Диссертация (1145159), страница 83
Текст из файла (страница 83)
401.378Об этом рождении памяти в речи или, если угодно, рождении речи в качествепамяти, известно благодаря гегелевской «Философии Духа», как и о том, что Духне терпит забвения и его свидетельство о прошлом превращает прошедшее всобственность завершенного и исполненного настоящего. Этой воле к обладаниюпрошлым в чистой артикуляции мысли Хайдеггер противопоставляет иноепонимание мышления и знака, свидетельствующих отныне о тайне, о забытом, обуклоняющемся существе истины, захватывающем нас в поминовении и зовущем впростоту единственной в своем роде меры, соизмеримой со всем и всемунесоразмерной, в близость бытия как саму «близь Ближайшего».
В работе «Чтозовется мышлением?» Хайдеггер, комментируя набросок к одному из гимновГельдерлина («Мы знак, без значенья./Боли в нас нет. И почти забыли/ Свой языкна чужбине»), говорит об отступлении бытия, ведущем за собой ипритягивающем к себе человека, который в своем влечении к бытию являетсячистым указанием, знаком без значения:То, что само в себе по своему существу есть указующее, мы называем знаком.
В тяге ксамооттягивающемуся человек есть знак. Так как этот знак, однако, показывает на само оттягивающееся, он указывает не столько на то, что там оттягивается, сколько в значительнобольшей мере – в самооттягивание (Sichentziehen). Знак остается без значения 692.Гельдерлин набрасывает различные заглавия для своего гимна, но Хайдеггерособо выделяет одно из них – «Мнемозина», собственно «Память», имя материмуз, в котором миф распознает связь Неба и Земли, божественных даров ичеловеческих искусств.
«Память, пишет Хайдеггер, мыслит о помысленном…Память есть собирание мыслей о том, что повсюду уже заранее могло бытьпомыслено»693. В своей обращенности к этому «уже помысленному» именнопамять прежде всего откликается на зов мышления, именно она и есть самомышление в его открытости к зову уклоняющегося, изначально забытого бытия.Музыка, танец, поэзия – все они следуют этому предваряющему мышлениюпамяти, которое собирает и «хранит нас в нашей сущности, хранит нас лишь до692Хайдеггер Мартин.
Что зовется мышлением?/ Пер. Сагетдинова. М.: Издательский дом «Территориябудущего», 2006. С. 41.693Там же. С. 42.379тех пор, пока мы сами со-храняем это хранящее. Мы сохраняем его, пока невыпускаем из памяти» 694. Речь не о запоминании, не о психологическойспособности накапливать разнообразные данные, относящиеся к прошлому инастоящему, но исключительно о собранности мышления, в котором только имогла бы приоткрыться предваряющая всякое сущее простота его бытия.Вопрос о памяти и забвении возникает в связи с вопросом о судьбе европейскойметафизики и в общих чертах проговаривается уже в докладе 1930 года «Осуществе истины». Понимание истины как соответствия и соразмерностисказанного и сущего ведет к умножению мер и измерений, в центре которых вкачестве предельной меры установлена фигура субъекта, но эта мера остается непроясненной в своей сути, в ней совершенно забыто то, что определило ее вкачестве меры открытости, соотнесенности с сущим в целом.
Коль это целоепредано забвению, человек занят лишь тем, что бесконечно заселяет мир новымипотребностями, намерениями, замыслами и планами, создавая «все новые и новыемеры, не задумываясь об основании самой меры и о сущности ееустановления» 695. В этом смысле мера, положенная западной метафизикой своемумышлению о мире, предстает совершенным забвением существа истины, но онаже является и единственным в своем роде путем припоминания этого существаистины как изначально забытого, несоизмеримого в своей простоте ничему изсуществующего.
И то, что Хайдеггер отмеряет путь забвения от платоновскогоучения об истине 696 довольно символично, если учесть, что Платон впервыеставит перед философским исследованием проблему памяти и припоминания, притом, что цель исследования он видит в полном припоминании забытого, чтозначит – в своеобразном стирании памяти, в настоящей самозабвенностиприпоминания.В «Письме о гуманизме» Хайдеггер говорит о забытой простоте бытия как отайне, которая присутствует в непосредственной близости и поэтому неТам же.
С. 35.Хайдеггер Мартин. Разговор на проселочной дороге. Избранные статьи позднего периода творчества. М.:Высшая школа, 1991. С. 96.696Хайдеггер Мартин. Время и бытие. Статьи и выступления. М.: «Республика». 1993. С. 357 и дальше.694695380улавливается представлением, как равно и припоминанием, но «существует каксам язык», как «о-существляемый бытием и пронизанный его складом дом бытия»697. Это «жилище человеческого существа» и есть собственно то, что позжеХайдеггер назовет вслед за Гельдерлином «знаком без значения», мыслящейпамятью. Почти буквально повторяя «Письмо», Хайдеггер в «Что зоветсямышлением?» напишет, что «человек обитает только в хранилище, которое даноему для мысли» 698, принадлежит открытости этого хранилища, его память«покоится в хранилище призывающего мыслить» 699.
Память и язык совпадают нев обычном их истолковании в качестве способности запоминания или средствасообщения, но в смысле «постоянной внутренней собранности» мыслящего, о чемсказано следующее: «Память означает изначально то же самое, что и молитва, поминовение: неотпускаемое, собранное пребывание при… а именно не только припрошлом, но и равным образом при настоящем и при том, что может прийти»700.В этом единении языка и памяти следует удержать определенное различие, темболее значимое, что только в нем мы подступаем к пределу памяти, к зовущей инеизменно уклоняющейся от мышления простоте забытого. Вслушиваясь в словаПарменида о том, что мыслить и говорить должно только о сущем (χρὴ τὸ λέγειντε νοεῖν τ̓ ἐὸν ἔμμεναι), Хайдеггер уделяет особое внимание глаголам νοεῖν и λέγειν,показывая, что первый из них означает «принятие-во-внимание чего-либо» иявляется действием для νóος, νοῦς, что «изначально означает почти именно то, чтомы ранее прояснили как основозначение Gedanc, вос-поминание, память» 701, чтоже касается второго, то оно толкуется как «давание-предлежать», с указанием, что«позволение-предлежать должно нам вообще принести нечто, что затем какпредлежащее может быть принято во внимание»702.
Таким образом, воспоминаниеусматривает то, что уже собрано в языке, в хранилище памяти, и потому единствособранного, правящее памятью и речью, по существу никогда не припоминается,Там же. С. 203.Хайдеггер Мартин. Что зовется мышлением? С. 152.699Там же. С. 151.700Там же. С. 145.701Там же. С.
185.702Там же.697698381оставаясь тем пред-шествующим воспоминанию единством, что устанавливаетсаму возможность памяти как мышления. Связующий строй νοείν и λέγεινопределяет мышление в простоте его внутреннего различения, поскольку νοείνразвертывается из λέγειν и удерживается в нем, пребывая в собранности речи,повествующей о забытом, в поминовении как молитве и благодарности,обращенной к тому, что предоставляет место сущему, оттягиваясь и уклоняясь отявления в потаенность своего существа.3.5.2.
След за-памятногоРазличие νοείν и λέγειν позволяет Хайдеггеру удержать двусложность бытия исущего, забытую метафизикой, озабоченной поиском мер и соразмерностей,утверждением власти и подчинения одного сущего другому. Бытие правит сущим,не подавляя и не принуждая, не выставляя пределов и мер, но призывая в путь,который ведет тем дальше, чем более близким оказывается забытое намисущество истины. Несомненно, что и в этой игре явления и сокрытия, дара иуклонения, человеку должна быть пред-оставлена некая мера внимания иприкосновения к тайне, «знак без значения», в котором конечность Daseinпредстала бы складкой самого бытия, иначе говоря, свидетельством забытого какмерой несоразмерного. Парадоксальным образом эта складка определяет какнаиближайшую близость к сокрытому, так и предел несоизмеримости,одиночество и бесприютность отчаяния, что в «Бытии и времени» былообозначено как брошенность Dasein.
Мы возвращаемся здесь к вопросу, которыйуже стоял перед нами в предыдущей части, посвященной воспоминанию:возможно ли в бытии свидетельство о себе единичного существования, если ононе полагается на признание другого, воспоминание о другом, присутствие вдругом? Двусложность бытия и сущего не позволяет дать ответ на этот вопрос,поскольку не позволяет распознать границы с другим, которая была бы местомвстречи и узнавания себя в лике другого, единственной в своем роде меройединичного.382Подобно неподлежащей схватыванию и представлению простоте бытия,единичное неопределимо, оно проявляет себя лишь как предел неустранимогосопротивления, как обнаженная действительность самого себя.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
