.:Прогресс, 1990. С. 126.671367определенных цепочек вспоминания, а значит – наличие субъекта памяти, вкотором прошлое и настоящее не только повторяют друг друга, но ипреображаются, чтобы стать своеобразным повторением будущего, того, чтовынесено вперед и ведет за собой желание помнить. Английский эмпиризм,начиная с Юма и Гартли, видит в механизмах ассоциации основной принципмышления и памяти, впрочем, о роли ассоциативных связей было известнозначительно раньше, использование их лежит в основе уже античной мнемоники.Ее правила состоят в том, чтобы разбить материал на части, ассоциировать с нимиобразы и распределить их в определенном порядке локаций.
В этом случаепоследовательность мест придает памяти четкий ритм метонимического перехода,тогда как образы служат метафорами для запоминаемого материала. Тем самымразличные ритмы повторения разделены и дополняют друг друга как разныемоменты мобилизации памяти и направления припоминания. Иначе говоря, сутьискусства в том и состоит, чтобы позволить расположиться и сориентироватьсявнутри памяти, вложить в неразделимый атом прошлого взгляд, которыйнабирает силу в движении от одной тропологической позиции к другой672.Очевидно, только здесь и возникает впервые субъект припоминания, который самне является ни прошлым, ни настоящим, поскольку разрыв двух времен долженбыть восполнен событием еще одного времени, будущего.
В самом деле, мызапоминаем настоящее как прошлое для будущего, а прошлое видится нам изнастоящего как из собственного будущего. Каким бы туманным прошлое ни былодля нас, оно видится прозрачным для себя, открытым будущему, решившимся нанего, готовым к своему неизвестному. Именно это удержанное в прошломсобытие будущего придает воспоминанию всю его значимость для настоящего,сопротивляющегося, непрозрачного для взгляда, но, как и прошлое,обремененного внутренним событием. С ним соотносит себя субъектЭтот взгляд в прошлое может начинаться с почти неопределимого образа, простого штриха, которыйразворачивается вдруг в целую сеть сближений и взаимных превращений смыслов и образов.
Как-то мне неудавалось вспомнить фамилию, пока не возникло странное ощущение, как бы предчувствие воспоминания,связанное с другими образами и ощущениями. Мне вспомнилась фамилия: Дерибин. В ней были: дробь, деление,расколотое ядро, и все эти играющие в ней моменты как будто являли самого человека, были мерой нашегознакомства.672368воспоминания. Согласно рассказанной Цицероном легенде, Симонид Кеосскийоткрывает это событие в пространстве трапезной, где веселье пира превращаетсяв хаос обломков и обезображенных тел, и ему необходимо пройти через этовнешнее и чуждое пространство смерти, чтобы вернуть живым похищенныесмертью имена погибших, собрать в одном воспоминании разрозненные части«было», «есть» и «будет».3.4.5. НапоминаниеВ исследовании Remembering: a phenomenological study Эдвард Кейси пишет,что философия и психология пытаются свести все многообразие способоввспоминания к «визуализированному воспроизведению прежде пережитогоэпизода»673, ограничивая действие вспоминания настоящим, а сознание –моделью чисто оптического представления.
Сам Кейси подчеркиваетмногообразие воспоминаний, связанное с их вовлеченностью во внешний ивнутренний контекст того, кто вспоминает, с тем, какие мотивы ведут к ихпоявлению, какие цели, осознанные или нет, ими преследуется. Развивая мысльГуссерля о памяти как модификации сознания, он предлагает мыслитьвспоминание в его «инаковости» разуму674, ибо оно «трансформирует один видопыта в другой: в качестве вспоминаемого одно переживание становится некиминым видом переживания»675.
Поэтому разнообразие типов памяти стоитпонимать как обращенность скорее к материи, чем к тождеству разума,открытость в смысле хайдеггеровского бытия-в-мире676. Мы размещаемся в миреи обживаем его благодаря привычке, при этом распределение в пространствевозмещается собиранием тела в страдании и наслаждении, что дополняетметонимию действия метафорой сексуального тела. Не зря платоновская игра673Casey, Edward S. Remembering: a phenomenological study (2nd edition), Bloomington, IN: Indiana University Press,2000. P. xi.674Ibid.675Ibid. P. xxii.676Casey, Edward S. Remembering: a phenomenological study (2nd edition), Bloomington, IN: Indiana University Press,2000. P. 311369уподоблений продумывается как эротическая одержимость; о том же говоритДелез в связи с фигурой второго повторения677.
Сексуальное тело у Кейсивспоминает, поскольку знает тайну соответствия различных частей тела,возможность переноса желания с одной части на другую, собирания их в новоеединство в предвкушении наслаждения 678. Как мы знаем, есть и третий типповторения, и Кейси также выделяет еще один вид телесной памяти, наряду спривычкой и эротикой воспоминания, а именно память травмы, в которойпрошлое является причиной фрагментации тела, выделения его частей и органов,отмеченных печатью болезненных переживаний 679.В чем сущность этого вида памяти? В двух первых случаях прошедшее моглоосознаваться или нет, но в любом случае оно присутствовало в повторении,играло с настоящим, представлялось в нем. Иное дело травма, она оставляетследы, перекраивает настоящее, но повторяется лишь в знаках своего отсутствия,стирания и забывания.
Она и есть то в прошлом, что предполагает забвение, апотому вопрос стоит об этом сопротивлении прошлого, о вспоминании забытого внем. Здесь возникает трудность в понимании. Если поминовение прошлогоспасает нас от тяжести утраты, тогда оно и есть забвение, а значит нетнеобходимости вспоминать то, что и так забыто, какие бы знаки забытое неоставляло по себе. Однако поминовение не забывает, оно лишь защищает правоживого настоящего, еще точнее, право присутствия того субъекта, которыйблагодаря памяти как раз и наделяется подобным правом. И в этом случаезабвение – такая же опасность, как и сама утрата, а речь идет не столько оповторении прошлого, сколько о воспроизведении самой памяти, о повторениисубъекта памяти не только в настоящем, но и будущем.Не стоит удивляться поэтому, что память травмы чрезвычайно близканапоминанию, в котором еще Платон видел всю пользу и опасность письма как«всякое воспоминание эротично, будь то о городе или о женщине.